Юркй Емельянов - Сталин перед судом пигмеев

Государственная опека над советологией и ее государственное субсидирование привели к тому, что эта наука обрела политизированную направленность, С одной Стороны, американскому государству нужны были максимально достоверные сведения о нашей стране. С другой стороны, изучение СССР позволяло решать важные пропагандистские задачи, необходимые для американской экономики. Эту сторону советологии отчасти раскрыл известный американский экономист Джон Гэлбрайт; «Капиталистическая экономика страдает от ограниченного рынка. Расходы на вооружение… вносят необходимую коррективу». Как указал Гэлбрайт, «фантазия и создание образов играет важную роль в отношении между индустриальной системой и государством… Если создан образ нации, осажденной врагами, ответом будут капиталовложения, в вооружения».

Стремление создать страшный и отталкивающий образ врага проявлялось и в усилиях по дискредитации Сталина, особенно активизировавшихся после XX съезда КПСС. 23 апреля 1956 года на страницах журнала «Лайф» бывший видный работник ОГПУ-НКВД Александр Орлов (Лев Фельдбин), давно эмигрировавший на Запад, заявил, что его коллега по НКВД Штейн якобы еще в 1937 году обнаружил в архиве царской полиции папку с агентурными донесениями Иосифа Джугашвили заместителю директора Департамента полиции Виссарионову. Ссылаясь на рассказ тех, кто якобы знакомился с содержанием этой папки, А. Орлов утверждал, что Сталин был агентом полиции вместе с Р. Малиновским, но «решил устранить Малиновского со своего пути на секретной работе в Охранке» и написать письмо в полицию против этого провокатора. Орлов писал, будто на полях письма Сталина, направленного против Малиновского, «была начертана резолюция товарища министра внутренних дел, которая гласила примерно следующее: «Этот агент ради пользы дела должен быть сослан в Сибирь. Он напрашивается на это»… Несколько недель спустя Сталин был арестован вместе с другими большевиками в Санкт-Петербурге, по иронии судьбы попав в западню, которая была уготована ему Малиновским». Однако в подтверждение своих слов Орлов не смог привести какие-либо документы.

В том же номере журнала «Лайф» были опубликованы обвинения подобного рода против Сталина в публикации Исаака Дона Левина. Позже они более подробно были изложены в книге этого же автора «Величайший секрет Сталина», вышедшей в свет в 1956 году. Автор утверждал, что располагал документальными свидетельствами Сотрудничества Сталина с царской полицией. Согласно версии Левина, Сталин стал сотрудничать с полицией с 15 апреля 1906 года, когда был арестован в Тифлисе. Он якобы выдал расположение подпольной Авлабарской типографии РСДРП, которая в тот же день была разгромлена. За эту помощь полиции он тут же был не только отпущен на свободу, но и переправлен полицией в Стокгольм для участия в IV (Объединительном) съезде РСДРП. В подтверждение сотрудничества Сталина с полицией Левин приводил машинописное письмо, которое, по его словам, он получил в 1947 году от трех эмигрантов из России, проживавших после Октябрьской революции 1917 года в Китае. Вот его содержание:

«М.В.Д.

Заведывающий особым отделом Департамента полиции

12 июля 1913 года

2896

Совершенно секретно

Лично

Начальнику Енисейского Охранного отделения А.Ф. Железнякову.

[Штамп «Енисейское Охранное отделение»] [Входящий штамп Енисейского Охранного отделения: ] «Вх. № 65 23 июля 1913 года».

Милостивый Государь! Алексей Федорович!

Административно-высланный в Туруханский край Иосиф Виссарионович Джугашвили-Сталин, будучи арестован в 1906 году, дал начальнику Тифлисского Губернского] ж[андармского] управления ценные агентурные сведения. В 1908 году н[ачальни]к Бакинского Охранного отделения получает от Сталина ряд сведений, а затем, по прибытии Сталина в Петербург, Сталин становится агентом Петербургского Охранного отделения.

Работа Сталина отличалась точностью, но была отрывочная.

После избрания Сталина в Центральный комитет партии в г. Праге Сталин, по возвращению в Петербург, стал в явную оппозицию правительству и совершенно прекратил связь с Охранкой.

Сообщаю, Милостивый Государь, об изложенном на предмет личных соображений при ведении Вами розыскной работы.

