Мюррей Ротбард - Этика свободы
Вторая из приведенных в предыдущем абзаце цитат Хайека умножает его ошибку многократно. Во-первых, во всех известных исторических случаях «свободные общества» не «делегировали» какую-либо монополию на насилие государству. Добровольный «общественный договор» никогда не существовал. Во всех исторических случаях государство захватывало эту монополию с помощью агрессивного насилия и завоеваний. И далее государство владело монополией не столько на «принуждение», сколько на агрессивное (и защитное) насилие и эта монополия устанавливалась и поддерживалась с помощью использования двух конкретных форм агрессивного насилия: налогообложения для обеспечения государственного дохода и обязательного объявления незаконными конкурирующих защитных агентств на территории государства. Следовательно, поскольку свобода требует прекращения агрессивного насилия в обществе (обеспечивая защитное насилие против потенциальных агрессоров), государство не является и не может являться защитником свободы. Поскольку государство существует за счет постоянной эксплуатации двух видов агрессивного насилия против свободы и собственности индивидов, которую, оно, как предполагается, защищает. Государство несправедливо по качественным признакам и не может быть оправдано.
Таким образом, аргументация Хайека в пользу существования государства, использования им налогообложения и других мер агрессивного насилия базируется на его неоправданном разрушении границы между агрессивным и защитным насилием и его представления всех насильственных действий как разных степеней одного понятия «принуждения». Но и это еще не все. Потому что работая над своей защитой государства и его деятельности, Хайек не только расширил понятие принуждения за пределы физического насилия; он также неоправданно сузил это понятие, исключив некоторые формы агрессивного физического насилия. Чтобы «ограничить» государственное принуждение (и тем самым оправдать действия государства в рамках этих ограничений), Хайек доказывает, что принуждение минимально или вовсе отсутствует, если поддерживаемые насилием эдикты не являются частными и произвольными, а облечены в форму общих, универсальных правил, заранее известных всем («диктатура закона»). Так, Хайек утверждает, что
«Принуждение, которое все же должно использовать правительство ... сводится к минимуму и становится максимально безвредным, если ограничивается известными всем общими правилами, так что в большинстве случаев индивид никогда не будет подвергнут принуждению, если сам не поставит себя в такое положение, в котором он сам будет знать, что должен подвергнуться принуждению. Даже там, где принуждение неизбежно, оно избавляется от большинства самых вредных эффектов, если будет заключено в рамки и ограничено предсказуемыми пределами, или, как минимум, не будет зависеть от произвола других индивидов. Не будучи персонифицированным и завися только от общих абстрактных правил, чье влияние на конкретных индивидов не предвиделось во время их создания, даже принудительные акции правительства становятся данностью, на которой индивид может базировать свои собственные планы». [16]
Критерий определения предположительно “непринудительных”, но при этом насильственных действий сформулирован плохо.
«Если предполагается, что я заранее знаю о том, что если я поведу себя определенным образом, то я подвергнусь принуждению, а также предполагается, что я могу избежать этого поведения, и в таком случае принуждению не подвергнусь. По меньшей мере, в той степени, в которой правила применения принуждения не направлены на меня лично, а сформулированы так, чтобы применяться в равной мере ко всем людям в аналогичных обстоятельствах, они не отличаются от любых других естественных препятствий, которые влияют на мои планы». [17]
Но как проницательно замечает профессор Хэмови:
«Из этого следует, что если мистер Х предупреждает меня, что убьет меня, если я куплю что-либо у мистера Y, и если товары, которые продает мистер Y также продаются у других (например, у мистера Х), такие действия со стороны мистера Х не являются принуждающими!»
