Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года
Продавать сокровища французской императрицы даже в трудную минуту (а трудные минуты бывают и у императорских дочек) Мария Николаевна считала недостойным. Они ждали своего часа. Унаследовал их сын Марии и Максимилиана Лейхтенбергских (внук Евгения Богарне) Николай. Вот тут-то и появилась весьма оборотистая дама, Надежда Сергеевна Акинфиева. Она не только покорила сердце богатого наследника, но и умудрилась, вопреки воле семейства Романовых, женить его на себе и завладеть драгоценностями Жозефины. Но это совсем другая история.
Пишущие о Жозефине неизменно сообщают, что больше всего на свете она любила драгоценности. Но часто забывают упомянуть, что ещё больше она любила простые, непритязательные, но полные какого-то особого очарования цветы – фиалки. Все её одежды были расшиты фиалками, всё, что её окружало, было пропитано их ароматом. Но больше всего ей были по душе живые цветы. Маленькими букетиками и венками из живых фиалок она украшала свои платья (и это тоже стало модным).
Фиалка была для Жозефины олицетворением жизни, свободы и счастья. Когда в начале революции она ждала казни, поздним вечером в камеру вошла девочка, дочь тюремщика, и протянула ей букет фиалок. Этот знак подала подруга, Тереза Тальен. У Жозефины появилась надежда, что Терезе удастся её освободить. Так и случилось. На следующий день она была на свободе. Так что нет ничего удивительного, что фиалки были ей так дороги.
Кстати, об этом знали и люди, никогда не видевшие Жозефину, не бывавшие при дворе. Для многих французов, ненавидевших Бурбонов и мечтавших о возвращении сосланного на Эльбу Наполеона, фиалка станет символом надежды, фиолетовый цвет – знаком бонапартистов. Когда бежавший с Эльбы император высадился во Франции, к нему подошли два крестьянина и вручили букет фиалок. Слова были не нужны…
«Если я на троне сохранил ещё некоторые остатки любезности, если вы, французы, не имели государем строжайшего, надменнейшего, угрюмейшего из монархов, то благодарите за это Жозефину. Её нежность, её ласки часто смягчали мой характер и подавляли мое бешенство», – признавался Наполеон.
Действительно, она умела смирить его гнев, грубость обратить в шутку, вовремя деликатно призвать к спокойствию. Рассыпая благодеяния, расточая милости, восстанавливая нарушенную справедливость, она стала связующим звеном между тем, что осталось от старого строя, и тем новым, что уже удалось создать.
Но чем больше привязывался к ней Наполеон, чем больше полагался на неё, тем яростнее ненавидели Жозефину его родственники. Они не останавливались ни перед какими подлостями в надежде оторвать его от «старухи» (только так называло императрицу благовоспитанное семейство). Удача улыбнулась Каролине, более других Бонапартов склонной к интригам. В знаменитом аристократическом пансионе мадам Кампан она училась вместе с необыкновенно красивой барышней, Элеонорой Луизой Катрин Денюэль де ля Плэнь. Девушки подружились. Жизнь Элеоноры сложилась не слишком благополучно, но рассказывать о её злоключениях, право, неинтересно: обычная судьба вполне заурядной парижанки. Но она, повторяю, была очень красива. И Каролина с присущей ей настойчивостью, граничащей с наглостью, «подсунула» красотку старшему брату. Визиты Элеоноры в тайные апартаменты Тюильри продолжались около трёх месяцев. В результате она забеременела и к восторгу всего клана Бонапартов 13 декабря 1806 года родила мальчика, которого назвала Леоном. Наполеон в это время был в Польше. Когда ему сообщили о рождении сына, он был счастлив. У него даже появилась мысль усыновить ребёнка и сделать его своим наследником. От этой идеи он, поразмыслив, отказался. Но другая мысль, которая уже не однажды возникала и которую он гнал от себя, теперь укрепилась и изменила всю его жизнь. Это была мысль о необходимости развода с Жозефиной. Он убедился, что не его вина в том, что у них нет детей. Значит…
Правда, где-то в глубине сознания оставалось сомнение: он ли отец этого ребёнка. Он ведь хорошо знал, что представляет собой Элеонора, и не обольщался по поводу того, что был единственным. Кстати, сомневался не напрасно. Ходили слухи, что маршал Мюрат, муж Каролины, не менее других членов семейства желающий разрыва Наполеона с Жозефиной, решил «помочь» царственному родственнику и, разумеется, скрыв это от жены, приложил максимум стараний, чтобы Элеонора забеременела. Так это или нет, нам не узнать никогда. Да не слишком это и важно. Важно другое: именно после рождения Леона развод с Жозефиной стал реальностью. Ему нужен наследник! И он способен его иметь!
