Альберт Кан - Измена Родине. Заговор против народа
По меньшей мере одно из этих трех объяснений относилось не только к «летающим тарелкам». Массовая истерия в то время принимала в Америке и другие аналогичные формы.
Незадолго до того, как в Соединенных Штатах была обнаружена первая «летающая тарелка», журнал «Тайм» сообщил своим читателям:
«В военных кругах полагают, что в 1948 г. Россия сможет бросать против Соединенных Штатов отряды по 1000 самолетов, дальность полета которых позволит им долетать до Америки. К 1949 г. Россия сможет иметь управляемые снаряды с радиусом действия в 3000 миль, несущие тонну взрывчатого вещества каждый. Не исключена возможность, что к 1952 г. будет практически создано бактериологическое оружие. По расчетам этих же военных кругов, после 1952 г. Россия, по всей вероятности, уже будет иметь атомную бомбу».
В течение 1947–1949 гг. газеты США изо дня в день пестрели подобными паническими сообщениями о сверхдальних стратосферных бомбардировщиках, о гигантских ракетах, о растущей разрушительной силе атомных бомб, о бактериологическом оружии, о военных маневрах, о мобилизационных планах и об экстренных секретных совещаниях начальников генеральных штабов американской и западноевропейской армий.
Чуть не каждую неделю на международном горизонте появлялась новая ужасная «угроза войны». Министры, дипломаты, члены конгресса и генералы неумолчно твердили о «мировом кризисе», об «угрозе России всеобщему миру» и о настоятельной необходимости «соответствующих оборонительных мероприятий».
«Атмосферу, которая царит в Вашингтоне, — писали Джозеф и Стюарт Олсопы в «Нью-Йорк геральд трибюн» 17 марта 1948 г., — уже нельзя назвать послевоенной. Говоря откровенно, это — атмосфера кануна войны… почти всякий считает сейчас вполне вероятным, что война начнется в ближайшие месяцы».
Обследование общественного мнения, проведенное институтом Гэллапа, показало, что 73 % американских избирателей уже верили в неизбежность третьей мировой войны[111].
«В своей политике Соединенные Штаты руководствуются военно-стратегическими соображениями, — писал журнал «Юнайтед Стейтс ньюс» 8 августа 1947 г., то есть менее чем через 2 года после победы над Японией. — В основе всех мероприятий лежат исключительно стратегические мотивы. Пока еще ведется только политическая и экономическая война… Война в подлинном смысле этого слова начнется лет через 10, возможно — через 15, а может быть, и через 5».
Перечислим некоторые из важнейших событий 1947–1949 гг., в которых нашли отражение военно-стратегические соображения, определяющие политику Соединенных Штатов.
26 мая 1947 г., ровно через 2,5 месяца после провозглашения «доктрины Трумэна», президент представил на рассмотрение конгресса «план обороны американского континента». Этот план предусматривал модернизацию и стандартизацию снаряжения и методов подготовки армий стран Латинской Америки и Канады под руководством Соединенных Штатов.
2 июня 1947 г. «Совещательная комиссия при президенте по вопросам всеобщего военного обучения» предупредила, что «будущая война разразится с катастрофической внезапностью и разрушительной силой». Комиссия потребовала создания на случай возникновения «чрезвычайных обстоятельств военного времени» специальной армии, включающей всех обученных людей в стране, и введения всеобщего военного обучения молодежи.
5 июня 1947 г., выступая с речью в Гарвардском университете, государственный секретарь Маршалл выдвинул программу американской помощи Европе, которая в дальнейшем получила название плана Маршалла.[112]
26 июля 1947 г. президент Трумэн подписал «закон о государственной безопасности», которым учреждался «Национальный военный совет», а руководство всеми вооруженными силами объединялось в руках министра обороны. На этот новый пост президент назначил бывшего министра военно-морского флота Джемса В. Форрестола.
12 января 1948 г. в своем послании конгрессу по вопросу о бюджете президент Трумэн потребовал ассигнования на оборону Соединенных Штатов и на субсидии иностранным государствам 18 034 млн. долларов. Как сообщил журнал «Юнайтед Стейтс ньюс», «на пять статей бюджета, имеющих непосредственное отношение к подготовке войны, приходится 79 % всех ассигнований».
