Мюррей Ротбард - Этика свободы
Примечания:
1. Isaiah Berlin, Two Concepts of Liberty (Oxford: Oxford University Press, 1958), p. 7.
2. Isaiah Berlin, "Introduction," Four Essays on Liberty (Oxford: Oxford University Press, 1969), p. xxxviii.
3. Там же., p. xxxviii. Также см. William A. Parent, "Some Recent Work on the Concept of Liberty," American Philosophical Quarterly (July 1974): 149-53. Профессор Пэрент добавляет к своей критике то, что Берлин игнорирует случаи, когда люди действуют не так, как «на самом деле» желают, в связи с чем Берлин должен признать, что в его трактовке свобода человека не ограничивается, если тому запрещают делать что-то, что тот «не любит». Трактовку Берлина, тем не менее, можно исправить, если мы интерпретируем «желание» или «потребность» в формальном смысле как свободно выбранную индивидом цель, а не в смысле чего-то, что ему гедонистически или эмоционально «нравится». Там же., pp. 150-52.
4. Berlin, Four Essays on Liberty, p. 122.
5. Там же, pp. xxxix-xl.
6. Более того, если даже запретить X отказ в найме Y на основании цвета волос, тогда препятствие на основе «изменяемых человеческих порядков» появится теперь перед Х. С учетом пересмотренного Берлином определения свободы, удаление препятствий не может увеличить свободу - оно может только дать одним людям преимущества за счет других. Я обязан этим замечанием доктору Дэвиду Гордону.
7. Parent, "Some Recent Work," pp. 152-53.
8. Berlin, Four Essays on Liberty, pp. xlv-xlvi
9. Смотрите F.A. Hayek, ed., Capitalism and the Historians (Chicago: University of Chicago Press, 1954); and R.M. Hartwell, The lndustrial Revolution and Economic Growth (London: Methuen, 1971).
10. Berlin, Four Essays on Liberty, p. xlv.
11. См. также Murray N. Rothbard, "Back to the Jungle?" in Power and Market, 2nd ed. (Kansas City: Sheed Andrews and McMeel, 1977), pp. 226-28.
Глава 3. Ф.А. Хайек и понятие принуждения [1]
В монументальной работе «Конституция свободы» Ф.А. Хайек пытается создать систематическую политическую философию на основании индивидуальной свободы. [2] Он очень хорошо начинает, определяя свободу как отсутствие принуждения, поддерживая, таким образом, теорию «отрицательной свободы» более основательно, чем это делает Исайя Берлин. К сожалению, ужасная и фундаментальная ошибка вкрадывается в систему Хайека, когда тот начинает определять принуждение. Вместо определения принуждения так, как это сделано в нашей работе, как агрессивного использования физического насилия или его угрозы против другого лица или его (законно приобретенной) собственности, Хайек определяет принуждение куда более размыто и наивно: к примеру, как «управление окружением или жизненными обстоятельствами индивида так, чтобы во избежание большего зла он был вынужден действовать не в соответствии со своими исходными планами, а по плану, служащему целям другого»; и вновь: «Принуждение имеет место, когда действия одного индивида направляются на службу чужой воле, не на его собственные, а на чужие цели». [3]
Принуждение в определении Хайека, безусловно, включает агрессивное использование физического насилия, но его определение, к сожалению, также включает и мирные неагрессивные действия. Так, Хайек утверждает, что «угроза применения силы или насилия – это наиболее важная форма принуждения. Но она не синонимична понятию принуждения, так как угроза насилия – не единственная форма применения принуждения». [4]
Каковы же тогда другие, ненасильственные «формы», в которых Хайек считает возможным принуждение? Одна из таких чисто добровольных форм взаимодействия это взаимодействие с «ворчливым мужем» или «сварливой женой», которые могут сделать жизнь другого человека «невыносимой, если не будут удовлетворяться все их желания». Здесь Хайек признает, что было бы абсурдным объявлять незаконными дурное настроение или сварливость, но делает это на том ошибочном основании, что это повлечет «еще большее принуждение». Но «принуждение» на самом деле не имеет количественного выражения; действительно, как можем мы сравнить разные «степени» принуждения, особенно, если они подразумевают сравнение между разными людьми? Разве не очевидно фундаментальное качественное различие, различие в виде, между сварливостью жены и использованием аппарата физического насилия для того, чтобы объявить незаконной или ограничить эту сварливость? Очевидно, что фундаментальная проблема Хайека в том, что он использует термин «принуждение» в качестве собирательного и включает в него не только физическое насилие, но также и добровольные, ненасильственные и неагрессивные действия, такие как придирки жены. Правильный ответ состоит, конечно же, в том, что жена или муж всегда свободны покинуть агрессивного партнера, а оставаться вместе – это ее или его добровольный выбор. Сварливость может быть морально или эстетически неудобной, но едва ли она является принуждением в смысле, аналогичном использованию физического насилия.
