Сергей Кара-Мурза - Оппозиция: выбор есть
2000
Поражение советского проекта и возможность нового социализма
Опыт начала и конца ХХ века надежно показал, что при господстве капиталистического уклада (хоть дикого, хоть современного) Россия не может выжить как независимое многонациональное государство. При этом ее распад и деградация сильнее всего ударяет именно по русскому народу, так что он неминуемо становится ядром антикапиталистической революции (горячей или ползучей). Значит, после «хаоса по Чубайсу» в России возобладают некапиталистические уклады, пусть даже с мимикрией под капитализм. Отвлечемся пока от внешнего фактора, от жесткого контроля, цель которого – не допустить возрождения России как сильной страны. Рассмотрение даже столь абстрактной модели будущего социализма, на мой взгляд, полезно. Да и не всесилен внешний контроль.
«Социализм» – очень широкое и слабо разработанное понятие. Маркс писал о коммунизме, а социализм в особую формацию не выделял. В России после революции была очевидна необходимость, до коммунизма, длительного «переходного периода». Этот строй назвали социализмом и создавали в условиях России и заданных извне жестких ограничениях. Возникло определенное жизнеустройство со своим особым политическим строем и типом хозяйства.
Поскольку ВКП(б) завоевала большой авторитет, а СССР стал сверхдержавой, наша верхушка могла объявить свою систему единственно правильным социализмом (победившим, реальным, зрелым и т.п.). В обществоведении сложился очень узкий взгляд на социализм и вообще на некапиталистические формы жизнеустройства. Мы мало знали огромный опыт разных народов, создававших структуры социализма на своей почве. Более того, своим авторитетом и помощью СССР нередко ограничивал этот рост, загонял его в рамки своей модели. Мы сами потеряли при этом источник знания и силы. Более того, приняв за сущность социализма одно его воплощение, мы не поняли его сущности и, что самое тяжелое, не поняли саму советскую его ипостась. Во многом поэтому мы ее и утратили.
Сегодня мы обязаны осмыслить две структуры: социализм в целом и советский строй как его разновидность. Для этого есть срочные причины, а не только теоретический интерес. Причем интерес весьма широкий. Так, поражение советского строя не привело к демонтажу всех его несущих конструкций (в России цена одного киловатт-часа электроэнергии, первейшего блага, держится на уровне около 1 цента – при том, что на мировом рынке он стоит 13-15 центов). Прочность их оказалась намного выше предсказанной. На их ликвидацию не осмеливается и власть. Можно предположить, что некоторые устои советского строя переживут период хаоса и останутся в основе нового порядка. Их надо знать и понимать. Что-то из них надо охранять и обновлять, а некоторые продукты советского строя были смертельными ядами – например, преступность советского типа.
Для начала будем считать социализмом некапиталистическое жизнеустройство в индустриально развитом обществе, распространенное столь широко, что общество может воспроизводиться на его основе. То есть, речь не идет о маргинальных укладах как анклавов в капитализме (религиозные и пр. коммуны, криминальное хозяйство и т.д.). Как возник советский проект?
Тезис Маркса, что никакая формация не уступает места другой, если не исчерпала своих возможностей для развития производительных сил, приложим лишь к процессу смены формаций Запада. Переход к социализму в крестьянской России (Китае, Вьетнаме и т.д.) был не «прыжком через капитализм», а его оттеснением. Эти страны пытались миновать капитализм. Они его и миновали, теперь уже нельзя строить капитализм, имея на Земле агрессивную цивилизацию (Запад). Запад заинтересован в том, чтобы превратить все лежащее за его пределами мировое пространство в зону «дополняющей экономики». Это не капитализм, а особая формация, периферия «золотого миллиарда», не имеющая уже возможности развития своего капитализма.
Начиная середины ХХ века единственный путь не превратиться в «дополняющее пространство» заключается в нахождении и защите приемлемого для собственной культуры проекта социализма. При этом использование многих институтов и технологий, созданных капитализмом, не меняет дела. Речь идет о двух разных «генотипах», так что переход «социализм-капитализм» есть глубокая мутация. Пока что не было и обратной мутации (не считая фашизма), перехода «капитализм—социализм», хотя социал-демократические режимы Запада с успехом восприняли многие институты и технологии социализма. Иные марксисты даже назовут такой строй «более правильным социализмом», нежели советский. Возникла категория обществ, подобных гермафродитам – по их «вторичным» признакам нельзя определить, являются ли они в сущности капитализмом или социализмом (например, Тайвань). Тут нужно что-то вроде «хромосомного анализа».
Чтобы не впадать в спор о понятиях, ограничим предмет. Поскольку «перескочить» в капитализм России не удастся, несмотря на попытку калечащей искусственной мутации, мы будем говорить именно о нас – о социализме в стране, избежавшей «кавдинских ущелий» капитализма, когда развитие «своего» капитализма было еще возможным.
Тем не менее, и в тезисе Маркса, и в критике советского строя и марксистами (например, Троцким) и «демократами» есть рациональное зерно. Общество, не «хлебнувшее» достаточную порцию капитализма, оказывается хрупким. Массовое сознание в нем слишком «алогично», а государство не имеет поддержки не только гражданского общества, но и стабилизирующего фактора в виде осознаваемых материальных интересов. Тот подрыв гегемонии государства, что был легко проведен в советском обществе, был бы немыслим в обществе рационально мыслящих индивидов.
Из этого вытекает, что наш кризис будет не напрасен, если мы сумеем из ядовитого «глотка капитализма» впитать фрагменты «генов», нужных для жизни в современном мире. Поясню на двух пунктах. Крестьянский общинный коммунизм, послуживший культурной матрицей советского строя, блокировал освоение нами многих интеллектуальных технологий, которыми владеет средний индивид Запада. Освоение таких технологий было возложено на «начальство». В этом смысле мы впрямь были иждивенцами. Мы были готовы самоотверженно трудиться, но ряд гражданских функций возложили на сословие начальников, полагая, что те порадеют и о нас позаботятся. Упомяну функцию блюсти свой интерес и бороться против всяких изменений, ведущих к его ущемлению. Умение считать и блюсти свой интерес – типично буржуазная ценность. Россия ее освоить не успела и поплатилась, но шанс наверстать упущенное нам дан сегодня.
Понятно, что общество из таких людей уязвимо. Как только исчезает очевидный для всех сплачивающий «вызов» (в виде внешней угрозы, необходимости форсированного развития и т.п.), у граждан закрадывается подозрение, что начальники радеют недостаточно. Или, что еще хуже, слишком радеют о себе. Оснований для таких подозрений всегда достаточно, да их еще можно и преувеличить в сознании. Такой скрытый конфликт развивается по механизму самоускорения, и вскоре дает уже и сословию начальников оправдание для разрыва с обидевшими его своими подозрениями «баранами». Такое квази-сословное общество в условиях городской культуры выжить не может. Самомнение лучше взрастает в отдельных квартирах.
Второе свойство «избыточно общинного» общества – инфантилизация сознания в благополучный период жизни. Люди отучаются ценить блага, созданные предыдущими поколениями, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, «данные свыше». Общество подчиняется правящей клике как капризный ребенок умелым родителям. В то же время, относясь к государству как капризный ребенок к родителям, граждане растравляют свои претензии к государству. По мере расхождения этих претензий с реальностью, широкие слои граждан начинают культивировать неадекватные обиды, резко облегчающие подрыв государства.
Инфантильное сознание вытесняет правовое сознание, свойственное зрелой ответственной личности. Как только государство, выходя из мобилизационного состояния, становится более терпимым, начинается криминализация установок и поведения значительной части общества. Если к тому же возникает экономический кризис, вовлечение граждан (особенно молодежи) в преступную деятельность становится массовым и морально почти оправданным. Криминальный уклад начинает воспроизводиться и расти, как раковая опухоль. Эти слабые места советского социализма, через которые в общество проникали болезни, мы имели возможность изучить почти в эксперименте за последнее десятилетие.
Вернемся к главным признакам «возможного у нас» социализма. Повторю, что это – «социализм не от хорошей жизни», это движение по трудной тропе, которая дает шанс уйти от врага, грозящего геноцидом. Трудности тропы возросли из-за ликвидации СССР и «лагеря социализма», десятилетнего разграбления хозяйства и деградации многих сторон жизни страны. Но если полученные уроки пойдут впрок, мы выйдем из кризиса как обновленное общество, освободившееся от множества идолов и догм. Такое общество будет внутренне стабилизировано жесткими, испытанными на собственной шкуре дилеммами, значит, может расширить диапазон свобод, и удешевить поддержание лояльности.
