Юркй Емельянов - Сталин перед судом пигмеев
Однако С.И. Аллилуева в своей книге игнорировала и особенности ее окружения, и — главное — исторический контекст событий в ее жизни. Хотя книгу писала молодая женщина, блестяще окончившая исторический факультет МГУ и привлекавшаяся отцом к встречам с Черчиллем, руководителям и Югославии, членами Политбюро, можно подумать, что ее автором является особа, не имевшая ни малейшего представления о текущих делах советского государства и его истории. В книге Аллилуевой Сталин был представлен исключительно как отец своих детей, муж Надежды Аллилуевой, а его напряженнейшая государственная деятельность оставалась практически невидимой. Между тем самоотдача Сталина государственной работе была таковой, что бросалась в глаза даже советским людям тех лет, которые сами отдавали все свои силы во имя страны. Главный маршал авиации Голованов вспоминал о Сталине: «В его личной жизни не было чего-либо примечательного, особенного. Мне она казалось серой, бесцветной, видимо, потому, что в привычном нашем понимании ее у него просто не было».
Сосредоточив все внимание на том, чего почти не существовало, и закрыв глаза на самое главное в жизни Сталина, Светлана Аллилуева, хотела она того или нет, но превращала Сталина из государственного руководителя в рядового обывателя, о котором можно было судить исключительно по его личной жизни. И в этом была причина сильного воздействия книги на многих читателей, как на Западе, так и в нашей стране. Сталин становился удобным для понимания миллионов читателей, не обремененных знаниями ни истории, ни законов общественного развития и часто не желавших признавать значимость государственных дел. Более того, приводившиеся в книге примеры о жизнелюбии Сталина, о его любви к детям лишь создавали иллюзию психологической глубины портрета Сталина. По сути, книга Аллилуевой должна была подтвердить правильность главного вывода хрущевского доклада на XX съезде: главной причиной бед СССР был характер Сталина, который, по мнению Хрущева, был исключительно дурным. Свою книгу С. Аллилуева венчала осуждением тех, «кто добивался Добра средствами и методами зла». Читателя же подводили к выводу: человек, который не сумел сделать счастливыми членов своей семьи, не смог бы принести счастья и народам великой страны.
Опираясь на негативные характеристики Сталина в книгах Милована Джиласа, Никиты Хрущева, Светланы Аллилуевой, советологи стремились убедить читателей в бесчеловечности Сталина как личности, а заодно в бесчеловечности той общественной системы, которую возглавлял Сталин. И эти оценки отвечали целям «холодной войны», в ходе которой СССР изображался «империей зла». В то же время координаторы советологических исследований готовились превратить споры о Сталине, которые не прекращались в СССР, в крупномасштабную кампанию по разрушению нашей страны. Постоянное управление массовым сознанием американцев с помощью рекламы и пропаганды вооружило правящие классы США огромным опытом в осуществлении психологических операций и на международной арене. Особенность этой кампании на психологическом фронте «холодной войны» состояла в том, что она должна была быть проведена в искусственно созданном времени, в котором давно прошедшие события воспринимались как максимально приближенные к настоящему.
Стратеги «холодной войны» предлагали альтернативы сталинскому курсу, которые могли бы восторжествовать в СССР, если быв конце 20-х годов партию не возглавил Сталин. В конце 70-х годов Стивен Коэн предлагал «найти в советской истории до 1929 года вождей и программные идеи, представлявшие подлинно коммунистическую альтернативу Сталину и сталинизму». Для того, чтобы использовать эти фигуры и идеи в боях против Сталина, достаточно было разрешить применение слова «если» для описания необратимых исторических процессов. Именно таким образом Исаак Дейчер доказывал огромные возможности различных партийных оппозиций, существовавших в 20-е годы в СССР, для разгрома сталинизма: «Если бы троцкистская, зиновьевская, бухаринская оппозиции дожили до 50-х годов, то задача десталинизации выпала бы на их долю; они бы осуществили бы ее с честью, от всей души и последовательно».
Почему Троцкий, Бухарин и другие могли посмертно помочь американской внешней политике нанести удар по СССР в 80-е годы? Во-первых, борьба за восстановление «добрых имен» Троцкого, Бухарина и других, павших в борьбе против Сталина, позволяла нанести мощный удар по социалистическому лагерю и международному коммунистическому движению. Признание, что десятилетиями проклинаемые во всех просоветских коммунистических партиях мира лидеры партийных оппозиций 20-х годов были невинными жертвами Сталина, что идейная критикаэтих платформ была ошибочной, могло сокруши ть идеологические основы, с трудом скреплявшие и без того сотрясавшиеся от внутренних разногласий мировое коммунистическое движение и содружество просоветских социалистических стран.