Смешение двух разных типов действия может привести к путанице. Но не только к путанице, но и к внутренним противоречиям, так как Хайек включает в понятие «принуждение» не только агрессивное физическое насилие, т.е. принуждение к действию или обмену, но также и некоторые формы мирного и добровольного отказа от совершения обмена. Очевидно, что свобода совершения обмена необходимо включает и аналогичную свободу воздержаться от обмена. Однако Хайек подвергает сомнению некоторые формы мирного отказа совершать обмен как «принудительные», таким образом, объединяя их с принудительными обменами. В частности, Хайек утверждает, что
«существуют, несомненно, случаи, когда условия найма на работу создают возможности для настоящего насилия. В периоды сильной безработицы угроза увольнения может быть использована для принуждения к выполнению работ, которые изначально не были предусмотрены контрактом. Или, например, в условиях шахтерского поселка начальник может беспрепятственно и произвольно тиранить сотрудника, к которому питает неприязнь». [5]
Однако, увольнение – это просто отказ капиталиста-работодателя производить дальнейший обмен с одним или более людьми. Работодатель может отказаться от такого обмена по многим причинам, а критерий по-которому Хайек использует термин «произвольный» чисто субъективен. Почему одна причина более «произвольна», чем другая? Если Хайек имеет в виду, что причины, не связанные с максимизацией денежного дохода «произвольны», то он игнорирует понимание Австрийской школой того, что люди, даже в бизнесе, действуют так, чтобы максимизировать свои психологические, а не денежные выигрыши и что такие психологические выигрыши могут включать любые виды ценности, ни один из видов которой не более «произволен», чем другие. Далее, Хайек, похоже, подразумевает, что работники имеют некое «право» на продолжение работы, «право», которое входит в явное противоречие с правом собственности работодателя на его собственные деньги. Хайек признает, что увольнение обычно не является «принуждением»; почему тогда делается исключение для условий «сильной безработицы» (которая в любом случае не является результатом деятельности работодателя) или шахтерского поселка? Повторим, шахтеры добровольно переехали в шахтерский поселок и вольны покинуть его в любой момент.
Хайек совершает аналогичную ошибку, когда обсуждает отказ «монополиста» (единственного владельца ресурса) от обмена. Он признает, что «если … я сильно захочу, чтобы известный художник нарисовал мой портрет, а он потребует очень большую сумму (или откажется вовсе), то будет абсурдом говорить, что я подвергнут принуждению». Однако он применяет понятие принуждения к примеру, в котором монополист владеет единственным источником воды в оазисе. Представьте себе, говорит он, что люди «поселились здесь в предположении, что вода будет всегда доступна по разумной цене», а затем все остальные источники иссякли и у людей не остается иного выбора, кроме того, чтобы «выполнять все требования и прихоти владельца источника только чтобы остаться в живых: это будет очевидный случай принуждения» [6] так как обсуждаемая услуга или благо «критичны для [их] выживания». Но, так как владелец источника не предпринимал агрессивных действий, не отравлял остальные источники, он едва ли является «принуждающим» владельцем; да, он поставляет жизненно необходимый товар и должен иметь право отказаться от обмена или запросить максимальную цену, которую могут заплатить покупатели. Ситуация сложилась неудачно для покупателей, как это бывает и во многих других жизненных ситуациях, но поставщик особенно редкого и жизненно необходимого товара едва ли является «принуждающим» в случаях, если отказывается продавать его или назначает высокую цену, которую готовы платить покупатели. Оба действия находятся в рамках его прав свободного человека и владельца справедливо приобретенной собственности. Владелец оазиса отвечает только за свое существование, действия и собственность; он не несет ответственности за существование пустыни или за тот факт, что остальные источники иссохли. [7]
Давайте рассмотрим другую ситуацию. Представьте, что в городе только один врач и случается эпидемия. Только он может спасти жизни множества сограждан – действие, несомненно, критичное для их выживания. Подвергает ли он их «насилию» если (а) отказывается что-либо делать или покидает город; или (б) назначает очень высокую цену за свои услуги? Безусловно, нет. Ничего несправедливого нет в том, что человек назначает цену за услуги, которую покупатели готовы оплачивать. Он также имеет безусловное право отказаться что-либо делать. Хотя он, возможно, может критиковаться с моральных или эстетических позиций, он, как собственник самого себя имеет все права отказаться лечить или лечить за высокую цену; говорить, что он занимается «принуждением» - значит утверждать, что для пациентов или их представителей не является насилием силовое принуждение врача к лечению: иными словами оправдание его порабощения. Но порабощение или принудительный труд должны быть признаны насилием в любом значении этого термина.
