Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Мумия, возможно, случайна. Но идол Ленина закономерен.

Зимой и летом, в стужу и зной идут люди к больше­вистской мумии. Но сегодня ведет их уже больше не по­требность поклониться, а чаще простое человеческое любо­пытство. Человек, нанесший самый страшный удар по рели­гии, церкви и разрушивший многие святыни православных мощей, сам превратился в идеологическую мумию. Вероят­но, на пороге XXI века Мавзолей Ленина превратился в пантеон ленинизма. Символ печальной вечности. Греховно­го величия. Напоминание о сокрушительном крахе гигант­ского эксперимента.

Бальзамировать идейное наследие — это одно и то же, если бы пытаться остановить время.

Наследие и наследники

Претензии марксистов на свою исключительность были потрясающими. Еще Карл Маркс, действительно выдающий­ся мыслитель, тем не менее сделал весьма легковесное заяв­ление: „…буржуазной общественной формацией завершает­ся предыстория человеческого общества". Это утвержде­ние стало восприниматься таким образом, что подлинная, истинная, „настоящая" история началась лишь с того момен­та, как Ленин вскарабкался в апреле 1917 года на броневик у Финляндского вокзала.

Большевики, главным образом усилиями Ленина, смогли внушить великому народу, что дорога к счастью, равенству, процветанию лежит через беззаконие, произвол, насилие. Эта тема стала лейтмотивом ленинских выступлений на протяжении многих лет. Еще в 1906 году, полемизируя с кадетами, Ленин сформулировал доктринальную установку, от которой не отступал никогда: „Научное понятие дикта­туры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть…" Позже, разъясняя сущность диктатуры, он пи­шет, что это „власть опирающейся не на закон, не на выборы, а непосредственно на вооруженную силу той или иной части населения".

Могут возразить, что Ленин иногда расширял понятие диктатуры до „нового высокого типа общественной организации труда по сравнению с капитализмом". Но это нико­го не должно вводить в заблуждение. Эта „общественная организация труда" — подневольная, обязательная, регла­ментированная, подконтрольная, несвободная. Ведь „уклоне­ние от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким бы­стрым и серьезным наказанием (ибо вооруженные рабо­чие — люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить с собой они едва ли позво­лят)…

Вот на такой методологической основе большевики ста­ли созидать новое общество. Ценой неимоверных страда­ний, чудовищных лишений и жертв было создано мощное милитаризованное полицейское государство, достигшее сво­его апогея к концу жизни Сталина.. Максимум силы и минимум свободы — могло бы быть ленинским девизом пролетарского государства.

Защитники большевизма любят повторять слова Чер­чилля (который вкладывал в них вполне определенный смысл) о том, что Сталин, приняв из рук Ленина государ­ство с сохой, превратил его в мощную страну с атомной бомбой. Но никто не хочет задуматься над тем, каким бы стало государство, если бы в 1917 году большевики не со­вершили переворот, если бы „февраль" устоял. Я думаю, это была бы великая демократическая держава, занимаю­щая передовые позиции по всем направлениям. А главное, Россия не распалась бы, как СССР. Ведь это Ленин и боль­шевики ликвидировали губернское деление (прототип шта­тов), заменив его национальными образованиями. А что ка­сается атомной бомбы, то она совсем не может являться показателем цивилизованности и прогресса государства. Ирак был на пороге получения ядерного монстра, а Федера­тивная Республика Германия не имеет и не стремится к обладанию атомной бомбой. Но разве сопоставим демокра­тизм этих государств?

На ленинских принципах было создано классическое тоталитарное государство. И хотя со временем, после XX съезда КПСС, советское общество постепенно несколько либерализовалось, оно никогда не было подлинно демокра­тическим.

В государстве, провозглашенном общенародным, обще­ственные организации (профсоюзы, комсомол, кооперация), Советы народных депутатов, трудовые коллективы состав­ляли советскую политическую систему, были элементами все той же ленинской диктатуры (но теперь уже не проле­тариата, а одной-единственной партии). Последняя Консти­туция СССР много говорит о полновластии народа. Но до­статочно было задать один-единственный вопрос, на кото­рый коммунистические пропагандисты никогда не могли дать удовлетворительного ответа: почему выборы в органы власти всегда проходили на безальтернативной основе? — как становится ясной вся иллюзорность казенной демокра­тии ленинского государства.