Во-вторых, опора на Бухарина и особенно на Троцкого позволяла противопоставить сталинскому курсу на укрепление великой Советской державы их позицию, в соответствии с которой СССР должен был стать лишь базой грядущей мировой пролетарской революции. Пренебрежительные высказывания Троцкого и Бухарина о русской культуре, русском народе были известны на Западе. Их аргументы можно было бы вновь бросить на борьбу против русского патриотизма, изолировав его от советской традиции и даже объявив его врагом Советской страны. Посмертная победа Троцкого и Бухарина над Сталиным позволяла бы нанести мощный удар по патриотическим силам страны.
Объясняя выгоды опоры на Бухарина и его идей в намечавшейся кампании против Сталина, Стивен Коэн писал, что Бухарин «стал и поныне остается символом борьбы между реформаторами-антисталинистами и консерваторами-неосталинистами в коммунистическом мире — от Москвы до столиц еврокоммунизма». Рекламируя «бухаринскую альтернативу» Сталину, Коэн утверждал: «После десятилетий восточного деспотизма и сталинской бюрократии интернациональное мировоззрение и личное обаяние Бухарина представляются особенно привлекательными».
Активным апологетом другой, троцкистской альтернативы выступал в советологии Исаак Дейчер. Он рассматривал посмертное признание Советской страной правоты Троцкого как необходимое условие очищения марксизма, «оскверненного Матушкой Русью и превращенного в сталинизм». Такое «покаяние» помогло бы, по словам Дейчера, преодолеть ненависть Запада к России.
Добившись искусственного приближения условного прошлого к современным событиям, стратеги психологического фронта собирались перенести успешные действия против Сталина в реальное время и реальное политическое пространство. Доказывая большие потенциальные возможности бухаринской альтернативы в современной жизни.
С. Коэн писал: «Когда в какой-либо из стран Восточной Европы рсформаторы-антисталинисты становятся действенной силой (находятся они у власти или нет), там происходит возрождение идей и политических установок, сходных с бухаринскими… Реальный потенциал бухаринской альтернативы сегодня находится в самом Советском Союзе».
По мнению С. Коэна, главной силой «десталинизации» должны были выступить многие представители творческой и научной интеллигенции страны, связанные с ее правящими кругами, которых он именовал «реформаторами». Коэн и другие советологи перечисляли многие имена советских публицистов, журналистов, писателей, критиков, историков, экономистов, которые должны были сыграть видную роль в грядущих идейных боях против Сталина. Коэн подчеркивал особое значение «передовых» публикаций 60-х годов, написанных «реформаторами» Роем и Жоресом Медведевыми, А. Антоновым-Овсеенко, Ю. Карякиным, О. Лацисом, В. Чалидзе, Ю. Левадой, В. Лакшиным, А. Беком, Л. Копелевым, В. Аксеновым, Л. Карпинским, Г. Лисичкиным, Ф. Бурлацким, Е. Амбарцумовым. Коэн так определял главное направление их деятельности: «Реформаторы должны… критиковать наследие сталинизма практически во всех областях».
Помимо «реформаторов», за творчеством которых следили американские советологи, а также преследуемых властями диссидентов, включая Солженицына и Сахарова, произведения которых широко издавались в США, большое внимание исследовательских центров США было привлечено к правящей элите. Это исследовательское направление получило название «кремленология». Некоторые из «кремленологов» не ограничивались изучением деятелей Политбюро, а пытались исследовать и местное руководство. Видный советолог Джерри Хаф говорил мне, что у него дома имеются досье на 4 тысячи видных партийных и государственных деятелей СССР. Эти досье он Пополнял, регулярно читая почти все республиканские и областные газеты СССР.
В номере американского журнала «Проблемы коммунизма» за июль — август 1979 года Джерри Хаф опубликовал статью «Разрыв в поколениях и проблема преемственности Брежнева». Рассуждая о шансах тех или иных руководителей страны сменить Брежнева, Хаф исходил из вероятности того, что претендентами на пост станут Ю.В. Андропов, К.У. Черненко, В.В. Гришин и М.С. Горбачев. По мнению Хафа, наибольшие шансы имел самый молодой из них — секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. Автор статьи видел в Горбачеве будущего реформатора. Но советолог затруднялся дать ответ, когда Горбачев придет к власти. То обстоятельство, что в советологических кругах уже с середины 1979 года было обращено внимание на Горбачева как на потенциального первого руководителя СССР, означало, что отныне каждый его шаг, а также каждое событие в жизни близких к нему людей становились предметом пристального внимания государственных служб США.
