Михаил Антонов - Капитализму в России не бывать!
Одна из мер либерального характера была осуществлена при Брежневе и имела катастрофические последствия для страны: это — продолжение начатого Хрущёвым курса на ликвидацию так называемых «неперспективных деревень» (об этом тоже речь пойдёт в следующей главе). Но когда в последние месяцы жизни Брежнева обступившие его либералы настаивали на проведении обширной программы либеральных реформ, он решительно отказал им в этом. Столь же твёрдо он заявил: «Пока я жив, цены на хлеб не будут повышены».
Наиболее глубокий анализ советской экономики 1960 — начала 1980-х годов содержится в книге академика Ю.В.Ярёменко «Экономические беседы» (М., 1999), к которой нам придётся не раз обращаться в последующих главах. Уже в середине 1960-х годов Ярёменко пришёл к выводу, что в СССР идёт процесс технологической деградации. Этому способствовало изменение роли партии в советском обществе, её вырождение. Партия, которая прежде выступала в качестве верховного арбитра в конфликтах между конкурирующими монстрами — ведомствами, сама превратилась в одного из игроков, ибо у партийного аппарата появился свой собственный экономический интерес, отличный от государственного. Естественно, что она потеряла и рычаги управления. Ведомства, почувствовав свою независимость от КПСС, рвали ресурсы страны на части, но им всё равно было их мало, так как они имели колоссальные ресурсоёмкие программы, очень часто не связанные ни с какими реальными проблемами. Ярёменко вырабатывал свой путь преодоления этих пороков советской системы экономики, исходя из того, что мы создаём «принципиально иную цивилизацию».
Становилось всё более очевидным, что преодолеть застой было невозможно без отказа от марксистской теории, что и в голову не могло придти ни Суслову, ни Брежневу.
У брежневского застоя есть и другая сторона. Опираясь на аппарат, Брежнев по сути все дела на местах отдал на откуп местным руководителям, кадры которых и подбирались таким образом, чтобы они были «маленькими брежневыми».
Поскольку Брежнев не мог не знать, что дела в стране обстоят далеко не блестяще (хотя бы по справкам КГБ, пусть и приглаженным, но всё же отражавшим и положение дел, и общественные настроения), а быстро изменить ситуацию к лучшему был не в состоянии, у него возникла органическая потребность в том, что могло бы принести утешение. Этому способствовала и быстро прогрессировавшая болезнь генсека, всё явственнее проявлявшееся расстройство умственной деятельности. Нередко Брежнев уже не узнавал хорошо знакомых ему людей, многие его поступки были совершенно неадекватны.
Дело не ограничивалось приукрашиванием действительности в сводках и отчётах, рапортами об успехах там, где в действительности уже начинались провалы. Реальное состояние экономики уже почти никто не контролировал, верховная власть удовлетворялась бодрыми отписками с мест. Это вело к расцвету махрового бюрократизма. Андропов, заботясь об укреплении своих позиций во власти в предвидении ухода Брежнева, начал кампанию по расследованию ряда крупнейших злоупотреблений (дела Рашидова, Медунова, «рыбное дело» и пр.). Брежневу о них докладывалась информация лишь в общем виде.
Но одним из самых действенных утешений стали для Брежнева его неустанное восхваление и периодическое награждение высокими знаками отличия.
Четырежды Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда, Маршал Советского Союза, кавалер всех высших орденов СССР и стран социалистического лагеря, и прочая, и прочая, и прочая. Потоком шли и дорогие подарки — от роскошных лимузинов до золотых изделий и драгоценных камней.
Принимая награды из рук тех, кто входил в его ближайшее окружение, Брежнев и для них не жалел наград и прочих благ, всё это, разумеется, за счёт государства. А подхалимы помельче, не имевшие доступа к самому Брежневу, но вхожие в его семью, задаривали дочь и зятя генсека, используя эти связи как «крышу» для своих махинаций. В Крыму строился дачный посёлок для приближённых Брежнева, который местное население называло «царским селом». Пример оказывался заразительным. Коррупция и «теневая экономика» разъедали государственную машину. А Рой Медведев отмечал, что следствием этого стали «нежелание и неумение хорошо работать, политическая пассивность и апатия, нравственная деградация десятков миллионов».