Центральным содержанием и идеей этого государства была „руководящая и направляющая роль КПСС". По сути, ленинское изобретение государства, вопреки тому, что он писал в 33-м томе своих сочинений, свелось к созданию партократического общества. И диктатура КПСС была за­креплена в Конституции. Партия, единственная партия, про­возглашалась „ядром политической системы", что означало: мозг, судья, прокурор, надсмотрщик всего и вся.

Главное ленинское наследие, таким образом, заключа­лось в создании мощной партократической системы, опирав­шейся на бюрократический, военный и полицейский аппара­ты. И мало этого, официальным тезисом партийного руко­водства было: роль партии будет и впредь повышаться. „По мере того как советские люди будут решать все более слож­ные и ответственные задачи строительства коммунизма, — говорил Л.И.Брежнев, — роль Коммунистической партии будет все более возрастать…" Генсек счел нужным далее добавить насквозь лживую фразу: „И это ведет не к ограни­чению, а ко все более глубокому развитию социалистиче­ской демократии…"

Партократизм ленинского общества постепенно выро­дился во всесилие узкого клана партийных бонз в центре и на местах. Это всесилие было абсолютным. Царское само­державие не могло и мечтать о столь неограниченной пол­ноте власти. Государственные органы, начиная с правитель­ства, служили лишь для исполнения воли таинственного и загадочного „Политбюро". Со временем слово „политбюро" приобрело мистический смысл и означало всевластие, всеси­лие, вседозволенность, всезнание.

В этот узкий клан впускали редко и только после все­сторонней проверки. Но для того, чтобы можно было бы­стро освободиться от любого члена, у Генерального секре­таря и главы службы безопасности было тайное досье с компрометирующими материалами на каждого члена По­литбюро. Эти досье были запечатаны в конвертах „Особых папок", которые могло вскрыть только первое лицо партий­ной олигархии — Генеральный секретарь. Даже на такого ортодокса в составе Политбюро, которого побаивались все, М.А.Суслова, имелось в тайном досье несколько неприят­ных для него документов. Например, в одном из них на конкретных фактах доказывалось, как секретарь Ставро­польского крайкома партии М.А.Суслов, бросив во время войны на произвол судьбы раненых бойцов, бежал из горо­да, мобилизовав для своих нужд несколько автомобилей. Другой документ — о злоупотреблениях Суслова в Москве на ниве закрытой торговли, где он и его семья приобретали большие количества дефицитных товаров по символическим ценам.

Подобные компроматы — на всех членов Политбюро: один имел сомнительное „поповское" происхождение, дру­гой — замечен в неосторожных высказываниях среди своей челяди, третий — презрев „коммунистическую мораль", ба­ловался с женщинами из своего технического окружения. По сути, каждый член Политбюро был „заминирован" и мог быть в любой момент удален, если он чем-либо не угодил „первому". Так, Шелепина удалили из ареопага после того, как тот стал проявлять, по словам первого лица, "ложный демократизм": поехал отдыхать не на спецдачу, а в обычный санаторий и — о ужас! — стал ходить питаться в общую столовую! Причины были глубже, но эти факты пригоди­лись для вынесения партийного приговора.

Чем только не занималось „ленинское Политбюро"! Здесь оно полностью унаследовало ленинские традиции. Проиллюстрирую эту мысль несколькими примерами.

Первый ленинский наследник любил обсуждать на По­литбюро вопросы острые и конфиденциальные. В начале сентября 1950 года был рассмотрен вопрос о создании двух бюро по линии МГБ. Бюро № 1 по диверсионной работе за границей и бюро № 2 по выполнению специальных зада­ний внутри Советского Союза. Назначены по представле­нию В. Абакумова конкретные лица.

В Положении о бюро № 1, состоящем из одиннадцати пунктов, есть, например, такой: агентура должна быть гото­ва к проведению в нужный момент диверсионных мероприя­тий. "В необходимых случаях — наблюдение и подвод аген­туры к лицам, ведущим за границей вражескую работу про­тив СССР, пресечение которой может быть произведено особыми способами по специальному разрешению".