Дмитрий Верхотуров - Путин, учись у Сталина! Как спасти Россию
Начало процесса «Промпартии» также скрыто секретностью, и даже не очень понятно, с чего оно началось, что послужило толчком для разработки этого дела. Это может быть, с равной вероятностью, как сообщение агентуры или показания Рабиновича, через которого чекисты, очевидно, по линии погрузки угля на железнодорожный транспорт – неотъемлемую часть угольного хозяйства, а также через активную деятельность их обоих в инженерных организациях вышли на Пальчинского. Однако Пальчинский мог быть арестован в порядке тех массовых арестов специалистов, которые проводил Евдокимов, в целях охватить всю вредительскую организацию. Случайный арест – весьма типичная причина провала законспирированных организаций.
От ареста Пальчинского до арестов других членов «Промпартии», которые прошли в два этапа: весной и летом 1930 года, проходит около двух лет. Вероятнее всего, удалось собрать только косвенные сведения об инженерном центре, нуждающиеся в проверке. 12 июня 1929 года арестовали другого активного участника, С. А. Хренникова. Но он умер от приступа стенокардии в тюрьме 25 декабря 1929 года, не дав показаний о существовании «Промпартии», хотя признавал себя организатором вредительства в металлопромышленности. На процессе его не раз упоминали в качестве активного организатора всей деятельности. Только весной – летом 1930 года была арестована целая группа участников «Промпартии». Иными словами, ниточка, которая вела к «Промпартии», была очень тонкой и несколько раз рвалась, и каждый раз с большим трудом находили новый след. Все тонкости этой предварительной следственной работы вряд ли когда-нибудь станут известны.
Все они были под наблюдением агентов ОГПУ, в этом нет никаких сомнений. Их прошлое уже само по себе превращало их в объект неусыпного внимания. Пальчинский был товарищем министра торговли и промышленности Временного правительства, был в августе 1917 года генерал-губернатором Петрограда, был помощником уполномоченного правительства по наведению порядка в столице и руководил обороной Зимнего дворца в октябре 1917 года. Рабинович был председателем правления Донецко-Грушевского общества и шахтовладельцем. Хренников был директором Сормовских заводов с 1914 по 1918 год. Однако они организацию не выдали.
Скорее всего, лишь арест сотрудника Госплана СССР В. А. Ларичева весной 1930 года, показания которого цитировал на XVI съезде ВКП(б) Г. К. Орджоникидзе, позволил полностью раскрыть всю организацию «Промпартии», что привело ее к полному и окончательному крушению.
Инженерство
Стенограмма процесса «Промпартии», полностью опубликованная в 1931 году, позволяет увидеть те скрытые пружины борьбы вокруг планирования и хозяйственной политики, которые действовали в 1925–1930 годах, и понять, на чем строилась и как развивалась позиция вредителей. Подсудимые, помимо моментов, связанных с вредительством и контактами с заграничными эмигрантскими организациями, подробно характеризовали настроения в кругах старого инженерства, их политическую позицию и отношение к хозяйственным и плановым вопросам.
Старое инженерство в поздней литературе часто рисуется сильно идеализированно, с упором на то, что это были высококлассные специалисты, политикой почти не интересующиеся. В этом была серьезная доля истины, поскольку почти все подсудимые по делу «Промпартии» действительно признавали, что были малосведущими в политических вопросах.
Но при этом тщательно обходится вниманием три немаловажных обстоятельства. Первое обстоятельство состояло в том, что старое инженерство было замкнутой корпорацией, не впускавшей в свои ряды чужаков. Второе обстоятельство состояло в том, что до революции крупное инженерство или прямо смыкалось с крупной буржуазией (многие инженеры были одновременно владельцами или акционерами производств), или было с ними тесно связано. Упомянутый уже С. А. Хренников был директором Сормовских заводов и был тесно связан с одним из самых крупных капиталистов в дореволюционной России – А. И. Мещерским. Связи не прервались и после революции. Третье обстоятельство состояло в том, что Пальчинский, Хренников, Рабинович и Федорович, как показывал Рамзин 28 ноября 1930 года, были руководителями инженерного мнения, были создателями крупных инженерных общественных организаций[22].
Если учесть эти три обстоятельства, то «физиономия», как выражался Крыленко, старого инженерства предстает совершенно в другом свете.
