Сергей Кургинян - Россия: власть и оппозиция
Уже на Озоди стало ясно, кто становится лидерами кулябцев. Один из них мулла Хайдар Шарифзода, выступивший против Казиколона и обвинивший его в ваххабизме, чуждом народу и исламу Таджикистана, собрал людей на площади. Говоря о том, что Казиколон оскверняет традиционные обычаи таджикских суннитов, говоря о том, что коммунист может быть правоверным, выступая против идеи «кафирства», мулла Хайдар противопоставил свой ханифизм ханбализму Тураджонзода.
Конфликт приобрел новые очертания — не ленинабадская номенклатура выступала против гармской торговли, а народный ислам — против насильственно внедряемой антинародной саудистской версии ваххабизма. Достаточно было донести это новое измерение конфликта до исламских народов и их симпатии уже не были бы столь отчетливо закреплены за «правоверными ваххабистами», якобы борющимися с нечестивцами. Однако, эта задача не была решена. Народный мулла Хайдар собрал народ, проклял Казн и передал политическую власть народным политикам, как это и полагается делать настоящему священнослужителю. Народным лидером стал Сайгак Сафаров.
Эта фигура обсуждалась и обсуждается. Обычно делается упор на уголовном прошлом. При этом не оговаривается, что все это прошлое состояло из юношеской драки (разумеется, с применением холодного оружия с обеих сторон), после которой удачливый Сангак отправился за решетку. Там он несколько раз вел себя непримиримо по отношению к тюремному начальству, за что и заработал продление срока. Вернувшись уже в годах к себе на родину, Сангак женился, родил детей, работал буфетчиком. Никакого отношения к компартии он никогда не имел. Но напротив, по всей логике он должен был ненавидеть ее и присоединиться к ее противникам. Но произошло обратное.
Повторяем, именно в тот момент, когда начались бегства даже из Ленинабада и когда большая часть душанбинской партийной элиты ползала на коленях перед наглеющей с каждым днем оппозицией, Сангак Сафаров начал яростно обличать сторонников ИПВТ, защищать русских и коммунистов, призывать дать отпор силам политического террора в республике.
Слушали Сайгака и муллу Хайдара, а не партийных бонз. Им поверили и за ними пошли. На площади Озоди никто не поддержал Набиева с его двурушничеством, но все поддержали Кенджаева, столь же чужого в клановом смысле, как и Набиев. Поддержали, потому что верили в его честность и прямоту. Потому что он не двурушничал, не вилял, как подобает партийному аппаратчику.
Повторяем, настало время других людей, время народной борьбы, время войны. Уйдя по просьбе Набиева с площади Озоди, кулябцы начали борьбу у себя в регионе. Их пытались устрашить террором, — не вышло. На силу Куляб ответил силой. Очевидцы рассказывают, что принеся домой труп молодого человека, сражавшегося в рядах кулябцев и погибшего во время очередных боев, они боялись проклятий родственников, боялись, что их спросят, почему они живы, а он — нет. Вместо этого старик-отец собрал оставшиеся ценные вещи, отдал их им и сказал: «Если не возьмете двух моих младших сыновей, я обижусь». Это не миф, а свидетельство военных, не склонных к патетическим преувеличениям.
Для Александры Луговской, писавшей объективистскую статью в газете «Известия», газете занимавшей вообще достаточно провокаторскую позицию под видом объективизма, было непонятно, почему Куляб, южный и относительно небогатый город выступил против ваххабитов из Гарма. Это не может понять вестернизированный, либерализованный антисоветски настроенный журналист из Москвы, ибо ему, этому журналисту и в голову не приходит, что существует народный, общинный, декханский социализм, который весьма далек от номенклатурной подделки, что существует традиция общины, традиция народного не извращенного ислама, которая срослась с советским и социалистическим в глубинах народной жизни, в среде декхан и рядовых священнослужителей. И эта народная традиция, проявившая себя в Кулябе, рано или поздно проявит себя в Воронеже, Тамбове, Рязани и Курске.
Это не идеологический лозунг и не следствие политических симпатий группы, исследовавшей процессы в Таджикистане. Это неизбежность социальных закономерностей, столь же жестких, как и законы Ньютона. Либо очередной тоталитарный террор, не сравнимый со всеми предшествующими и изводящий под корень традиции последних 70 лет и ту почву, на которую эти традиции опирались, либо — восстановление этих традиций. Поскольку изведение под корень возможно лишь за счет уничтожения народа, то восстановление традиций (и советских, и предшествующих) в их правах — неминуемо. И горе тому, кто пойдет против русских сайгаков и хайдаршарифов из глубин России, поднявшихся на защиту смысла и чести своего народа, смысла и чести 70 лет народной жизни и народного творчества.