О том, что связь с мадмуазель де ля Плэнь была всего лишь экспериментом и никак не затронула сердце Наполеона, свидетельствуют факты. Вернувшись в Париж, он выделил сыну пенсию в тридцать тысяч франков, заплатил его матери нечто вроде отступного, но видеть её не пожелал и запретил даже упоминать её имя. Можно предположить, что именно воспоминанием об Элеоноре и ей подобных навеяны слова Наполеона: «Красивая женщина радует глаз, добрая – услада сердца; первая – безделушка, вторая – сокровище». Жозефина была добра…
Судя по воспоминаниям современников, близких к Наполеону, «император не видел в своей супруге никаких недостатков. Она для него не старилась и не менялась, и, если бы Жозефина смогла подарить супругу наследника его славы и власти, он никогда не смог бы её оставить. В своих мечтах он так с ней и не расстался».
На самом деле Жозефина оставалась единственной женщиной, а скорее всего, единственным на свете человеком, сохранявшим влияние на Бонапарта. Он её продолжал любить, конечно, без той неистовой страсти, что в первые годы брака, но с ещё большей нежностью.
Наверное, влюблённость в Марию Валевскую помогла ему отважиться на окончательный разрыв с женой. Он вовсе не собирался жениться на Валевской, но она хотя бы отчасти вытеснила из его сердца Жозефину, и он решился.
От первого разговора о необходимости (вынужденной, нежеланной!) расстаться до официального развода прошло два года, наполненных её слезами, его сомнениями и угрызениями совести, разрывающими сердце сценами. Два года он ждал и терзался, это он-то, который всегда, если принимал решение, без промедлений шёл к цели, и ничто не могло его остановить. Здесь главной преградой было его собственное сердце, не умевшее жить без Жозефины. А она… Она давно ждала этого удара. Ожидание неизбежного разрыва уже много лет отравляло её жизнь.
Некоторые историки утверждают, будто Жозефина искусно изображала страдания в расчёте добиться от мужа при разводе как можно больших благ. Честно говоря, не верится. Достаточно вспомнить, как она вела себя после крушения империи. Это новая жена предала Наполеона почти сразу, это родственники (кроме Летиции и Полины) постарались от него отмежеваться. Жозефина осталась его преданным другом до конца. Конечно, она не пренебрегла при разводе своими материальными интересами и интересами детей. Но, кажется, отдала бы всё, чтобы остаться рядом с ним. К концу их супружеских отношений она любила его так сильно, как он любил её в начале. Как будто была обречена расплачиваться за прошлую холодность. Такой вот закон равновесия…
Что же касается дел материальных, он готов был дать ей всё, чтобы смягчить боль расставания. За ней был сохранён титул императрицы, соответствующее титулу содержание (три миллиона франков в год), собственный двор, гербы, охрана, эскорт. Правда, титул не давал права на реальную власть, сохранялись только её внешние атрибуты. Но зачем ей власть? Она ею и раньше не пользовалась.
Для неё важно было другое: при расставании он плакал и, как самый нежный возлюбленный, писал ей письмо за письмом. Ему необходимо было знать до мельчайших подробностей, как живет отвергнутая им жена. По мнению Фредерика Массона, «он показывал этим, какой живой, и глубокой, и крепкой, способной пережить всё, даже молодость и красоту, была и осталась его любовь, зародившаяся тринадцать лет назад, такая страстная вначале, такая непоколебимая, несмотря на случайные измены, самая властная и самая слепая, какую испытывал когда-либо человек».
Жозефина узнает о предстоящем разводе Гравюра по рисунку Ш. Шасела «Жозефина узнает о предстоящем разводе»
Все оставшиеся годы Жозефина прожила в Мальмезоне, в двадцати километрах от Парижа. Теперь это был только её дом. А когда-то… Они были так счастливы в этом дворце… И в последний раз они видели друг друга без свидетелей в Мальмезоне. Он приехал к ней таким подавленным, каким она не видела его никогда. Признался: «Счастье изменило мне в тот день, когда мы расстались с тобой. Видно, я не должен был этого делать». – «Но зато у тебя есть сын», – мягко возразила она. А он с тоской ответил, что боится: в будущем его сына не ждёт ничего отрадного.
Именно в Мальмезоне она принимала «царя царей», российского императора. Именно в Мальмезоне во время ссылки Наполеона на Эльбу умоляла Александра облегчить участь изгнанника. Ведь совсем недавно Александр и Наполеон называли друг друга братьями… Не её вина и не вина Александра, что после Ватерлоо бывший император французов предпочёл сдаться не «брату» Александру но англичанам, которые его ненавидели.
