Мартин Кревельд - Трансформация войны
Важнейшим требованием, которому должно отвечать любое политическое сообщество, является обеспечение защиты своих членов. Сообщество, которое не может защитить жизни своих граждан, подданных, членов, товарищей, братьев или как бы они там ни назывались, вряд ли сможет добиться их преданности или просуществовать долго. Верно и обратное: любое сообщество, способное и, что еще более важно, желающее приложить усилия к тому, чтобы защитить своих членов, сможет рассчитывать на их лояльность и даже на их готовность за него умереть. Возвышение современного государства поддается объяснению в основном с точки зрения его военной эффективности по отношению к другим военным организациям. Если государство не может успешно защитить себя от внутренних или внешних конфликтов низкой интенсивности (что, по-видимому, и происходит), то очевидно, что у него нет будущего. Если государство отнесется к такому конфликту со всей серьезностью, то тогда ему придется одержать быструю и решительную победу. В противном случае сам процесс ведения вооруженной борьбы подорвет основы государства; и действительно, страх того, что этот механизм будет запущен, является одной из главных причин, объясняющих нежелание многих западноевропейских стран вплотную схватиться с терроризмом. Несомненно, такой вариант развития событий вполне реален; и сегодня во многих регионах мира карты уже выложены на стол, и игра идет полным ходом.
Какова будет сущность грядущих войн
Для того чтобы понять будущее, надо обратиться к прошлому. Люди часто готовы нарушать закон или трактовать его в свою пользу для того, чтобы достичь своих целей, и этот феномен не относится только к военной области. Однако сам факт, что закон можно трактовать по-разному, способствует его существованию, в нашем случае — наличию достаточно четких представлений о том, кто может применять насилие, против кого, с какой целью, при каких обстоятельствах, каким образом и с помощью каких средств. Таким образом, нет сомнений, что обычаи войны представляют собой осязаемую реальность. Как и все человеческие изобретения, они уходят корнями в историческое прошлое и поэтому подвержены изменениям. Хотя никто не может точно предсказать будущее, по крайней мере возможно указать несколько направлений, в которых, вероятно, произойдут изменения.
По мере того как ведение войны будет переходить от государства к другим организациям, военно-политические лидеры, ответственные за ее ведение, будут утрачивать свое привилегированное положение. Современное разделение между ведущим войну политическим образованием и его правителем (или правителями) не всегда существовало в одном и том же виде. Среди племенных сообществ, а также во времена античности и Средневековья, убийство предводителя вражеского войска считалось наилучшим из возможных способов одержать победу в войне. Например, персы после битвы при Кунаксе сначала пригласили предводителей греков на пир, а потом убили их, в надежде добиться капитуляции десятитысячного войска. Александр Македонский в битве при Гавгамелах сразу поставил цель поразить Дария (тот факт, что «Великий Царь», как называли его греки, был также главнокомандующим своей полевой армии, и сражался в первых рядах, только подтверждает нашу точку зрения), вполне обоснованно полагая, что лишь на царе держалась сплоченность персидского войска. В Риме солдат, убивший вражеского командира, в награду получал spolia opima[67]. Смерть короля Гарольда в битве при Гастингсе была случайной, но привела к распаду его армии. Во времена Макиавелли убийство предводителей противника в битве или путем предательства считалось обычным методом ведения международных дел. Если Лукреция Борджиа приобрела дурную славу благодаря тому, что отравила своих врагов, то, вероятно, это произошло не из-за того, что ее методы были чем-то исключительным, а по той причине, что она была женщиной.
Переломный момент, когда «государство» и «правительство» разделились, настал во второй половине XVI в. Закат феодализма и зарождение современного бюрократического государства привели к возникновению ситуации, когда большинство правителей перестали напрямую командовать своими армиями, а также лично участвовать в сражениях.
Хотя это правило всегда имело исключения — самым известным из них, а также одним их последних стал Наполеон — правители вели войны, не покидая своих дворцов и предпочитая осуществлять свою власть через военных министров, главнокомандующих и полевых командиров. В отличие от средневековых предшественников, эти подчиненные короля были всего лишь слугами государства. Предполагалось, что они воюют не ради своих личных интересов и в любом случае могут быть смещены со своего поста по прихоти суверена. С течением времени у них выработались общие интересы и кодекс поведения, которые широко распространились, невзирая на национальные различия, границы и даже линии фронтов. Вести войну ad hominem[68] больше не имело смысла.