Другое дело — как именно произойдет восстановление непрерывности исторической и духовной вертикали. И будет ли этот процесс обращен в будущее. Традиционализм в его современных формах (неотрадиционализм) ничего общего с фундаментализмом не имеет и не может иметь (если под фундаментализмом понимать ваххабитский террор). Именно две эти силы столкнулись в Таджикистане и, возможно, опыт Таджикистана имеет не региональное значение и не локальный философский и политический смысл.
ХРОНИКА ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)Война нарастала. Это была горячая осень 1992 года. Бои в Курган-Тюбе и Кулябе завершились Хорогским перемирием, подписанным тремя силами: новой властью (так называемыми демократами), кулябцами и курган-тюбинцами, ленинабадцами и вновь создаваемым вторым фронтом в Гиссарс, возглавленном все тем же Кенджасвым.
28 июля 1992 г. Хорогское соглашение вступило в силу.
XV сессия ВС Таджикистана, назначенная на 10 августа, не могла начать работу из за отсутствия части депутатов от Ленинабадской, Кулябской областей и Гиссарского района.
12 августа она все же начала работу, и в тот же день утвердила постановление Президиума ВС об отставке бывшего Председателя Президиума С. Кенджаева. Большинством голосов был отменен закон «О президентской форме правления», а Президент тем самым лишался дополнительных полномочий.
На третий день работы сессии, 14 августа, в выступлении Ш. Юсупова, председателя Демократической партии Таджикистана было заявлено о необходимости отмены президентской власти в Таджикистане, как таковой. Это было только прелюдией к свержению Набиева.
18 августа Набиев едет в Курган-Тюбе. После его приезда ситуация в регионе дестабилизирована. Вряд ли можно возлагать ответственность за эту дестабилизацию на Набиева, чье положение уже весьма шатко. Гораздо более вероятно, что его противники ведут планомерную «охоту» на Президента, сознательно срывая Хорогские соглашения.
24 августа новая власть так называемых демократов зверски расправилась с народным депутатом генеральным прокурором республики Нурулло Ховайдулаевым, отстаивавшим до последнего остатки закона и конституции.
31 августа сторонники оппозиции (все еще — они называют себя «оппозицией»!), ворвались в президентский дворец и, не обнаружив там Набиева, взяли в заложники первых вице-премьеров республики Джамшеда Каримова и Тухтабоя Гафарова, вице-премьера Ха-бибулло Саидмуродова, управляющего делами Кабинета Министров Рамазана Мирзоева, советника Президента по военным вопросам Холбобо Шарипова. За Президентом охотятся, как за зверем, берут заложников. Общественное мнение в России остается безразличным. Еще бы, ведь охотятся демократы!
4 сентября — Чрезвычайная сессия парламента. Правительство и Президиум парламента в совместной декларации выразили недоверие Набиеву, заявив, что тот отстранен от власти. Решение — никакой конституционной силы не имеющее. Реакции — никакой.
7 сентября во второй половине дня Набиев отправился в аэропорт Душанбе, откуда он должен был вылететь в Ленинабад. Сопровождавшие его члены Верховного Совета внезапно, на пол-пути к аэропорту, повернули назад. В результате Р. Набиев прибыл в аэропорт один.
Группа боевиков, называемая «Штаб спасения отечества», созданная летом 1992 г. все тем же Ш. Юсуповым, приступила к захвату Президента. Кстати именно в этот «штаб» через полчаса после убийства генерального прокурора Таджикистана поступила информация о том, что «дело сделано». Новое «дело» делалось при соучастии российских военных, «сдавших» Р. Набиева по приказу из центра. Они услужливо пропустили боевиков, потребовавших, чтобы Президент подписал заявление об отставке. Президент вынужден был это сделать.
Вначале сдав все ключевые посты, затем выдав отречение без подписи, он в дальнейшем как бы выбыл из игры, «засел в бункер» в буквальном и переносном смысле этого слова. Находясь в Каратаге, в 60 км от Душанбе, на подземном войсковом командном пункте, предназначенном на случай войны, он периодически выходил на связь по ВЧ, спрашивал последние новости и тут же клал трубку.