6 мая 1948 г. после прений, во время которых председатель сенатской комиссии по ассигнованиям Генри Стайлс Бриджес назвал Советский Союз «единственным возможным врагом» Америки, сенат одобрил увеличение числа авиационных групп до 70.
24 июня 1948 г. президент Трумэн подписал законопроект, санкционировавший первый в истории Америки призыв в армию в мирное время.
13 ноября 1948 г. министерство обороны опубликовало подробный план оборонных мероприятий, проводимых по линии гражданского населения. В плане выдвигалось требование мобилизовать 15 млн. мужчин и женщин, «обученных и готовых выполнять свои задачи в случае нападения противника с применением любого оружия».
20 июня 1949 г. президент Трумэн подписал «закон о центральном разведывательном управлении», окрещенный «шпионским законом». Из «соображений безопасности» даже члены конгресса не были ознакомлены со многими деталями этого закона (условия, обеспечивающие сохранение «военной тайны», план засылки американских разведчиков в иностранные государства; меры, облегчающие вербовку шпионов из числа иностранцев, как, например, нераспространение обычных правил иммиграции на иностранцев, которые могут оказать «содействие американской разведывательной деятельности», и т. д.) Центральному разведывательному управлению были предоставлены такие обширные полномочия, что даже газета «Нью-Йорк таймс» предостерегала против возможных опасных последствий этого законодательного акта. Используя его, говорила газета, «правительство в силу своей неспособности или под влиянием военной истерии может зайти слишком далеко в ограничении гражданских свобод».
25 июля 1949 г. президент Трумэн подписал Североатлантический пакт, являющийся договором о «взаимной помощи против агрессии» между двенадцатью «северо-атлантическими нациями», в том числе Данией, которая омывается водами Северного моря, и Италией, расположенной на Средиземном море. Сразу же после подписания пакта Трумэн направил конгрессу послание, предлагавшее одобрить «программу военной помощи», которая предусматривала ассигнование 1450 млн. долларов на вооружение европейских участников Североатлантического пакта, а также Ирана, Филиппин и Южной Кореи, «передачу им некоторого количества необходимого военного снаряжения и… предоставление специалистов для оказания помощи в отношении производства и применения военного снаряжения и обучения личного состава».
По словам министра обороны Луиса Джонсона, «основная цель» Северо-атлантического пакта заключалась в следующем: предотвращение войны и обеспечение максимальной боеспособности стран, подписавших пакт, если предотвратить войну не удастся. В интерпретации члена палаты представителей от штата Миссури Кларенса Кеннона это звучало несколько грубее:
«Мы сотрем с лица земли жизненно важные центры противника, а затем предоставим нашим союзникам послать свои армии, своих сыновей — а не наших, — чтобы оккупировать завоеванную нами территорию. Заключив Атлантический договор, мы получили базы, и теперь нам нужны только самолеты, чтобы доставить бомбы к месту назначения».
Газета «Нью-Йорк дейли ньюс» писала в передовой:
«Довольно чепухи и притворства! Признаем, что, заключив договор, мы создали военный союз, целью которого является война с Советской Россией».
Рост военной истерии в Соединенных Штатах сопровождался и ростом числа требований немедленно начать «оборонительную войну» против Советского Союза. Газеты, военные и политические журналы стали помещать десятки статей, наглядно разъясняющих стратегию и тактику атомного наступления на Россию.
Типичным примером подобных военных выкладок могут служить две пространные статьи бывшего начальника штаба американских военно-воздушных сил генерала Спаатса, опубликованные в июньских номерах журнала «Лайф» за 1948 г. «Может показаться циничным, — писал Спаатс в начале своей первой статьи, — что солдат, только что закончив одну войну, начинает планировать другую». После этого вступления он изложил в общих чертах свой план нападения на Советский Союз, утверждая, что «прицельные бомбардировки десятка русских промышленных центров общей площадью в несколько сот квадратных миль окончательно подорвут индустриальную мощь России».
«Прежде всего нужно ответить на вопрос, можно ли добраться до уязвимых центров русской промышленности, — писал он. — В настоящее время это определяется радиусом действия бомбардировщика Б-29, который после усовершенствований, внесенных в конструкцию этого самолета после войны, превышает 2000 миль…» Тут же генерал подсказывал читателю ответ на свой вопрос:
