Геннадий Зюганов - Глобальное порабощение России, или Глобализация по-американски
Изменится ли что от такого понимания — покажет ближайшее время. Государственный бюджет на 2011 год и плановый период 2012–2013 годов свидетельствует о том, что страна продолжает катиться по наезженной колее.
На чужих условиях
Масштабы глобализации искусственно раздуты. Страны с бедной и незрелой экономикой действительно жестко завязаны на сырьевой экспорт, но развитые государства с большим объемом ВВП этого не делают. «Дело не в возросшем взаимодействии государств, а в их растущем неравенстве, — призывает глядеть в корень глобализации известный американский политолог Кеннет Уолтц. — Суверенное государство с фиксированными границами является наилучшей организацией для сохранения внутреннего мира и создания условий для экономического благоденствия. Национальные политические интересы, а не международные рынки объясняют экономические изменения». Увы, почему-то нынешнее руководство России этого понимать не хочет.
Глобализация по-американски для XXI века — такой же «экспортный» идеологический товар с фальшивой подкладкой, как и «права человека» в 1960-е годы. Идея о том, что в недалеком будущем государство как институт должно благополучно зачахнуть — лукавство могучего Запада. Как ни крути, самодостаточность крупных экономик и в технотронном XXI веке остается залогом экономической безопасности. «Глобализация беспощадна к тем, кто откажется от права на самоопределение» — это предостережение видного политика, бывшего президента Аргентины Рауля Альфонсина сбывается на наших глазах.
Кризис мировой экономики сделал положение России особенно уязвимым — мы ходим по канату со своей тяжелой экспортной поклажей. Если рынки сырья и продуктов первого передела обрушатся еще раз, куда пойдет Россия, где целые промышленные отрасли сведены на нет?
Такой сценарий исключать нельзя. И недавние невзгоды, которые вовсе не ушли в прошлое, в чем нас пытается убедить правительство России, покажутся детской игрой по сравнению с тем, что ожидает людей в будущем.
Все страны, добившиеся успеха, интегрировали свою экономику в мировую взвешенно, с оглядкой, по мере роста конкурентоспособности и укрепления национальной валюты. Даже осуществляя политику «открытых дверей», большинство стран свои базовые отрасли, инфраструктуру и ВПК оставляют за сильным и динамичным госсектором. Конкурировать на мировых рынках могут лишь крупные корпорации с оборотом в десятки и сотни миллиардов долларов. В послевоенной Италии и Франции такие корпорации-локомотивы были ядром мощного конкурентоспособного госсектора.
Взаимоотношения государственного и частного секторов — вовсе не отношения чужаков, соперников, идейных антиподов. Соперник российского бизнеса — не госсектор, а внешние конкуренты. Пользуясь нашим безоглядным либерализмом, они рано или поздно займут командные позиции, с которых правительственные реформаторы вознамерились окончательно выкурить госсектор. Сейчас он неумолимо сокращается.
На очередном витке приватизации возникло новое «детище» министра финансов РФ Кудрина — так называемая Программа повышения эффективности бюджетных расходов. Эксперты ее окрестили «бюджетной революцией Кудрина». При этом слово «революция» они используют прежде всего в негативном, разрушительном смысле. Программа — яркая иллюстрация к тому, что шоковые идеи Гайдара — Чубайса живут и процветают.
Кудринские инициативы предполагают, что распределение бюджетных средств станет исключительной прерогативой финансового блока правительства, без всякого контроля со стороны. Это означает, что максимально расширяются возможности для коррупции при использовании госбюджета. По существу, речь идет о фактической «приватизации» государственного бюджета, который полностью прибирает к своим рукам Министерство финансов.
Приватизация по-кудрински — принципиальное направление оживления либерального курса в российской экономике, берущее начало в 2008–2009 годах. Это, пожалуй, похуже, чем приватизация 1990-х годов и монетизация начала 2000-х вместе взятые: на распродажу выносится вся социальная сфера — вузы, школы, здравоохранение, культурные учреждения. Это означает, что будет разрушаться генотип русского народа, который всегда отличался высоким коллективизмом и духовностью, всегда умел дружно работать и самоотверженно сражаться. Если эта линия будет продолжена, мы не сумеем сохранить Российскую Федерацию как единое государство.
