Два памфлета - Эдмунд Бёрк
Министерства прекрасно понимают, что война – это такая ситуация, которая отлично проясняет ценность народного духа. И они также прекрасно осознают, что их собственная влиятельность исчезнет, как только влиятельным станет народ. Поэтому при каждой возможности они выказывают невероятный ужас перед событиями, которые могут привести к вышеописанному результату. Я не говорю, что они проявляют тот благочестивый страх, который является оборотной стороной желания защитить страну от сомнительного опыта войны. Такой страх, будучи порождением добродетели, возбуждаемый и управляемый разумом, часто оборачивается своевременным проявлением смелости, отгоняющим всякую опасность простым актом презрения по отношению к ней. Но теперешний их страх с первого взгляда выдает подлинную свою причину и настоящий свой субъект. Иностранные державы, зная эту их черту, не побоялись нарушить самые важные договоры. И, бросив им вызов, посреди всеобщего мира начали захватывать территории прямо в сердце Европы. Таковым был захват Корсики отъявленными врагами человеческой свободы, бросивший вызов тем, кто ранее был ее главными защитниками. К этим державам у нас были справедливые претензии – права, которые должны были быть священны как для них, так и для нас, ибо они исходили из нашего милосердия и щедрости по отношению ко Франции и Испании в день их величайшего унижения. Таковым я именую выкуп Манилы и возвращение Франции пленников Восточной Индии. Но эти державы совершенно справедливо понадеялись на наш «двойной кабинет». Данные требования (по крайней мере, одно из них) быстро устаревают. Наши логичные возражения начинают покрываться пылью забытья. По той же причине исчезает часть самых ценных наших рынков. И я не имею в виду те рынки, что растут сами по себе, я говорю о тех рынках, которые мы получили по недавним договорам. Отдельно хочется упомянуть португальский рынок, потеря которого совпала с приходом к власти наших заговорщиков.
Но даже если вдруг окажется, что министры-марионетки обладают силой духа или способны ее проявлять, то особого толку от этого все равно не будет. Иностранные дворы и министры, которые первыми обнаружили и использовали механизм «двойного кабинета», не обращали внимания на протесты марионеток. Они понимали, что эти бледные министерские тени ничего серьезного сделать не могут. Зависть и взаимная вражда цветут в марионеточной администрации и даже считаются causa sine qua non ее существования: потому-то иностранные дворы так уверены в том, что эта страна уже ничего не сможет достичь с помощью общественного консенсуса. Если один из министров-марионеток смело берется за дело, он лишь яснее подчеркивает никчемность остальных и тем самым расходится с ними. А потому его собственные коллеги хотят скинуть его и уничтожить все его достижения. Таковым было удивительное дело, в котором лорд Рочфорд – наш посол в Париже, получив прямые указания от лорда Шелберна, протестовал против решения корсиканского вопроса. Французский министр, что вполне естественно, пренебрег этим протестом, ибо французский эмиссар при нашем дворе уверил его, что приказы лорда Шелберна не поддерживаются (хотелось бы мне сказать «британской») администрацией. Лорд Рочфорд, будучи волевым человеком, не мог стерпеть подобного обращения. Однако продолжение этой истории крайне любопытно. Он в ярости возвращается из Парижа. Лорд Шерберн, отдавший приказ, вынужден уйти в отставку. Лорд Рочфорд, этот приказ выполнивший, занимает его место. Правда, его принимают на работу в другом департаменте того же министерства, дабы ему не пришлось официально соглашаться в ситуации, подобной той, при которой он официально протестовал ранее. В Париже герцог Шуазель счел подобные перестановки признаком хорошего к себе отношения, а на родине утверждалось, что они стали результатом учтивости по отношению чувствам лорда Рочфорда. Но будь то хорошее отношение к одному из них или к обоим разом, для этой страны все равно. В данном случае наш двор предстал во всей своей красе. Наша официальная корреспонденция потеряла даже видимость своей независимости: британская политика стала объектом насмешек в тех странах, где еще недавно содрогались от мощи нашего оружия, видя при этом объективность, непоколебимость и безупречность, которые мы источали во время любых переговоров. И все это было воспринято именно так, как я и описываю.
Вот такой оказалась наша внешняя политика под влиянием «двойного кабинета». И, учитывая положение двора, она вряд ли могла быть иной. Да и невозможно, чтобы данная схема управления улучшала наше руководство колониями – главнейшими и важнейшими, требующими наибольшего внимания объектами внутренней политики этой империи. Колонии в курсе, что администрация отделена от двора, разделена на части и презираема народом. «Двойной кабинет» в обоих своих частях проявлял по отношению к ним лишь враждебность, при этом не имея ни малейшей возможности навредить им.
Они на своем собственном опыте убедились, что ни один план, сколь бы мягок или суров он ни был, нельзя воплотить согласованно и единообразно. Потому-то они перестают обращать внимание на Великобританию, со стороны которой нет ни стремления к дружбе, ни попытки избежать вражды. Они начинают заботиться лишь о себе и своих делах. С каждым днем они все сильнее удаляются от этой страны. И пока они освобождаются от влияния нашего правительства, у нас даже нет гарантий, что, обретя независимость, они будут дружелюбно к нам расположены. Ничто не сможет уровнять тщетность, слабость, опрометчивость, нерешительность и вечные противоречия нашей политики в данной части света. На эту грустную тему можно писать тома, но лучше полностью оставить ее на рассмотрение читателю, чем не уделить ей должного внимания.
А как эта система государственного управления влияет на нашу экономику, даже говорить не надо. Ибо они-то и сами постоянно на нее жалуется.
Клика двора делит страну на части. Я уже затронул эту тему ранее, поэтому сейчас замечу лишь, что когда при дворе начинают говорить о том, что фракционность и так является повсеместной, то подрывают уверенность народа в собственном правительстве. Так пусть знают, что как бы они там ни развлекались различными проектами по замене главного и единственного основания нашего правительства – уверенности народа, каждая попытка воплотить эти проекты только ухудшит их положение. Когда люди считают, что еда напичкана ядом – когда они не доверяют и не любят тех, кто эту еду подает, именование блюда «Старой доброй Англией» никак не убедит их сесть за накрытый стол. Когда люди убеждены, что законы, суды и даже народные собрания более не работают, они найдут в них лишь новые поводы для недовольства. Эти институты, будучи полны здоровья и красоты, находятся у них в руках и являются источниками народной радости и спокойствия. Но если они мертвы и коррумпированы, то только добавляют мотивов для недовольства. Страшное уныние и жуткий беспорядок сопровождаются судорогами: страна лишается стремления к миру и процветанию, как это было при конце стабильности времен