Данный период относится к той эпохе, когда принцип легитимного правления был широко признан. В условиях гарантированного престолонаследия убийство, лишение свободы и иные способы покушения на высших лиц, ответственных за ведение войны, уже не могли принести пользу. В результате от них отказались, что стало частью свода военных обычаев, т. е. международного права и общественных представлений о морали, на которых она основана. Ваттель считал признаком развития цивилизации тот факт, что к середине XVIII в. главы воюющих государств обращались друг к другу «monsieur mon frere»[69]. Фердинанд Брунсвикский, командующий армией Ганновера во время Семилетней войны, однажды распорядился, чтобы трофейный телескоп вернули его владельцу, французскому командующему Сен Жермену. Когда Наполеон в 1809 г. начал осаду Вены, его артиллеристы не обстреливали дворец Шёнбрунн, где, как известно, лежала больная принцесса Мария-Луиза (будущая императрица). Его ссылка через несколько лет на остров Святой Елены вызвала в то время заметную публичную критику. К концу XIX в. взятые в плен правители, например Наполеон III, считались источником политических неприятностей, от которого необходимо было как можно быстрее избавиться.
Даже в период тотальной войны — с 1914 по 1945 г., — по всей видимости, были проведены лишь две операции, имевшие целью убить определенного вражеского генерала, и обе они были проведены во время Второй мировой войны. Цель одной — Эрвин Роммель, главнокомандующий Германского Африканского корпуса, чья слава в 1942 г. достигла таких высот, что само его имя оказывало деморализующее воздействие на британских солдат в Западной Пустыне. Другая операция была подготовлена немцами во время своего наступления в Арденнах, и ее целью был Эйзенхауэр, которого в течение недели или двух сопровождали телохранители, даже когда он шел мыть руки. Обе операции провалились. Если бы они достигли своей цели, то это было бы самым настоящим нарушением военных обычаев того времени; солдаты полка «Бранденбург» под командованием полковника Скорцени, имевшие несчастье попасть в плен, когда на них была надета американская военная форма, были казнены. При этом не существует доказательств, что Гитлер и Сталин, которые, по всеобщему признанию, были величайшими преступниками из всех когда-либо живших на свете, предпринимали попытки убить друг друга или своих коллег в других государствах.
На исходе XX в. процесс, по-видимому, поворачивает вспять. Если продолжится разрастание конфликтов низкой интенсивности, то место бюрократических военных организаций займут организации, основанные на личностных и харизматических факторах. Это приведет к тому, что сегодняшние различия между лидерами и возглавляемыми ими политическими организациями исчезнут или станут менее четкими. Отражая новую реальность, обычаи войны изменятся. На протяжении приблизительно последних трех столетий попытки убить предводителей или обезвредить их другим способом не считались частью игры под названием «война». В будущем возникнет тенденция относиться к таким лидерам как к преступникам, в полной мере заслуживающим наихудшей доли, какую только можно себе вообразить. По мере того как политические и личностные факторы будут все больше смешиваться друг с другом в рамках новых организационных форм, нет никаких гарантий, что семьи лидеров и их личное имущество останутся в неприкосновенности. Напротив, они будут подвергаться нападениям или угрозам нападения с целью оказать давление собственно на лидеров. Возможно, в результате этого многие лидеры решат оставаться одинокими и вести полукочевую, полуподпольную жизнь, как это делает, например, Ясир Арафат.
Жизнь показывает, что лидеры действительно все чаще становятся мишенью. Еще в 1956 г. французы захватили марокканский пассажирский самолет, на борту которого находились в полном составе лидеры Фронта национального освобождения (Front de Liberation Nationale). Операция такого рода была бы немыслима в любой войне, кроме направленной на борьбу с повстанческими движениями. В то время считалось, что она настолько противоречит преобладавшим тогда военным обычаям, что, по некоторым сведениям, приказ довести ее до конца был уничтожен. С тех пор дела такого рода стали привычным явлением, особенно в Ливане, Афганистане и странах Латинской Америки, где убийство или похищение вражеского лидера сегодня такой же обыкновенный метод ведения войны, как это было в Италии в эпоху Ренессанса. Нельзя утверждать, что этот метод применяется исключительно в «нецивилизованных» странах. В 1981 г израильтяне попытались повторить операцию, проведенную французами против лидеров Организации освобождения Палестины, вынудив сирийский самолет совершить посадку на полпути, но им так и не удалось найти лиц, за которыми они охотились. В 1986 г. американцы провели бомбардировку Триполи, по всей видимости, пытаясь уничтожить Муаммара Каддафи; они не попали в него, но некоторые члены его семьи были убиты. В 1989 г. израильтяне провели успешное похищение трех лидеров проиранской организации Хезболла в Ливане, таким образом доказав, что тот, кто борется с террористами в течение сколько-нибудь продолжительного периода, с большой вероятностью и сам через некоторое время станет террористом.
