Джонатан Пауэлл - Новый Макиавелли
В свете нежданного выпада, предпринятого Даннатом, каждый политический лидер должен бы семь раз отмерить, прежде чем ввязаться в военные действия; конечно, это возможно лишь при наличии отсрочки таковых примерно на год. Наши вооруженные силы больше не способны к регулярным вторжениям на чужие территории, да и преимущества свои растеряли. Мы постепенно начинаем походить на Германию и другие страны континентальной Европы, которые, во избежание греха, не задействуют свои армии в боевых операциях. Усугубление этого сходства неизбежно; однако мы должны прийти к нему в полном сознании, а не ждать, пока нас ткнут в него носом. Очередной шаг к потере контроля над судьбами державы; шаг куда более широкий, нежели частичная передача суверенитета в руки НАТО или ЕС. Мы уже потеряли способность вести основные военные операции. Мы больше не можем формировать отборные дивизии вроде тех, что Британия в 1982 году отправляла на Фолклендские острова. Один генерал, участник вторжения в Сьерра-Леоне 2000 года, озвучил вашему покорному слуге мнение, будто нынешней Британии такая операция не по плечу.
Британские СМИ, похоже, полагают, будто для премьер-министра война — вроде увлекательной прогулки. Как же они далеки от истины. Решение послать британских солдат в бой — пожалуй, одно из самых тяжких для политиков высшего эшелона; оно в прямом смысле тошноту вызывает. Премьер нередко просыпается среди ночи, в холодном поту, и в сотый раз думает, а правильно ли он поступил. Самое скверное, что в таких случаях не с кем разделить ответственность. Нельзя положиться ни на министров, ни на советников; решение о вводе войск целиком зависит от премьера. Перед косовскими событиями Тони говорил с Маргарет Тэтчер по телефону, а несколько дней спустя попросил меня организовать ее визит на
Даунинг-стрит с целью обсудить необходимость вторжения. Госпожа Тэтчер в свое время была в аналогичной ситуации. Я провел ее к Тони, и, пока вел, она заметила: нервная у вас, Джонатан, работа. Тэтчер посоветовала Тони не впутывать комитет.
Больше всего премьер-министр страшится ночных звонков, касающихся военных операций. Помню, как меня вырвал из сна один такой звонок. Мне сообщили о крушении вертолета марки «Чинук» в первый день войны в Ираке. Жертвами стали восемь британских морских пехотинцев и четыре американских солдата. Телефонистка сказала, что на линии — военный офицер, и я сразу напрягся. Хорошего ждать явно не приходилось. Звонивший кратко, без эмоций изложил факты, чем поверг меня в шок. Проснулась Сара, увидела мое перекошенное лицо и закричала: «Господи, что еще стряслось?!» Я быстро передал новость премьеру.
Впрочем, иногда война необходима. После событий 11 сентября стало ясно, что требуются военные действия; нас одно останавливало — до сих пор мы не связывались ни с Афганистаном в целом, ни с талибами в частности. На следующий день после теракта я вышел из Уайтхолла и направился на Трафальгарскую площадь, к книжному магазину сети «Уотерстоун», где скупил всю литературу о движении «Талибан». На тот момент лучшей была книга Ахмеда Рашида «Талибан: история афганских военных диктаторов». Вернувшись на работу, я засел за это произведение и прочел от корки до корки. Тони с Алистером заняли очередь на чтение. Мне казалось, разумно будет послать талибам ультиматум; дать им возможность избежать интервенции при условии, что они развяжутся с АльКаидой. Если же не захотят развязаться — пусть пеняют на себя; у нас появится полное право их разгромить. От ультиматума всегда двойная выгода. Во-первых, он позволяет противной стороне подчиниться, практически не потеряв лица; так было с Саддамом в середине марта 2003 года; Саддам тогда пошел на особые условия Ганса Бликса, чем заслужил выведение войск из страны. Во-вторых, ультиматум обеспечивает casus belli[211]. Однако если противная сторона отказывается выполнить ваши условия, вы должны быть готовы к безотлагательным действиям. Главное в случае с предъявлением ультиматума — соответствие ваших намерений вашим угрозам. Угрожаете — умейте отвечать за свои слова; не худо бы еще и средствами для приведения угроз в исполнение располагать. Макиавелли по этому поводу замечает: «Угрожать кровопролитьем крайне опасно, в то время как само по себе кровопролитье опасности не сулит, ибо мертвые не мстят»[212].