Поскольку приобретения товаров у мистера Y “можно избежать”. Хэмови продолжает:
«Возможности избежать действия по данному критерию достаточно для того, чтобы рассматривать ситуацию как теоретически идентичную той, в которой угрозы не было вовсе. Сторона, которой угрожают, остается не менее свободной, чем до угрозы, если она может избежать действий, которые приводят к реализации угрозы. В соответствии с логикой данного аргумента “принуждение угрозой” - это не акт принуждения. Так, если я знаю, что на меня нападут хулиганы, если я пойду в определенный район и если я могу избежать посещения этого района, то на меня никогда не нападут хулиганы. ... Поэтому я должен относиться к хулиганскому району ... также как к болоту, зараженному чумой – оба являются препятствиями, которых можно избежать, и они оба не нацелены персонально на меня...»
- и по Хайеку не являются “принудительными”. [18]
Таким образом, критерий для «непринудительных» действий, построенный на возможности избежать их очевидно ведет к абсурдному сужению понятия “принуждения” и отнесению агрессивных и явно насильственных действий к разряду «непринудительных». Хайек даже хочет избежать применения своего слабого критерия к государству, так как признает, что, к примеру, налогообложение и военный призыв нельзя признать проходящими это ограничение. Но они тоже становятся “непринудительными”, поскольку:
«они как минимум являются предсказуемыми и применяются независимо от иной деятельности индивида; это избавляет их от большой доли негативной природы принуждения. Если знание необходимости уплаты заданного объема налогов становится базисом для моих планов, если период военной службы становится предсказуемой частью моей карьеры, то я могу строить собственный жизненный план, и я независим от сторонней воли как человек, научившийся жить в обществе». [19]
Абсурдность обращения к общим, универсальным (“равно приложимым ко всем”) и предсказуемым правилам как критерию или аргументу в пользу индивидуальной свободы редко вскрывалась так ярко. [20] Ведь это значит, что если, к примеру, существует общее для всех государственное правило, гласящее, что каждый гражданин должен проводить один из трех лет в рабстве, то по этому критерию такое всеобщее рабство не является “принудительным”. В этом смысле будут ли правление на основе хайековских правил лучшим или более либертарианским, чем на основе любой представимой системы произвольных правил? Давайте рассмотрим для примера два варианта общества. Одно управляется разветвленной сетью хайековских правил, равно применяемых ко всем, к примеру, такими: каждый должен проводить в рабстве каждый третий год; никто не должен критиковать правительство, в противном случае он должен быть казнен; никому не разрешается употреблять алкогольные напитки; каждый должен кланяться в сторону Мекки трижды в день в установленные часы; каждый должен носить установленную униформу зеленого цвета и т.д. Очевидно, что такое общество, при том, что удовлетворяет критерию Хайека для «непринуждающей» диктатуры закона, очевидно является деспотическим и тоталитарным. Давайте вообразим другое общество, которое полностью свободно, где каждый индивид может без ограничений владеть своей личностью и собственностью, совершать обмены так, как он считает нужным и т.д., но, кроме того, раз в год монарх (который все остальное время не делает абсолютно ничего), совершает один произвольный насильственный акт по отношению к одному, произвольно выбранному им индивиду. Какое общество следует считать более свободным, более либертарианским? [21]
Таким образом, мы видим, что “Конституция свободы” Хайека не может обеспечить критерия или основания для системы индивидуальной свободы. В дополнение к глубоко ошибочным определениям “принуждения”, фундаментальная ошибка его теории индивидуальных прав, как указывает Хэмови, состоит в том, что она не исходит из некоей моральной теории или “неких независимых от правительства социальных установок”, а вместо этого происходит из самого правительства. Для Хайека государство и диктатура закона создают права, а не подтверждают или защищают их. [22] Неудивительно, что в своей книге Хайек приходит к оправданию широкого набора правительственных действий, очевидно нарушающих права и свободы граждан. [23]
Примечания:
1. Версия данного раздела выходила в свет выпуске Ordo (Штутгарт) за 1980 год.
2. F.A. Hayek, The Constitution of Liberty (Chicago: University of Chicago Press, 1960).
3. Там же, стр. 20-21, 133.
4. Там же, стр. 135.
5. Там же, стр. 136-37.
6. Hayek, The Constitution of Liberty, стр. 136.
