Сергей Кургинян - Россия: власть и оппозиция

Мне кажется, что и Янов, и Шафаревич могли бы осуществить методологическую рефлексию, снять стробирование как метод, не имеющий альтернатив. Пока что этого не происходит, и за счет методологической наивности, вольно или невольно, осуществляется вначале скрываемое убийство исследуемого субъекта, а затем уже изучение фаз гниения трупа. При этом труп анатомируется по законам различных школ, с позиций различных идеологий. Толку ли? — Тайна жизни все равно исчезает. И результат, увы, получается в чем-то сходным.

Давайте встанем на точку зрения тех, кто считает, что исторический период жизни нашей страны, именуемый советским, социалистическим, — это «черная дыра», период абсолютного зла. Для Янова имя Зла — «тоталитаризм», для Шафаревича — не нужны даже словесные экзерсисы. Для него социализм и есть зло. Тотальное и абсолютное зло, вошедшее в плоть его страны и его народа. При этом страна и народ любимы с подлинной и не вызывающей у меня сомнения искренностью.

Но что получается, коль скоро мы применим методологию, о которой я говорил выше? Что такое «черная дыра» длиною в 70 лет? Это пропасть, которую нам, предлагают «перепрыгивать в три прыжка», пропасть длиною в три поколения? Но ее перепрыгивать невозможно. Это — прыжок в никуда. Подспудно Шафаревич это понимает, но именно подспудно, вытесняя из своего сознания этот факт невозможности. Возникает невроз, что характерно для философов неоколониализма, стоящих на «автохтонных» позициях. (Кто-то потирает при этом руки). В Германии есть период, который объявлен «черной дырой». Это гитлеровский период. Я отвергаю сходство между фашизмом и коммунизмом, но для того, чтобы не позволить втянуть себя в бесплодную дискуссию, в порядке, так сказать, мысленного эксперимента, принимаю тезис о тождественности между «красным» и «коричневым». Что мы будем иметь в этом случае?

«Всего лишь» увеличение длительности «черной дыры» в семь раз. Подумаешь, мелочь! — Преодолеем!

Нет, не мелочь. К концу войны 25-летний немец помнил еще, как жили в донацистской Германии, помнил разговоры старших, которые велись, у него за столом дома, помнил книги, спектакли, кинофильмы как элементы своего донацистского неумершего быта и бытия. Ему было, куда вернуться. Видел он и непреложность зла, данную в фигурах, творивших это абсолютное зло и представленных на Нюрнбергском процессе.

Процесс над компартией — это в этом смысле даже не пародия и не фарс, а какая-то сумасшедшая выходка. Почему-то Купцов должен отвечать за ГУЛАГ больше, чем те, кто его обвиняет во всех смертных грехах. А те-то, обвиняющие, — они что, добровольно не входили в Союз писателей, где первым пунктом — «соцреализм», не носили погоны генералов НКВД или МГБ, а впоследствии КГБ? Не проходили фильтры, ведущие на академический «олимп» «империи Зла»? Или сумели пройти подобные фильтры, сохранив непорочность и целомудренность? Но как это совместимо с постулируемой тотальностью империи Зла? — Чего валять дурака? На кого рассчитан весь этот балаган? Но как это совместимо с тотальностью империи Зла.

И получается, что единственный, кто. выглядит пристойно на этом шабаше, — это вологодский мужик по фамилии Купцов, который вроде и сам бы мог предъявить некий счет по части коллективизации, ан приходится отвечать невесть за что и невесть по какому поводу, а отпрыгнуть — совесть не позволяет.

Но вернемся к Германии. Ушли оккупационные войска, соединился народ, и что стало с «черной Дырой»? — Мы видим. Так что любой разрыв, любое стробирование — это извращение исторического сознания, его деформирование, измывательство над народом и путь к его уничтожению как субъекта истории, и прыжок в никуда.

Кроме того, ведь любая мысль имеет творческое развитие. Сказали патриоты, как это говорится, «А» по поводу «семидесяти лет», а им «космополиты» сразу «втыкают» «Б» по части «тысячелетнего рабства» и предлагают перепрыгнуть пропасть не в три прыжка, а эдак в сто с лишним. Почему бы и нет? И надо сказать, что предлагают-то ведь на полном серьезе, и их слушают, и вся эта ахинея всерьез обсуждается. Для этого симпозиумы собираются. А кто-то наблюдает в свой «микроскоп» за так называемым «идеологическим стробированием».