В 2007 году мы пытались обеспечить возвращение британских морских пехотинцев, захваченных в плен Республиканской гвардией Ирана. Тони тогда хотел отказаться от переговоров и применить прямую угрозу Ирану. После того как иранцы показали пленных по телевидению, Тони заявил, что у нас сорок восемь часов на «дозревание». Я спросил, что он разумеет под «дозреванием»; какие действия в данном конкретном случае стоят за словами «а не то...»? Мы столкнулись с типичной для западного государства проблемой: никто не поверил, что мы действительно нападем на Иран, поэтому угроза в большей степени подорвала наш авторитет, нежели напугала иранцев. В конце концов морских пехотинцев удалось вызволить при помощи тонкой дипломатии. Нашим посредником был Али Лариджани, прежде ведший переговоры по ядерной программе. По мнению Лариджани, нам следовало заявить о своем миролюбии — тогда, его усилиями, на грядущей пресс-конференции Махмуд Ахмадинежад сделает то, что нам нужно. Мы, дескать, должны прослушать всю конференцию, до последней фразы, и только потом реагировать. А Маргарет Беккет, как нарочно, выступила с агрессивным заявлением; к счастью. Тони своей речью сгладил впечатление. Комедию, которую ломал Ахмадинежад, я смотрел очень внимательно — и все равно чуть не проворонил пресловутую последнюю фразу, как раз и выражавшую согласие отпустить пленных. Тони проводил совещание в саду. Я вышел к нему с доброй вестью. Наши морские пехотинцы вернулись домой — а вопрос, как вести себя с Ираном, актуален и по сей день.
Джордж Буш одобрил идею Тони насчет ультиматума талибам уже через четыре дня после того, как она была ему изложена; увы — идея не понравилась самим талибам. Сначала говорили, будто лидер талибов мулла Омар чуть ли не готов сдать Усаму бен Ладена; слухи не подтвердились. В ответ на наше распоряжение разработать план интервенции глава генштаба Майк Бойс заявил, что на таковую понадобится 250 000 человек личного состава. Этого мы не ожидали. Вместо ввода войск Бойс предложил задействовать авианосцы, подводные лодки с баллистическими ракетами и морскую пехоту — чем немало меня озадачил, учитывая, что Афганистан не имеет выхода к морю. Потом я вспомнил, что Майк Бойс — адмирал. Талибы были изгнаны из Кабула силами Северного альянса при участии американских особых подразделений и поддержке с воздуха. В ноябре мы наконец предприняли попытку забросить войска на авиабазу Баграм близ Кабула; мы до такой степени не афишировали своих намерений, что американские военные в большинстве своем понятия не имели о нашем приближении. Наземные силы полагали, что мы порисоваться вздумали и скоро уйдем. Северный альянс со своей стороны возражал против занятия американцами базы без разрешения и требовал скорейшего их ухода. Нам пришлось поторапливаться, чтобы обеспечить американцам нахождение на базе.
По мнению Тони, для успеха военных операций в Афганистане нам требовалась поддержка мультинационального альянса, и в поисках таковой почти сразу после 11 сентября мы предприняли поездки в ведущие страны. Первым на очереди был Берлин. Шрёдер заявил, что уж как-нибудь убережет своих соотечественников от участия в захвате Афганистана. Тогда мы отправились в Нью-Йорк. После посещения заупокойной службы по жертвам теракта мы угодили на Манхэттене в огромнейшую пробку; стало ясно, что к президенту в Вашингтон мы опоздаем на несколько часов. В самолете я взял на себя неприятную обязанность — сообщить Кристоферу Мейеру, британскому послу, что на обед в Белый дом ему идти уже не надо. Кристофер был не из тех, кто легко отменяет боевую готовность, — он не замедлил пригрозить отставкой.
Мы подумывали лететь в Вашингтон на вертолете с авиабазы Эндрюс, однако в итоге предпочли передвижение кортежем, что оказалось неправдоподобно быстро. Кстати, если надо наиболее наглядно продемонстрировать разницу в национальных особенностях, лучше всего делать это на примере эскорта мотоциклистов. Американские мотоциклисты сидят на своих «харлеях» как влитые, держатся солидно; а вкупе с обычными мотоциклистами, каковых на американских шоссе куда больше, чем в других странах, создают впечатление несокрушимой силы. Французы в сопровождение почетному гостю дают всего двух мотоциклистов — зато это ребята крайне независимые, мчат на бешеной скорости по встречной полосе, вместо руля используют внутренние мышцы бедер, а в руках держат небольшие деревянные жезлы. Время от времени они этими жезлами буквально «сворачивают» машины с вашего пути. Немцы выстраиваются четкой буквой «V» посреди автобана, перед машиной с гостем; едут в соответствии с дорожными знаками и сигналами светофора. Британские копы-мотоциклисты специализируются на работе в команде, применяют метод эстафеты. Один из них мчится впереди до очередного светофора, где останавливается и ждет, пока проедет машина высокого гостя. Разумеется, в своей стране стараешься втянуть голову в воротник, вжаться в сиденье, чтобы не быть узнанным. Ибо каждый человек, узнавший тебя в лицо, означает потерянный голос на выборах.
