Сергей Волков - Почему РФ - не Россия
проект не только не федеративного, но даже и не конфедеративного устройства, а
модели раннего Евросоюза. Пресловутый «путч» августа 1991 г. (ещё одна и
последняя «подстава» противников такого варианта развития событий) в этом смысле
ничего не изменил: не будь его, по «новому договору» единое государство все
равно было обречено.
Когда к власти в РСФСР пришел Ельцин и провозгласил республиканский суверенитет,
борцы с «империализмом» резонно посчитали, что полностью изолировать себя от
«русскости» и плевать на слово «Россия», коль скоро она выдвинулась на роль
основного тарана разрушения «империи», становится невыгодно, и люди, ещё недавно
не хуже большевиков поливавшие грязью дореволюционную Россию с позиций
«классового подхода», впадавшие в истерику от словосочетаний типа «русская
национальная идея», объявили вдруг себя их защитниками. Эта тенденция отчетливо
проявилась уже накануне республиканских выборов. Достаточно сказать, что А.Н.
Яковлев, прославившийся в 1972 г. известной «русофобской» статьей и с тех пор
считавшийся главным идеологом соответствующего направления в партийной верхушке,
выступил в «Литгазете» с интервью, в котором рассуждал об объединяющей
исторической роли России и благожелательно отзывался о славянофилах,
представители «Демократической России» стали говорить об «интересах русской
нации», сокрушаться об истребленном большевиками русском офицерстве и т.д.
Выглядело так, что русским национальную идею все-таки можно оставить, но только
без «державы» (пусть себе сидят в Вологде или на Оке и плетут лапти, изготовляют
матрешек для интуристов, сохраняют «русскую духовность»), а резервация,
выделенная в свое время большевиками в виде РСФСР — это и есть «Россия».
Учитывая, как обстояло в СССР дело с «русским национальным самосознанием», не
приходится удивляться, что русскими националистами советской формации это было
подхвачено «на ура», и русско-российский сепаратизм (непредставимый в
исторической России), уверенно набрал силу (идею «выхода России из СССР» едва ли
не первым озвучил известный писатель-«почвенник» летом 1989 г.). В начале 1990
г. даже публицисты из числа самых ярых певцов «советской империи», наиболее
тесно связанных с партийно-государственными структурами, чувствуя полную
обреченность дела сохранения СССР как государства, становились на позиции полной
«независимости» России (со своей армией и т.д.) при решительном размежевании с
прочими республиками, писали, что «единственным выходом представляется
возвращение к русской национальной государственности» и что Россия
«освобожденная от власти центра, выбирает историческую роль сама и для себя».
«Русский национализм» нашел в конце 80-х воплощение в требовании для РСФСР
«своей русской» компартии, профсоюзов, комсомола, КГБ, МВД и т.д. (чего в РСФСР
не было), призывая «уравнять» её с прочими республиками. Но в первой половине
1990 г. этот подход сыграл дурную шутку со своими сторонниками. На выборах, как
известно, «патриоты» потерпели полное поражение, и во главе «суверенной» России
оказались их противники-«демократы», которые охотно взяли все эти лозунги себе и
для себя, завершив разрушение «советской федерации». «Почвенники», требовавшие
независимости России от «центра» оказались в глупейшем положении: дождавшись
исполнения своих желаний, они выполнили желания своих оппонентов. При этом
последние — «борцы с национальной нетерпимостью» (тем не менее осуждавшие
стремление сохранить многонациональное государство и приветствовавшие создание
моноэтнических государств, где противопоставление «свои-чужие» по национальному
признаку неизбежно) продолжали обвинять их в империализме.
