Два памфлета - Эдмунд Бёрк
А потому, если эта система управления так плохо отвечает своим собственным притязаниям на защиту короля от необходимости назначать тех, кто ему не нравится, то, быть может, она освободила от потрясений личную жизнь Его Величества? Определенно нет. Отец народа не может наслаждаться покоем, пока его детям плохо. Так что же получила корона или король от этой отлично проработанной схемы? Разве стал он богаче, величественнее, могущественнее или свободнее после стольких предпринятых усилий и воплощенных задумок? Разве они не истощили его финансы, не затемнили блеск его двора, не унизили его достоинство, не озлобили его чувства, не расстроили порядок и счастье в его личной жизни?
Мне кажется, будет очень трудно понять, что именно дала королю эта фракция, члены которой нагло именовали себя «его друзьями».
Если какие-то люди, выработавшие взаимную привязанность благодаря чести находиться в обществе суверена и принимать участие в его досуге, иногда удовлетворяли бы его личные наклонности, дабы поддержать его настроение, это было бы естественно и довольно терпимо. Но проблема состоит в том, что эти самые «друзья короля» имеют право так называться не больше, чем какой-нибудь свободный землевладелец из Камберленда или Корнуолла. Они целовали руку короля лишь для того, чтобы, воспользовавшись его добротой, заполучить должности, жалования и подарки. Да не придет тот день, когда доказывать свою привязанность к нему им придется делом. Тот день, который через страх, трепет и страдания покажет подлинную разницу между настоящими преданными друзьями монархии и скользкими сикофантами двора! «Quantum Infido scurræ distabit amicus».
Пока что я рассматривал итоги существования системы управления, созданной двором, только с точки зрения ее влияния на нашу исполнительную власть, настроения нашего народа и счастье нашего суверена. Остается немного коснуться ее действия на парламент.
Парламент и правда попал под серьезное действие всех этих мер – он был их целью и инструментом их политики. Но до того, как подчинить парламент системе правления, которая должна была лишить его статуса государственного совета и превратить в придаток двора, сначала должен был серьезно измениться его подлинный характер.
Говоря об этом институте, я в основном подразумеваю Палату общин. Думаю, меня простят, если я скажу пару слов о природе и характере этого собрания, но не с точки зрения его институциональной формы и полномочий, а с точки зрения его духа и тех целей, которые поставлены перед ним государством.
Палата общин изначально не должна была быть частью действующего правительства страны. Она задумывалась как способ прямого контроля, исходящего из народа и быстро в народ возвращающегося. В этом смысле она была тем же в высшей власти, чем присяжные в низшей. Учитывая, что возможности должностного лица являются временными, а возможности гражданина – постоянными, последние должны были превалировать во всех дискуссиях – не только между народом и постоянной властью короны, но и между народом и временной властью самой Палаты общин. Тогда надеялись, что естественно находясь между подданными и правительством, ее члены будут куда внимательнее заботиться о делах народа, чем другие, более далекие и стабильные части законодательной власти.
Какие бы изменения ни произошли со временем и неизбежным приспособлением дела, этот изначальный ее характер не сохранить, если только Палата общин не будет хоть как-то представлять народную массу. Куда более естественным и терпимым злом (помимо остальных общественных проблем) было бы, если бы Палата общин была наводнена всеми народными истериями, ибо это демонстрировало бы некоторую близость, некоторую симпатию ее членов к народу, чем если бы они всегда оставались чужды мнениям и чувствам простого люда. Без этой симпатии они перестали бы составлять Палату общин. Ибо не происхождение власти этой Палаты из народа превращает ее в его представителя. Король – тоже представитель народа, как и лорды, и судьи. Они все – доверенные лица народа и представители общины, ибо власть дается не только ради того, кто ее получает, и хотя государство определенно исходит от Божественной власти, его форма и люди, им управляющие, исходят из народа.
А потому тот факт, что он из народа, не может быть отличительной чертой народного избранника. Ведь то же самое можно сказать обо всех частях государства, каким бы оно ни было. Добродетель, дух и сущность Палаты общин состоит в том, что она представляет собой образ ипостаси народных чаяний. Ее создавали не для контроля над народом, как теперь учит самая губительная доктрина. Ее задумывали как способ народного контроля. Для контроля над эксцессами в народной среде создали другие учреждения, и они – насколько я понимаю – отлично работают. А если нет, то надо сделать так, чтобы работали. Палата общин плохо служит целям поддержания общественного покоя и послушания, ибо она не для этого создавалась: нет у нее другого оружия, кроме булавы, и нет у нее других людей в форме, которыми она могла бы самостоятельно командовать, кроме парламентского пристава. Бдительное и строгое око за исполнительной и судебной властями, рьяная обеспокоенность тратой общественных денег, открытость для поступающих жалоб – вот кажется каковы подлинные черты Палаты общин. Но повелевающая Палата при ходатайствующем народе; Палата общин, полная уверенности, когда люди в отчаянии; Палата, находящаяся в невероятной гармонии с министрами, которые вызывают у народа омерзение; Палата, которая голосует против, когда общественное мнение призывает к отставкам; которая готова прощать, когда общественное мнение призывает к ответственности; которая во всех спорах между народом и администрацией по умолчанию выступает против первого; которая наказывает за беспорядки, но даже не пытается понять, что именно их провоцирует, – это противоестественное, чудовищное положение дел. Подобное собрание может быть великим, мудрым, внушающим благоговение сенатом, но оно ни одним местом не Палата общин. Данная перемена – от репрезентации и делегирования к действиям словно бы посредством независимой власти – любых избираемых народом лиц привела бы к извращению первоначальных целей их избрания. Вот в чем состоит величайшая и порой неистребимая коррупция. Ведь наличествует существенное различие между коррупцией, которая мешает разумному решению отдельных вопросов (такую нельзя предотвратить, но она куда менее опасна), и коррумпированием самого принципа работы. Ибо тогда зло становится не случайным, а закономерным. А ошибка приобретает характер привычки.
Что до меня, то я буду вынужден заключить, что принципы работы парламента сегодня полностью развращены, и потому он не в состоянии достичь своих целей, если я вижу, что, во-первых, он оказывает безоговорочную поддержку министрам, ибо такая политика полностью уничтожает саму цель парламента – контролировать и препятствовать развалу в управлении страной; а, во-вторых, что он хоть как-то нарушает право свободных выборов, ибо это лишает Палату общин ее легитимности.
Я знаю, что со времен революции вместе с многими опасными рычагами управления были ослаблены и многие полезные. А потому постоянное обращение к законодательной власти просто необходимо. Следовательно, парламент должен проводить заседания каждый год и в течение большей части года. Трудности, вызываемые постоянными переизбраниями, обусловили необходимость перехода с трехлетнего на семилетний срок членства. Эти обстоятельства, я имею в виду – привычка решать государственные вопросы и большой срок пребывания у власти, – практически превратили Палату общин в постоянно действующий сенат. Столь серьезная проблема возникла как способ решения еще более серьезных проблем, она возникла
