Дж. Лэнггут - Скрытый террор
— Это верно, — сказал Митрионе и понимающе рассмеялся.
— Сейчас, наверное, у вас совсем другая работа. Не та, что в Штатах, когда вы были начальником полиции.
— Совершенно верно. Сейчас работа совсем другая, — повторил Митрионе задумчиво. — Уже не та. Вы правы.
— Полиция, видно, занимается всякими делами, да?
— Да, — ответил Митрионе устало и покорно.
— Конечно, ведь все меняется. А чем вы занимались в Бразилии?
Хотя «тупамаро» говорил теперь уже более уверенным голосом, он все еще рассчитывал на какую-нибудь неосторожность со стороны Митрионе, за которую можно было бы ухватиться. Он знал, что тот в течение семи лет работал полицейским советником в Бразилии и что бразильская полиция гораздо раньше своих уругвайских коллег начала пытать людей электрическим током. Судя по всему, «тупамаро» хотел, чтобы Митрионе сам связал эти два факта и сделал соответствующий вывод.
— Я работал там в качестве… э-э… «асесора». — Митрионе вновь произнес испанское слово, означающее «советник». — Я работал внутри страны. Я работал с… Я был советником военной полиции. Мы вместе работали по части… э-э… обучения.
— Ага, понимаю.
— Вы же сами знаете, как… как обстоят дела и в Бразилии, и в Уругвае… Как они… как полицейские патрулируют улицы, как относятся к своим обязанностям. Вот мы и пытаемся научить их делать все это немножко лучше. Для их же собственной пользы и на благо других. Мы хотим, чтобы они побольше двигались. Учим их лучше нести дежурство.
«Тупамаро» обратил внимание на то, что Митрионе сказал «внутри страны», хотя тот имел в виду работу в Белу-Оризонти, т. е. не на побережье.
— Значит, вы работали в джунглях?
— Нет-нет, только не это. Я совсем не то имел в виду.
Они оба не раз слышали рассказы о зверствах и жестокости официальных властей по отношению к индейцам, жившим где-то в джунглях Бразилии. Вот почему и американец, и уругваец невольно улыбнулись после того, как Митрионе с такой поспешностью постарался оградить себя от подобных подозрений.
— Кроме того, мы учим их, как держать в чистоте и исправности свое оружие.
— Да, конечно. Мы это знаем. Мы уже «позаимствовали» у них сотен семь пистолетов и автоматов.
— Это мне известно, — вздохнул Митрионе. «Тупамаро» несколько смущенно улыбнулся.
— Они плохо следят за ним. — Теперь «тупамаро» жаловался американскому советнику на порядки в уругвайской полиции. — На некоторое было тошно смотреть.
— Что, оно было в таком плохом состоянии? — Митрионе, казалось, разделял возмущение «тупамаро».
— Все в грязи, — сказал тот и тяжело вздохнул. — Пришлось немало потрудиться, чтобы привести его в божеский вид. Я имею в виду все эти пистолеты и винтовки.
— Что делать.
— С пистолетами еще полбеды. А вот с винтовками пришлось намучиться.
— Неужели были такими запущенными?
— Пришлось их хорошенько надраить. Но теперь они в порядке, — «тупамаро» вновь засмеялся. Митрионе тоже не выдержал и улыбнулся, понимая всю абсурдность ситуации: повстанцам приходится чистить за полицейских их же оружие. — Теперь винтовочки — что надо!
— Я уверен в этом, — сказал Митрионе несколько сдержанным тоном.
— К счастью для нас, — завершил эту тему «тупамаро». — Ну а теперь расскажите о вашей работе в Уругвае.
— Здесь я занимаюсь тем же. Все примерно так же. У нас… у нас есть свой офис в здании полицейского управления. Мы работаем… э-э… совместно с министерством внутренних дел и… э-э… шефом полиции, начальником полицейского управления. Мы налаживаем систему связи с внутренними районами страны. Надежную систему связи. Кроме того, сюда поставляются полицейские автомашины. Конечно, уругвайское правительство приобретает их не бесплатно. Мы машин не покупаем.
— Угу, понятно.
— Что касается радиоаппаратуры, то здесь в некоторых случаях половину платим мы, половину — правительство. — Митрионе не говорил ничего такого, чего нельзя было бы узнать из любого ежегодного отчета о ходе слушаний в сенатской комиссии по ассигнованиям. — Что же касается других поставок, то всю их стоимость оплачивает уругвайское правительство.
— Понятно. Ну, а как уругвайская полиция, хорошо учится? Как вы думаете?
— Даже не знаю, что и сказать. Думаю, уругвайцы, молодые уругвайцы, — довольно толковые ребята. Мне кажется, они толковее своих сверстников в любой другой стране Латинской Америки. Видимо, потому, что у вас хорошая система образования.