Примите уверения в совершенном к Вам почтении

Левин писал, что он не удовольствовался приобретением этого письма, но решил провести собственное расследование в 1950 году и для этого отправился в Западную Европу. В окрестностях Парижа он разыскал бывшего генерала жандармерии Александра Спиридовича. По словам Левина, генерал не только узнал подпись своего коллеги Еремина на письме, но даже презентовал ему серебряный графин с дарственной надписью от сослуживцев, среди которых была выгравирована подпись и Еремина. Генерал заверил Левина, что ему знаком и шрифт письма и высказал мнение, что письмо было напечатано на машинке типа «Ремингтон» или «Ундервуд», которые использовались в России до Первой мировой войны. А.И. Спиридович удостоверил и личность того, кому направлялось письмо, заявив, что «в США находятся несколько беженцев из Сибири, лично знавшие Железнякова».

К тому же Спиридович предложил Левину разыскать в Германии некоего офицера Охранного отделения, которого он знал по кличке «Николай Золотые очки». Генерал сказал, что после революции этот офицердолго жил в Берлине и служил пономарем в православной церкви под фамилией «Добролюбов». Генерал считал, что «Николай Золотые очки» «может быть, единственный, кто занимался проблемой отношений Сталина с Охранкой и, возмолсно, знал его лично». Левин подробно описал, как он съездил в Западный Берлин, нашел нужную церковь, священник которой ему сказал, что «Добролюбов» переехал в Висбаден. По словам Левина, приехав в этот город, он нашел на местном кладбище могилу Добролюбова и на этом исчерпал свои попытки найти живых свидетелей сотрудничества Сталина с царской полицией.

Утверждения И.Д. Левина были подвергнуты уничтожающей критике почти сразу же после выхода в свет его книги видным советологом Дэвидом Даллиным. В еженедельнике «Нью-Йорк таймс бук ревью» за 21 октября 1956 года он доказывал, почему «письмо Еремина», на котором держалась версия Левина, можно считать фальшивкой. Он обратил внимание на то, что письмо датировано 12 июля 1913 года, когда полковник Еремин уже не занимал пост в Санкт-Петербурге, а перешел на работу в Финляндию. Даллин указал, что полиция никогда не именовала революционеров по их партийным псевдонимам, а использование двойной фамилии «Джугашвили-Сталин» было бы необычным для полицейского документа. Даллин обращал внимание на то, что во всех полицейских документах, в том числе и относившихся к 1913 году, говорилось о «Джугашвили». Кроме того, в этих документах призывалось принять меры против его возможного побега. Вряд ли такие предупреждения рассылались бы, если бы речь шла об агенте полиции. Также известно, что впервые Джугашвили стал подписывать свои работы фамилией «Сталин» лишь с начала 1913 года, в то время как в письме утверждалось, что «Джугашвили-Сталин» сотрудничал с полицией с 1908 года. (Пытаясь оправдаться, Левин, вопреки фактам, уверял, что Сталин подписывался этим псевдонимом за два года до «письма Еремина».)

Совершенно абсурдным было, по оценке Даллина, и «заявление» Еремина о том, что полицейский агент разорвал связь с полицией и стал революционером. При этом Даллин обращал внимание на то, что Левин «не пытается объяснить, каким образом полицейский шпик поразительным образом превратился в революционера и почему полиция не помешала такому развитию событий».

Будучи знакомым с множеством подобных фальшивок, Д. Даллин предположил, что «письмо Еремина» было, скорее всего, сфабриковано на Дальнем Востоке в среде харбинской эмиграции: «Изготовитель фальшивки, вероятно, был человеком, лично связанным с российской полицией и владевшим образцами официальных писем и подписей. В остальном же он был человеком не слишком искусным и не обремененным глубокими историческими познаниями». Опыт Д. Даллина подсказывал ему, что на подобные фабрикации шли «обычно люди, испытывавшие сильные финансовые трудности, и стремившиеся быстро заработать йены или марки, не обладая достаточными знаниями или временем для проведения исторического исследования, чтобы сделать их документы более правдоподобными».

К мнению Д. Даллина присоединились и многие авторы известных тогда биографий Сталина на Западе, такие как Бертрам Вольф и Борис Суварин. Доказывая поддельный характер «письма Еремина», Г. Аронсон в журнале «Нью Лидер» от 20 августа 1956 года писал: «Стиль документа противоречит тому, который обычно использовался в царском департаменте полиции. Например, в этом предполагаемом официальном документе приставка «Санкт» опущена в слове Санкт-Петербург, что было немыслимо в 1913 году. Более того, Сталин упоминается не только его подлинным именем — Джугашвили, но также псевдонимом — Сталин, хотя он принял его только недавно, что не было широко известно, В те дни Сталин был известен в подпольных кругах, как… Коба, Иванович и Васильев, а не Сталин. В документе Сталин фигурирует как «агент», в то время как агенты Охранки на самом деле назывались «секретными сотрудниками». Наконец, Сталин подается как член Центрального комитета партии, не уточняя какой партии. В 1913 году в царской России существовали ряд партий социалистических и иных, на легальной и полулегальной основе».