Марк Блиев - Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений
Отдельно стоит отметить, что вся документация вплоть до указа Александра II, связанная с проведением крестьянской реформы в Грузии и Южной Осетии, составлялась исключительно силами самих грузинских тавадов – роль российских властей и Петербурга сводилась главным образом к организации и к экспертному контролю крестьянской реформы. Естественно, что у этой документации, в особенности относящейся к Южной Осетии, был свой политический подтекст. Он выражался в редакционных тонкостях, ясно дававших понять, что феодальные притязания у грузинских тавадов распространяются не просто на собственность, но и на саму территорию Южной Осетии. Так, в «журнале Временной комиссии по устройству быта помещичьих крестьян в Кутаисской губернии» была сделана запись: «В Рачинском уезде, Кударском участке, в верхней части Кударского ущелья, находятся населенные помещичьи имения, в коих водворены крестьяне из осетин». Подобные формулировки встречались и в других случаях. Из текста в такой редакции, однако, можно было понять, что в Кударском ущелье местное население – грузины, хотя его населяли в основном осетины. В целом же в Южной Осетии не было крепостнической системы как таковой, а существовала прогрузинская форма наделения князей и помещиков землей и правом владения крестьянами от имени государственной власти России. В то же время российское государство не издавало законов, которые бы в Грузии и Южной Осетии создавали институты крепостничества. Несмотря на это, во время крестьянской реформы в Грузии формально ставился вопрос об освобождении крестьян от крепостного права, на котором настаивали грузинские тавады. В результате реформа в ряде районов Южной Осетии фактически сводилась к созданию крестьянских наделов и установлению в связи с этим новых отношений между крестьянином и грузинскими феодалами. Добавим: проводя реформу и создавая крестьянские наделы, власти исходили в Южной Осетии из принятого для Грузии общего положения об отмене крепостного права. Поэтому в случае с Южной Осетией признание в ней «крепостного права» произошло одновременно с его тут же последовавшей отменой. Эта форма крестьянской реформы оказалась наиболее удобной для российских властей, создававших в имениях князей крестьянские наделы. Она обеспечивала создание более понятной системы отношений между «владельцами» и крестьянами, позволяла избежать той путаницы, с которой российские власти столкнулись, разбираясь с владельцами Мачабели – не признав за ними в 1852 году права на крепостную зависимость крестьян, но сохранив здесь и после реформы сугубо персидский тип феодальных отношений. Что касается самих крестьянских наделов, к определению которых, собственно, сводилась крестьянская реформа, то они в условиях Южной Осетии были невелики. Для поливных участков их величина составляла 5 десятин, для неполивных – 10 десятин. Если при закреплении за крестьянами этих участков создавались излишки, то их отрезали в пользу помещика. Повторим: наделы создавались только там, где Комиссия и Комитет признали господство крепостнических отношений. Отдельное положение реформы распространялось на горную зону Южной Осетии, где учитывалась специфика хозяйственных отношений. Наиболее важным элементом реформы в горах следовало считать стремление грузинских феодалов воспользоваться преобразованиями и продвинуть свое господство значительно глубже в горную полосу. Стоит также подчеркнуть: горные районы, за редким исключением, не были переведены на рельсы российского феодализма – то, чего добивалось правительство, не произощло. В этом отношении наиболее характерна картина, складывавшаяся в Кударском обществе, отнесенном к Кутаисской губернии. Мысль З.Н. Ванеева о том, что в Кударском обществе 97% населения было охвачено крепостничеством грузинских феодалов, не совсем точна. В этом обществе было 5307 хозяйств, не числившихся за помещиками, и только 1074 были признаны крестьянскими хозяйствами, принадлежащими помещикам. Первых комиссия называла «горским свободным населением», в отношении вторых подчеркивалось, что крестьяне находятся «в исключительных отношениях к помещикам, коим они платят повинности скотом и домашними изделиями»; согласно принятому положению, оба сословия благодаря реформе фактически получили законный статус. Таким образом, в Кударском обществе отношения помещиков и зависимых крестьян не были признаны крепостническими. По примеру этого общества проводники реформы поступали так же в ряде других горных районов Кутаисской губернии, например, в Сванетии, Мингрелии и др. В работе З.