Владимир Абаринов - Проклятие дома Виндзоров
Об этой отставке или, если угодно, ссылке много говорили в свете. Герцог Веллингтон, комментарий которого записан Гревиллом, предполагал, что юная Виктория застала мать и Конроя в неподобающей ситуации, стала приставать с расспросами к баронессе, а та не выдержала и нарушила обет молчания. По мнению Веллингтона, та же участь ждет и Луизу Лецен – любимую гувернантку наследницы. Эта гипотеза косвенно подтверждается письмом Леопольда, в котором он пишет Лецен:
...
«Не прояви я твердость, вы последовали бы за баронессой Спэф».
Виктория называет Конроя в своем дневнике «чудовищем» и «дьяволом во плоти». Когда в 1839 году, уже будучи королевой, она обнаружила, что фрейлина ее матери Флора Гастингс, судя по всему, на сносях, первым, кого она обвинила, был Джон Конрой. 32-летняя незамужняя леди Флора прошла медицинский осмотр и доказала, что она девица – выпуклость живота была следствием брюшной водянки (Ascites), от которой она и скончалась в том же году. Репутации королевы был нанесен сильнейший удар, публика бросала в ее карету тухлые яйца; скандал послужил одним из поводов отставки премьер-министра лорда Мельбурна.
Как знать, быть может, и показное благочестие Виктории, наложившее неизгладимый отпечаток на всю эпоху ее 62-летнего правления, было следствием если не точного знания, то подозрений в незаконности своего происхождения?
* * *
В отличие от викторианской эпохи предшествовашая ей эпоха регентства исповедовала гедонизм, легкие нравы и необременительные моральные стандарты. В Королевском архиве сохранилась записка герцога Кларенского Вильгельма старшему брату, принцу-регенту «Давешней ночью, – пишет будущий Вильгельм IV, – вы… двух шлюх. Надеюсь, ничего не подцепил». О герцоге Кумберлендском говорили, что он, возможно, отец ребенка своей незамужней сестры Софии.
В пользу легитимного происхождения Виктории говорит ее портретное сходство с герцогом Кентским и его отцом королем Георгом III: то же круглое лицо со срезанным подбородком, тот же мясистый нос, те же пухлые губы бантиком, высокий выпуклый лоб и голубые глаза. Кроме того, нет никаких свидетельств наличия в окружении герцогини Кентской гемофилика, подходящего для адюльтера. Поэтому версия мутации гена при всей ее маловероятности остается в силе.
* * *
Картину искажает и усложняет другой генетический дефект – порфирия, терзавшая британский королевский дом на протяжении столетий, начиная с Марии Стюарт. Порфирия, или порфириновая болезнь (от греческого porphyreos – пурпурный) – редкое наследственное заболевание, выражающееся в нарушении механизма синтеза порфиринов (пигментов). Промежуточные продукты синтеза скапливаются во внутренних органах и тканях, особенно в печени, и причиняют сильные мучения, а затем выводятся из организма с мочой и калом, окрашивая их в пурпурный цвет.
Порфирией страдал сын Марии Стюарт Иаков I и его сын принц Генри, старший брат короля Карла I. Генри недуг свел в могилу. Эта болезнь была причиной бесплодия королевы Анны, правнучки Иакова I, из-за чего престол перешел к Ганноверскому дому – правнуку Иакова Георгу, курфюрсту Ганноверскому, взошедшему на престол под именем Георга I. От него порфирия передалась дочери Софии Доротее, которая вышла замуж за короля Пруссии Фридриха Вильгельма I Гогенцоллерна и стала матерью Фридриха II Великого, а по мужской линии болезнь добралась до Георга III, деда королевы Виктории.
Симптомы порфирии наблюдались и у принца-регента, впоследствии Георга IV, а возможно, и у его жены – королевы Каролины, праправнучки Фридриха Вильгельма I. Если это так, то их единственная дочь, принцесса Шарлотта, получила ген порфирии сразу по обеим линиям.
Порфирией был болен и отец королевы Виктории Эдвард Кентский, однако на нем болезнь чудесным образом прекращается: ею не страдала ни сама Виктория, ни ктолибо из ее многочисленного потомства. Правда, согласно современным исследованиям, ею болела внучка Виктории, сестра кайзера Вильгельма II Шарлотта, передавшая его своей единственной дочери Феодоре, но она могла унаследовать ген порфирии по мужской линии – от своего отца Фридриха III.