Есть ли выход?
Ответить на этот вопрос невозможно без ответа на другой: «Могут ли буржуазно-демократические преобразования быть последовательно осуществлены руками самой буржуазии?» Вот, пожалуй, политико-экономический эквивалент знаменитого «русского вопроса» в том виде, как он объективно стоит по меньшей мере с 1861 года.
Опыт российской истории до сих пор давал на этот вопрос сплошь отрицательные ответы. Теперь страна переживает еще одну попытку. И мы все больше убеждаемся, что нынешней российской буржуазии нельзя доверить такое ее, казалось бы, кровное дело, как формирование рынка.
В России господствует класс, которому социологи еще долго будут подбирать подходящее название. Пока же, за неимением лучшего, укоренился термин «олигархия», хотя он и не выражает сути обозначаемого явления.
Этот класс возник как результат симбиоза коррумпированной бюрократии, спекулятивного капитала и организованной преступности. Российская экономика страдает вовсе не от рынка, а от существующей под «рыночной» вывеской монополизации сферы товарно-денежного обращения социальными группами, имеющими ярко выраженный антиобщественный, антигосударственный характер. Свободной конкуренции, или хотя бы ее подобия, нет. Господствует монополизм спекулятивных, бюрократических и криминальных группировок, распределяющих между собой товарные и финансовые потоки путем сговора, административного давления или силового устранения чересчур строптивых.
Все вместе взятое и называется олигархией, которая похожа на змея о трех головах. Одна голова кормится спекуляцией, другая — коррупцией, а третья — рэкетом, который хоть за 20 лет и видоизменился, но никуда не исчез — ряды рэкетиров из криминальных кругов пополнили представители силовых структур и чиновничества. Задачи демократических преобразований в корне противоречат интересам каждой из этих трех фракций правящего класса.
Зоологический эгоизм «новорусской» буржуазии заставляет сомневаться в том, что она сможет когда-нибудь пожертвовать сиюминутной корыстной выгодой ради обеспечения своих долговременных стратегических интересов, не говоря уж об интересах Отечества. Даже если смена курса будет осуществляться в интересах капитала и иметь целью становление настоящего рынка, а не укрепление нынешней паразитической псевдорыночной конструкции, российская буржуазия вряд ли «потянет» на эту роль.
Защищая интересы российского товаропроизводителя, можно и должно, разумеется, дифференцировать разные группы буржуазии, отделять капитал национальный и производительный от капитала компрадорского и спекулятивного. Это элементарное требование конкретного анализа, исходящего из приоритета общенародных интересов. Но при этом нельзя терять из виду то обстоятельство, что реальный сектор экономики представлен не только и не столько «директорским корпусом» и «национальным капиталом», сколько рабочими, крестьянами и специалистами. И интересы реального сектора, отечественного производства — это прежде всего их интересы, интересы трудящегося большинства. Поэтому уместно напомнить: цивилизованный рынок оказался в России реальностью только один раз — в эпоху нэпа, то есть при политическом полновластии трудящихся.
Без этого условия требование усиления государственного регулирования, с которым выступают коммунисты, остается чистой абстракцией. К примеру, многие квазигосударственные компании, которые позиционируют себя как «общенациональное достояние», являются, по сути, достоянием узкой группы лиц из числа олигархов, банкиров и высшего чиновничества. В то же время у государства и по сей день остается более чем достаточно рычагов для регулирования экономики. Действительная проблема заключается в том, какое государство и в чьих интересах будет ее регулировать.
Чтобы выжить в грядущей мировой депрессии, необходимо возродить роль российского государства как активного экономического игрока, действующего в интересах народа.
Глава третья
О национальной гордости патриотов
Граждане бывшего Советского Союза часто повторяют сегодня одну и ту же мысль, задают один и тот же вопрос: «Мы жили все вместе мирно и дружно, и никто не интересовался, какой национальности сосед. Так почему же нас перессорили? Как это удалось?»