Н. Ванеева «Крестьянский вопрос и крестьянское движение в Юго-Осетии в XIX веке» (Сталинир, 1956) дается подробное описание проведения крестьянской реформы и поземельного устройства, и нет необходимости вновь воспроизводить эти аспекты темы. Отметим главное – политическая суть реформы в Южной Осетии сводилась к двум концептуальным составляющим: а) признать в юго-осетинских обществах господство грузинских тавадов – то, против чего прежде всего и боролся осетинский народ; б) с отменой «крепостного права» перевести грузинский феодализм в Южной Осетии на российский путь развития. Добиваясь реализации этих двух основных положений, реформаторы особое внимание уделили распределению земли. По существу, в принципе распределения земли была заложена стратегия реализации двух наиболее важных задач, обозначенных выше. По данным З.Н. Ванеева, до реформы на один крестьянский двор приходилось пахотной земли в среднем 3 десятины, ожидалось, что размер крестьянского надела увеличится до 5 десятин для поливных участков и до 10 – для неполивных, однако в результате реформы этот надел был для Южной Осетии доведен до 2 десятин. Расчет при этом был прост. Создавая ощутимую для осетинского крестьянства нехватку земли и сохраняя при этом большие земельные участки для крестьян во внутренней Грузии, российские власти рассчитывали спровоцировать переселение осетин из Южной Осетии главным образом в Восточную Грузию, где по-прежнему не хватало рабочих рук. С этой же целью предусматривалось и другое – наиболее низкая норма надела земли была особенно распространена в предгорной зоне Южной Осетии, что также делалось не без политического умысла; предполагалось привлечь в Восточную Грузию горцев, живших в районах, не всегда доступных для российских и грузинских властей.
Пореформенное наступление на Южную Осетию грузинского феодализма
В конце 1864 года, когда уже завершалось разрешение вопросов крестьянской реформы, горский уездный начальник затребовал у заседателя Осетинского участка отчет о положении в Южной Осетии. Заседатель составлял свой отчет по заранее разработанной форме и в целом ряде пунктов ограничивался односложными ответами; например, «помещиков – нет», «городских обывателей – нет», «торговли – нет», «заводов – нет» и т. д. При чтении отчета, вполне отражавшего реальность, создается впечатление о Южной Осетии как об опустошенном и запущенном крае кавказской глуши. Главной отраслью хозяйственной деятельности, как и во всем Закавказье, в Южной Осетии являлось сельское хозяйство. По поводу него заседатель, заполняя бланк своего отчета, писал: «Хотя хлебопашество составляет важнейшую часть сельского хозяйства, оно на Осетинском участке производится не с должным успехом по суровости местного климата и бедной местности... Есть деревень 20, где родится только ячмень и просо». Но даже в этих деревнях, признанных пригодными к «хлебопашеству», «средний урожай хлебов был сам четыре и менее». Основное «богатство» осетин состояло из скотоводства и скотоводческих продуктов. На общее население в 14 211 душ осетинского участка – таких югоосетинских участков было еще два – Горский и Кударский – приходилось в 1864 году лошадей – 936, крупного рогатого скота – 7421, овец – 9216, коз – 1713, свиней – 8362, ослов – 54. В отчете приводились также данные об урожаях, по своей доходности они были мизерны и никак не сопоставимы со скотоводством. По этой причине хлеб покупали в Карталинии, в центральном районе Грузии, куда не всегда разрешалось ездить осетинам, а если такие поездки совершались, то обычно путники попадали в тюрьму по обвинению в краже или же разбое. В связи с этим замечательно, что заседатель Осетинского участка в разделе «народная нравственность» подчеркнул, что «в 1864 году грабежей и важного воровства и прочих важных преступлений в этом участке не было», как на самое серьезное происшествие указывалось на одно самоубийство. Важным было сообщение о том, что осетины этого участка «обложены неокладными податями», т. е. той специфической формой повинностей, которая каждый год могла менять свою величину, за два года 73 деревни этого участка уплатили грузинским феодалам оброк в размере 4022 рублей 38 копеек серебром – для того времени немалая сумма. Несмотря на это, отмечалось, что эти «деньги» были «взнесены полностью по принадлежности». Наряду с этим мы имеем документ, свидетельствующий о том, что сами грузинские тавады, обязанные вносить государству подати, уклонялись от них. Начальник Горийского уезда был вынужден предписать, чтобы собрали сведения «о дворянах... уклоняющихся от уплаты податей» и выяснили их «происхождение»; тавады прибегали к такой уловке – одна княжеская семья вносила подать, а другая ею прикрывалась.