Недавно появились сообщения о том, что порфирией страдали также Вики – супруга Фридриха III, старшая дочь королевы Виктории, и ее праправнук – кузен нынешней королевы принц Уильям Глостерский, разбившийся в 1972 году на самолете, которым он сам управлял. Однако эти сведения ненадежны.
* * *
Мать Николая II, императрица Мария Федоровна, была дочерью короля Дании Кристиана IX и в девичестве звалась Дагмарой. Ее старшая сестра Александра была замужем за британским монархом, старшим сыном королевы Виктории Эдуардом VII. Таким образом, будущий царь и сын Эдуарда, впоследствии король Георг V, приходились друг другу двоюродными братьями; они были так похожи, будто были не кузенами, а однояйцевыми близнецами. Сходство забавляло и их самих, и всех родственников: Николай и Георг носили усы и бороды одинакового фасона и часто фотографировались вместе.
В июне 1884 года вторая дочь королевы Виктории Алиса Гессенская выдала старшую дочь Елизавету Александру Луизу Алису за великого князя Сергея Александровича, дядю Николая. Она приняла православное крещение и стала называться Елизаветой Федоровной. На их свадьбе в Петербурге 16-летний Николай и увидел впервые 12-летнюю сестру невесты – Алису Викторию Елену Луизу Беатрису, или просто Аликс, как звали ее в семье.
Когда Аликс было шесть лет, вместе с сестрами и матерью она заболела дифтерией; сама поправилась, но мать и самая младшая сестренка Мэри двух лет от роду умерли. Аликс не только осиротела, но и осталась самым младшим ребенком в семье великого герцога Гессенского Людвига IV. Это событие наложило неизгладимый отпечаток на характер Аликс: из вечно смеющегося беззаботного ребенка она превратилась в существо замкнутое, упрямое и вспыльчивое. Внучку взяла к себе на воспитание королева Виктория. Никто не знал, что покойница мать была носителем гена гемофилии, и что Аликс стала им тоже.
В апреле 1894 года в Кобурге, куда по случаю свадьбы брата Аликс Эрнеста и его двоюродной сестры Виктории Мелиты (она была дочерью второго сына королевы Виктории герцога Альфреда Эдинбургского и великой княгини Марии Александровны, дочери императора Александра II) съехались венценосные особы со всей Европы, между наследником русского престола и внучкой королевы Виктории произошло объяснение. «Говорили до 12 часов, – записал Николай в своем дневнике, – но безуспешно: она все противилась перемене религии, она, бедная, много плакала…» Там же, в Кобурге, было объявлено о помолвке.
Подготовляя династический брак, в Лондоне и Санкт-Петербурге взвешивали политические последствия. О последствиях генетических не подумал никто. Лишь в 1913 году, когда Николай задумал выдать свою старшую дочь Ольгу за румынского кронпринца Кароля, его мать – она была другой дочерью Альфреда Эдинбургского – решительно воспротивилась затее именно на этом основании.
Дальнейшее известно: гемофилия настигла единственного сына императора царевича Алексея. И на целом свете был только один человек, способный облегчить страдания наследника – Григорий Распутин. О том, что Алексей тяжко болен и о силе распутинских чар за пределами узкого семейного круга никто не знал.
О том, что ребенок болен гемофилией, и он сам, и его родные обычно узнают тогда, когда он учится ходить, а значит – падает и набивает шишки. Для гемофилика каждое такое падение может закончиться трагически.
Царица прекрасно знала, что такое гемофилия: ею страдал ее брат Фредерик Уильям. Мальчику было три года, когда он выпал из окна первого этажа. Он не сломал ни единой кости и не получил серьезных травм, но в тот же вечер скончался, как дядя Леопольд, от кровоизлияния в мозг. Гемофиликами были два племянника Аликс – дети ее сестры Ирен. Царица знала, что спасти Алешу может только чудо. Она впала в мистицизм и кинулась к разного рода шарлатанам и кудесникам. И вот – свершилось.
В гордую нашу столицу
Входит он – Боже, спаси! —
Обворожает царицу
Необозримой Руси.
Так писал о Распутине Николай Гумилев, не знавший тайну обольщения, но интуитивно, чутьем художника понимавший его метафизическую природу.
Сестра царя, великая княгиня Ольга Александровна, узнала истинную причину благоговейного пиетета, с каким относились Николай и Аликс к «старцу», в марте 1912 года от самой царицы. Тогда же Ольга передала разговор сестре Ксении. «Про Григория она сказала, – пишет в дневнике Ксения, – что как ей не верить в него, когда она видит, что Маленькому лучше, как только он около него или за него молится… Боже мой, как это ужасно и как их жалко!»