Между тем, с исчезновением СССР борьба с российским империализмом вступила в
новую стадию: после того, как «союзные» республики стали независимыми
государствами, автономные республики внутри РСФСР должны были превратиться как
бы в «союзные». Таким образом, хотя страна вдвое уменьшилась в размерах, принцип
«Союза» не умирает, а переносится на РСФСР. Еще в начале 1990 г. Верховный Совет
РСФСР был сделан двухпалатным — с Палатой национальностей по образцу союзного, в
полном соответствии с идеей сделать из РСФСР после распада СССР его уменьшенное
подобие. Никого тогда не смутило, что из союзных республик РСФСР
(«многонациональность» которой стала аксиомой) как раз самая мононациональная
(за исключением Армении): доля русских здесь выше, чем литовцев в Литве, грузин
в Грузии и т.д. (где не принято говорить о «многонациональном народе»), а
двухпалатные парламенты не создаются даже там, где доля «нетитульного» населения
составляет половину и даже больше. При этом для того, чтобы избрать одного
депутата в палату Национальностей, оказалось необходимо: 17 тыс. голосов
тувинцев, 80 тыс. голосов калмыков, 216 тыс. голосов адыгейцев, 260 тыс. голосов
бурятов, 450 тыс. голосов жителей Дагестана, тогда как, скажем, от Свердловской
области нужен 1 млн. 572 тыс. голосов, от Тамбовской — 1 320 тыс., от Ростовской
— 2 154 тыс. голосов и т.д.
Вскоре автономные республики стали провозглашать суверенитет, а осенью 1991 —
весной 1992 гг. процесс вступил в русло практического осуществления с тенденцией
пройти этапы, недавно пройденные при отделении союзных республик от СССР: 1)
разговор о возрождении национальной культуры, 2) уверения в том, что кроме
хозяйственной самостоятельности ничего не нужно, 3) законы о языке с целью
вытеснения русского населения, 4) суверенитет «в составе» с верховенством
республиканских законов, 5) суверенитет с собственными силовыми структурами и
без упоминания в конституции вышестоящего «суверенитета», 6) провозглашение
полной независимости. Подписанный весной 1992 г. «Федеративный договор»
окончательно превратил это образование в подобие СССР, причем начались те же
разговоры, что процесс «национально-освободительного движения» бывших
автономных, а ныне суверенных республик необратим, и надо идти им на любые
уступки, «а то они уйдут», и снова была пущена в ход логика, согласно которой
для того, чтобы предотвратить распад государства, следует побыстрее сделать это
самим.
Хотя тенденция к территориальному распаду РФ де-юре после многочисленных жертв и
унижений (чего стоит договор, подписанный Ельциным с Чечней в 1996 г.) была
приостановлена, но внутреннее её устройство осталось рыхлым и при благоприятных
обстоятельствах к распаду готовым. Основным принципом её существования (в
конституции он закреплен как незыблемый) был провозглашен федерализм (чего,
однако ещё и кажется мало: то и дело раздаются голоса с требованием «реального»,
«подлинного» и т.п. федерализма). Когда РСФСР стала «независимой» объектами
«федерализма» стали уже и чисто русские области. Под предлогом «уравнения в
правах» национальных республик и русских областей (при том, что республики все
равно остались «равнее») Россия была искусственно раздроблена на десятки
удельных княжеств. Одно время речь даже шла не о «конституционной», а о
«договорной» федерации. То есть существующей только потому, что «субъекты» якобы
пожелали добровольно объединиться (а могли, по смыслу такого подхода, и не
пожелать) и «создали» Российскую Федерацию. Никакой России раньше как бы и не
было, её как бы создали десятки непонятно откуда взявшихся «суверений». Несмотря
на то, что своеволие региональных «баронов» и фактическая независимость
вкрапленных в тело страны «этнократий» создавали очевидные неудобства в плане
управляемости страны и дееспособности государственной власти, считается нужным
делать вид, что такое «устроение» для России не только естественно, но и
единственно возможно. Насколько большое значение придается этому фактору заметно
по тому вниманию, с которым «мировое сообщество» относится ко всякому «нарушению
принципов федерализма» в РФ, тогда как от любого другого осколка СССР
федеративного устройства не только не требуется, но, напротив, пресекаются любые
попытки поднять этот вопрос (хотя оснований, казалось бы, в других случаях,
например на Украине и в Грузии, гораздо больше).
Федерации имеют смысл и реально существуют только в случае объединения ранее
действительно самостоятельных государств. А дробление на таковые изначально
единого государства есть его феодализация. Ничего не изменила в этом смысле