Митрионе тщательно взвешивал свои слова, заранее обдумывая, что будет говорить. Ничто не указывало на то, что он пытается вызвать к себе расположение и тем самым как-то выбраться из ямы. А в такую глубокую яму он еще не попадал.
«Тупамаро» воспринял похвалу в адрес уругвайской системы образования как нечто само собой разумеющееся.
— Это действительно так, — сказал он.
— У вас отличные школы, — продолжал Мнтрионе. — Это хорошо. Но, на мой взгляд, плохо другое. Я имею в виду отсутствие у вас желания. — Критическая ситуация, видимо, все же сказывалась на его поведении, потому что он стал валить в одну кучу и достоинства и недостатки Уругвая. Кроме того, Митрионе, судя по всему, на минутку забыл, что он не в классе и что перед ним не новобранцы, которым можно читать нравоучение. — Дело в том, что вам нужно быть более целеустремленными и работать с чуть большим желанием.
— Да-да, — согласился «тупамаро», терпеливо выслушав эту несколько неуместную лекцию.
— Да и платят здесь не так уж много. — Это была любимая жалоба Митрионе, которую он повторял всю свою жизнь. — Если бы платили чуть больше, дела пошли бы гораздо лучше.
— А что вы можете сказать о таких, как Моран Чаркеро?
Это был важный вопрос. Моран, окончивший в своо время Международную полицейскую школу, вел активную борьбу с повстанцами и лично пытал попавших к нему в руки борцов. В апреле прошлого года его убили.
Отвечая на этот вопрос, Митрионе чуть повысил голос. Видимо, уже сказывалось напряжение, связанное с необходимостью отвечать на вопросы без подготовки. В докладах, регулярно посылавшихся Митрионе в Вашингтон, работа Морана оценивалась высоко. Но сейчас не время было рассказывать об успешных операциях возглавлявшейся им «специальной бригады».
— Я не очень хорошо знал Морана Чаркеро. Мы с ним не работали. Я встретился с ним, когда он улетал в Штаты. Я приезжал тогда в аэропорт, чтобы со всеми попрощаться. Когда он вернулся, мы встретились еще раз. Но я никогда… никогда не работал ни с Мораном Чаркеро, ни с… как же фамилия этого второго парня? Помню, он из Канелонеса. Они еще вместе улетали в школу.
— Леньяни?
— Как?
— Леньяни?
— Нет. Леньяни — это шеф тамошней полиции. Я имею в виду другою. Того, кто улетал учиться в Штаты вместе с Мораном Чаркеро.
— А-а, другого. Я что-то не припомню его фамилии.
— Я тоже. — И они оба улыбнулись оттого, что никак не могли вспомнить нужной фамилии. — Я никогда на работал ни с одним из них, — продолжал Митрионе, пытаясь закрепить успех. — У меня с ними было, как говорится, шапочное знакомство. Я вообще не работал с каким-то конкретным полицейским, потому что занимался чисто административными проблемами.
— А где именно?
— Я работал в своем офисе в посольстве.
— Вот как?
— Девяносто процентов своего рабочего времени я проводил в посольстве.
— Да. — В устах «тупамаро» это «да» прозвучало, как латиноамериканское «нет». Он хотел тем самым показать Митрионе, что не позволит себя дурачить. — Думаю, наши ребята знают это. Они уже давно занимаются вами и знают о вас все. — Последняя фраза была произнесена несколько извиняющимся тоном, но не без гордости.
— Кого именно вы имеете в виду?
— Моих друзей.
— Ах, да. Значит, они знают обо мне все?
— Да.
— Тогда они подтвердят, что большую часть своего времени я проводил в… Если быть точным, то в полицейском управлении я не был, дай бог памяти, вот уже две с половиной недели. А может, и три.
— Хотя у них в гараже и выделено специальное место для вашей машины, не так ли?
— Где, в полицейском управлении? — Подобные вопросы обычно задаются, чтобы выиграть время.
— Да.
— Это не для меня. Это для других советников.
— Кто они? — прямо спросил «тупамаро».
— Со мной работают еще трое.
— Кто они? — снова спросил «тупамаро» таким же тоном.
— Вы же знаете их фамилии, — ответил Митрионе не без вызова.
«Тупамаро» неодобрительно хмыкнул.
Митрионе, уже уставший от такого препирательства, сказал тоном отца, выговаривающего набедокурившему ребенку:
— Но послушайте, вы же прекрасно знаете их фамилии.
— Да, знаю. Но, — решительно сказал «тупамаро», давая понять, что по-отцовски снисходительный тон Митрионе сейчас неуместен, — вы тоже прекрасно знаете, что мы теперь поменялись ролями. Теперь уже я выступаю в роли полицейского.