Застой переходит в разложение
В период застоя происходили сложные процессы в структуре советского общества. «Первоначальное накопление капитала» коррупционерами и «теневиками», предоставление всё новых привилегий верхушке партийного аппарата и «сливкам» советской интеллигенции привели к заметному, хотя ещё и скрываемому (как властью, так и самими «элитариями») имущественному расслоению в стране. Однако чем больше богатели «элитарии», тем сильнее становилось их недовольство тем, что они вынуждены жить подобно герою романа Ильфа и Петрова Александру Корейко, который, обладая миллионами, должен был выглядеть в глазах окружающих рядовым советским служащим с копеечным окладом. Незаконно или несправедливо нажитое богатство им приходилось прятать, пожить на широкую ногу было ещё опасно.
Недовольство росло и в среде рядовой интеллигенции, ряды которой быстро множились. Научно-технический прогресс в СССР был заметен главным образом в отраслях оборонного комплекса, причём по соображениям секретности достижения оборонщиков не распространялись на отрасли, производящие товары народного потребления. В «мирных» отраслях воцарился технологический застой, спрос на новые инженерные и конструкторские решения отсутствовал, а могли ли удовлетворять инициативного работника должности инженеров по снабжению и по технике безопасности, и какие у него были перспективы карьерного роста? Талантливые люди страдали от своей невостребованности.
Изобретательская мысль в стране ещё била ключом, однако на пути внедрения новшеств в производство нагромождалось всё больше препятствий. В то же время оказался великолепно отлаженным механизм утечки появлявшихся в СССР новых идей за рубеж, в силу чего технологии, разработанные у нас, патентовались на Западе, и нам потом приходилось покупать за золото плоды собственных изобретений и открытий.
В среде самой интеллигенции происходили заметные перемены. Молодое поколение интеллигентов впитывало буржуазные ценности, видело идеал в положении интеллигентов в странах Запада (прежде всего в высокой оплате труда) и представляло собой идеальную среду для восприятия западной антисоветской пропаганды.
Жизненный уровень народа постепенно повышался и в среднем составлял уже примерно две трети от западноевропейского. Однако он был далёк от обещанного программой построения коммунизма. В конце 70-х годов стали всё более частыми перебои в снабжении городов продовольственными и промышленными товарами. Поэтому ширилось недовольство не только в рядах элиты, но и среди других слоёв общества, в том числе и среди рабочих и крестьян. Как пишет Сергей Семанов, трудно было приобрести в магазинах самые расхожие товары. Действительно, по собственному опыту знаю, что за ними подчас приходилось либо выстаивать длинные очереди без гарантии, что желанный товар не кончится, либо покупать с солидной переплатой у спекулянтов. Однако ведь не случайно тогда ходил такой афоризм: на прилавках ничего нет, а холодильники в квартирах полны. А нужных покупателям товаров не хватало не только из-за недостатка средств у государства, вынужденного нести тяжёлое бремя военных расходов, но и потому, что производители не были заинтересованы в производстве дешёвой и высококачественной продукции.
Вот в этой обстановке нарастающего почти всеобщего недовольства в СССР возникло невиданное ранее явление — диссидентство, причём не как позиция отдельных представителей творческой интеллигенции, что было уже при Хрущёве, а как относительно массовое движение. Отчасти его возникновение было объективно обусловлено, ибо антисоветская настроенность верхушки творческой интеллигенции должна была проявиться в общественной жизни, но в значительной мере оно стало возможным потому, что его целенаправленно взращивал КГБ СССР, возглавляемый Андроповым.
Диссиденты были очень нужны ведущему свою игру Андропову. С одной стороны, это давало возможность создать видимость борьбы с антисоветизмом и тем подкрепить имидж КГБ. С другой, диссидентство поощрялось, носителей этих настроений посылали в зарубежные поездки, там они должны были свидетельствовать о демократии в СССР. Наконец, под видом борьбы с диссидентством можно было упрятать в места заключения или в психиатрические больницы тех, кто был искренне заинтересован в совершенствовании социализма (автору эта практика известна по собственному опыту).
Но диссидентство — это только цветочки. Ягодками стали появившиеся на всех ступенях социальной лестницы, в том числе и в высшем партийном руководстве, агенты влияния Запада. Открыто они выступили уже после смерти Брежнева, однако свою подрывную работу вели ещё при нём. На их счету немало диверсий против советского строя не только в сфере идеологии, но и, например, в военном деле.
