Без демократии не получится. Сборник статей, 1988–2009 - Егор Тимурович Гайдар
В письме сказано: «Мы (видимо, имеется в виду „ЮКОС“. — Е. Г.) действительно реанимировали раздавленное последними годами советской власти производство, создали более 2 миллионов высокооплачиваемых рабочих мест». Понятно, все это произошло исключительно благодаря талантам менеджмента, вне связи с либеральными реформами.
Больше всего претензий к приватизации нефтяного сектора. Понятно почему: именно здесь сложилась исключительно благоприятная конъюнктура. Несправедливо! Но напомним, что в этом секторе добыча в СССР начала падать с ноября 1988 года при полном государственном контроле и задолго до реформ. Скоро падение стало обвальным. Только за 1991 год добыча сократилась на 54 миллиона тонн. Сейчас в нефтяном секторе России, где доминируют частные компании, годовой прирост добычи приближается к 50 миллионам тонн.
Сегодня в России рыночная экономика, конкуренция, конвертируемая валюта, частная собственность — укоренившаяся реальность. Участники дискуссии не ставят их под сомнение. Спор идет о том, не пора ли переделить добро, благо оно заметно подорожало. Естественно, переделить в пользу народа, хотя на деле подобные попытки всегда кончаются перераспределением в пользу элиты, близкой действующей власти.
Во времена Древнего Китая после смены династии земли, принадлежащие старой элите, обычно конфисковывались, нередко под предлогом того, что необходимо передать их крестьянам, чтобы восстановить уравнительную справедливость. Чудесным образом они вскоре оказывались в руках тех, кто близок к новому режиму. Как показывает тысячелетний опыт, результатом такого тесного союза собственности и власти, когда гарантии собственника определяются его лояльностью власти, всегда было торможение экономического роста.
Егор Гайдар. «Ведомости», 14.04.2004
Либерализм: без демократии не получится[12]
Важнейший неявно поставленный в ходе нынешней дискуссии вопрос — нужна ли демократия России и возможна ли она. Текст письма гласит: «Все эти люди — реже искренне, чаще фальшиво и по заказу, но оттого не менее убедительно — говорят о крахе либеральных идей, о том, что в нашей стране, России, свобода просто не нужна. Свобода, по их версии, — пятое колесо в телеге национального развития. А кто говорит о свободе, тот либо олигарх, либо сволочь (что в целом почти одно и то же). На таком фоне либералом № 1 представляется уже президент Владимир Путин — ведь с точки зрения провозглашаемой идеологии он куда лучше Рогозина и Жириновского. И хочется задуматься: да, Путин, наверное, не либерал и не демократ, но все же он либеральнее и демократичнее 70 процентов населения нашей страны». Вроде бы авторы и не согласны с тем, что России не нужна демократия, но если человек, который, по мнению «группы товарищей», не является демократом, демократичнее 70 процентов населения страны, то до демократии ли здесь? При всей очевидной фарсовости затеи это действительно серьезно. По этой теме считаю необходимым высказаться вдвойне ответственно.
Я по убеждению либерал, уверен, что свобода самоценна. Но обсуждаются не мои убеждения, а реальная ситуация в России. Поэтому отвечаю на явно или неявно сформулированные претензии.
Для большей части человечества то, что сегодня называют демократией, — установление новое. Еще три-четыре поколения назад оно было мало распространено в мире. То, что аграрные общества с низким уровнем доходов, доминирующей неграмотностью, неэффективной экономикой являются, как правило, традиционными монархиями или (реже) авторитарными режимами; то, что высокоразвитые постиндустриальные общества в подавляющем большинстве случаев — устойчивые демократии; то, что перемены, связанные с индустриализацией, урбанизацией, широким распространением образования, порождают политическую нестабильность, — все это известно давно и хорошо. Правда, не всем, а только тем, кто ценит факты выше идеологии. Именно на переходную стадию развития приходится время молодых, нестабильных демократий, социальных революций, неустойчивых авторитарных режимов. В России на эту фазу экономической эволюции пришлись две революции ХX века.
Корни диктатуры
Простой ответ на вызовы, связанные с отсутствием демократических традиций, невысоким уровнем развития, — формирование авторитарного режима, основанного на личной власти диктатора. Иногда ему ставят прижизненные памятники. Власть туркменбаши, пожалуй, самая яркая иллюстрация того, как функционируют такие режимы в постсоветском пространстве. При более цивилизованных формах памятников не ставят, но суть дела от этого меняется мало. Беда такого решения во внутренней нестабильности и неплодотворности авторитарных режимов.
В условиях урбанизированного и образованного общества надолго убедить людей в том, что не ими избранный человек призван определять, как жить, — неразрешимая задача. Раньше или позже диктатор умирает, бежит или его убивают. Памятники сносят. Разваливается вся политическая конструкция авторитарного режима, ставятся под сомнение ранее заключенные контракты, рушится сложившаяся структура распределения собственности. Созданные под предлогом обеспечения стабильности авторитарные режимы сами оказываются источником потрясений. Автократ в современном урбанизированном, грамотном обществе, как правило, вынужден постоянно доказывать, что его режим — временная мера, переходный период, после которого он непременно восстановит демократию.
Закрытые демократии
Альтернативный способ решения проблемы политической стабильности — формирование «закрытых» или, что то же самое, «управляемых» демократий. Это политические системы, в которых оппозиция заседает в парламенте (а не сидит в тюрьме), регулярно проводятся выборы, нет массовых репрессий, есть свободная пресса (обычно это не относится к СМИ, имеющим выход на массовую аудиторию), правительство можно критиковать не только на кухне, но и на улице, в газетах, в парламенте. Нет пожизненного диктатора, политическая элита договорилась о механизмах передачи власти. В некотором смысле смена власти в условиях закрытых демократий напоминает устройство преемственности в Риме периода принципата. Там оно опосредовалось не контролируемыми выборами, а усыновлением наследника. Для современного мира это все-таки экзотика.
Примеры таких режимов известны: это Мексика на протяжении десятилетий после революции, Италия после Второй мировой войны и до конца 1980-х годов, Япония того же периода. Есть все элементы демократии за одним исключением — исход выборов предопределен, от избирателей на деле ничего не зависит. Гражданин может думать что угодно, но на выборах победит либерально-демократическая партия Японии, она же и сформирует правительство. В Мексике преемником президента станет тот, кого он назначил министром внутренних дел. В течение многих лет мексиканская и японская системы правления рассматривались в качестве примера для подражания соответственно в Латинской Америке и Азии. Неспособность обеспечить устойчивое функционирование такой системы нередко становилась базой формирования откровенно авторитарных режимов.
Развитие событий в России в последние годы позволяет думать, что значительная часть политической элиты именно такую модель считает образцовой или по меньшей мере пригодной на ближайшие десятилетия. Этот тезис достоин обсуждения. Да, подобные режимы позволяют надолго сохранять стабильность. Эрнесто Че Гевара, профессиональный революционер, писал, что революция не имеет шансов на успех, если речь идет о свержении правительства, которое пришло к власти на основе народного голосования, сколь бы достоверно оно ни было, и которое сохраняет хотя