К этому можно добавить еще два обстоятельства. Верхушка старого инженерства занимала до революции привилегированное положение, имела крупные состояния: счета в банках, имения, собственные предприятия, акции. К примеру, А. А. Федотов показал, что у него до революции было месячное жалованье в размере 5000 рублей у Морозова и еще 5000 у Бардыгина – крупных фабрикантов, а также он имел имение в Московской губернии стоимостью в 40 тысяч рублей и еще в банке 30–40 тысяч рублей деньгами[23]. Такое огромное жалованье (средняя заработная плата рабочих в Киеве в 1914 году составляла 37 рублей в месяц) вызвало удивление у присутствовавших на процессе. Федотов в месяц зарабатывал в 270 раз больше средней рабочей зарплаты.
После революции они всего этого лишились. В силу этого обстоятельства они не могли хорошо относиться к Советской власти. Наконец, среди инженеров Пальчинский обладал политическим опытом: участвовал в революции 1905 года, долго жил в эмиграции в Италии, а после возвращения в Россию в 1913 году был организатором синдиката «Продуголь» и акционером сразу нескольких обществ. Во время войны он был активным участником центрального Военно-Промышленного комитета. Пик его политической и государственной деятельности приходится на 1917 год. Он был наиболее подкованным в политических вопросах среди всего старого инженерства, что и позволило ему обрести на них огромное влияние.
Если не впадать в идеализацию старого инженерства, то нужно признать, что Пальчинский, Хренников, Рабинович и другие из их числа неизбежно должны были заниматься антисоветской деятельностью, поскольку имели сильные стимулы к этому. Остальных инженеров они использовали в качестве исполнителей своих замыслов, лишь постепенно посвящая их в свои замыслы.
Скажем, Л. К. Рамзин показывал, что его склонили к вредительству не сразу и только в начале 1927 года. Сначала, когда он стоял на советской платформе, старое инженерство организовало враждебное к нему отношение и даже травлю. Но впоследствии его убедили в неизбежности краха советской политики: «В этом разговоре Пальчинский и Рабинович весьма усиленно убеждали меня в том, что экономический крах советской политики совершенно неизбежен, ссылаясь на имена целого ряда руководящих инженеров…» – рассказывал Рамзин о своем разговоре в начале 1927 года[24].
Один из прокуроров, В. Фридберг, задал Рамзину уточняющий вопрос: «Фридберг. И на какой почве вы сошлись окончательно?
Рамзин. В основной оценке политики советской власти в начале 1927 года, то есть оценке этой политики, как гибельной для страны и неизбежно ведущей к катастрофе или кризису народного хозяйства. И второй практический вывод, который делался, что необходимо с этой политикой так или иначе бороться»[25].
Пальчинский, Рабинович и Хренников также использовали для вербовки сторонников общие настроения в кругах старого инженерства, их корпоративную замкнутость и вырастающую из этого убежденность в их исключительной роли.
Рамзин показывал, что Пальчинский усиленно продвигал эту идею инженерной исключительности: «Руководящую роль в управлении страной, в управлении народным хозяйством должна принадлежать инженерству»[26]. Кроме того, и сами инженеры, и сам Рамзин были готовы к восприятию этой идеи. По словам Рамзина, огромную роль в этом сыграла книга Карла Баллода. Помимо того, что она стала одним из источников развития советского планирования, она еще вдохновляла инженерство на притязания на особую роль. «Суть сводилась к рациональному использованию всех сил народного хозяйства путем рационального подхода к построению жизни, что возможно осуществлять только при наличии соответствующих инженерно-технических знаний и подготовки. Основной вывод, который можно было сделать из этой книжки, сводился к тому, что управлять могут только техники и инженеры», – показывал Рамзин, отводя Баллоду роль ведущего теоретика[27].
Слабость политического мировоззрения старого инженерства существенно облегчила работу Пальчинскому. Пожалуй, с Рамзиным они возились дольше всего в силу принятия им советской платформы и идеи теплофикации. Другие старые инженеры, в силу их примыкания к идеям меньшевиков, эсеров и даже кадетов, вербовались еще легче, в силу их активного неприятия советского строя, о чем они откровенно заявляли в суде.