Дальше — больше. Единство истории — это не фантом, не пустое словосочетание. Единство такого рода есть единство исторических целей и единство великих исторических событий, единство достигнутых результатов, единство свершений. Вот что такое исторический капитал нации.

В истории России не было более великого события за тысячу лет, чем Победа во Второй мировой войне. Это грандиозное напряжение нации, это великое сверхусилие всего народа, беспрецедентное по своей концентрации, это фантастическое свершение, демонстрирующее такой потенциал, которым можно и должно гордиться. И я — горжусь. Горжусь, что это сделал мой народ на моей земле. И до тех пор, пока эта гордость существует (без чванства, без квасного патриотизма), никакой колонизатор спокойно здесь чувствовать себя не будет.

Деяния отцов и гордость детей этими деяниями — вот залог единства истории. Теперь представим себе, что осуществилось уравнивание социализма и фашизма в понятии «тоталитаризм», а то и, боюсь поверить, смена знаков перед двумя этими понятиями, ибо факт остается фактом, и, не сняв тотальности своей критики социализма, Шафаревич по отношению к фашизму просто молчит, не высказывается вообще. А сумма молчания на одну тему и продолжения разработки другой — это уже действие, коль скоро речь идет о политике. Да и вообще об известном, пишущем человеке.

Итак, произошла эта инверсия или уравнивание, что дальше? Фашизм уже не есть зло, а победивший его народ не есть Святой Георгий, поражающий Змия. Ну и какой же дальше патриотизм? Какая идеология борьбы наций против колониального порабощения? Такая жертва поругана! Кто же дальше и чем и ради чего будет жертвовать? А без жертв — какое государственное строительство? А без государственного строительства — как спасти народ?

Так что делаете? И кто вы, это делающие? Ну хорошо, Янов — либерал. Для него нет истории как Общего дела. А патриоты, рассуждающие о соборности? Посягать на историческую собственность народа и при этом рассуждать, о соборности — это нонсенс. Давайте разберемся, что такое соборность, а то ведь может оказаться, что слово есть, а понимания нет.

Принцип соборности в том и состоит, что мертвые продолжают историческое творчество вместе с живыми. Отсюда неприемлемость процедуры голосования в соборном обществе, ибо мертвый равноправен с живым, а голосовать он не может. А потому для соборного сознания не может и не смеет данное поколение сбрасывать деяния ушедших, менять не им проторенную тропу.

Что значит сказать сегодня, что фашизм «хороший»? Что значит — рассуждать об «ошибках истории»? Что это вообще за термин — «историческая ошибка»? Одни видят ошибку в том, что русские сговорились с Риббентропом, другие в том, что недостаточно сговорились. Но и те, и другие не пытаются вникнуть в суть, потому что не любят ни мертвых, ни истории, а любят себя.

Но перейдем от истории к метафизике. Здесь тоже есть о чем поразмыслить в контексте нынешних патриотических экспериментов, которые самим их авторам кажутся, ну просто ужас, какими «крутыми». А на деле тот же сброс, та же инверсия, та же подмена, та же «ломка хребтов». Существует, дескать, не Православие как целостность, а расчленимая, стробируемая иудео-христианская традиция. Поставили дефис — и теперь возможен разрыв: — снятие иудаизма и очищение христианства. — Полный нонсенс!

С одной стороны, нет дефиса, он мерещится только абсолютно безграмотным людям. С другой стороны, менять-то на что будете? На буддизм? — Так буддистский блок просто съест христианство, и вы получите конфессиональную мутацию восточно-фашистского толка.

На ислам? — Вот уж «деиудизация» высшего класса! — Курам на смех!

На язычество? — Тогда сразу признайте христианский сброс! И фашизм.

Вот и получается, что неумений увидеть внутри «красного» периода православную традицию, шараханье от хилиастических модификаций в конфессиях с объявлением их — скопом и огульно, сугубо и однозначно бесовскими — толкает к другому, гораздо более страшному искусу: Искусу метафизической Черноты.

Возьмем другое явление нынешней «патристики» — антисемитизм. Есть он? — Да, безусловно. Ноя не буду клеить ярлыков, я буду анализировать, классифицировать (нерасчленяя).

Мы имеем дело с феноменом антисемитизма испуга, при котором еврей — это просто психоаналитическая проекция патриотической «анимы», и с антисемитизмом восторга, когда еврей — это объект для практического подражания при полном внешнем неприятии его. Оба явления переплетаются и создают колониальный тип идеологии. А гитлеризм для меня и есть подобный, надуто трусливый, злобно заискивающий «иудаизм наизнанку».