Пирс Рид - Дочь профессора

— Здравствуйте, миссис Глинкман, — сказала Луиза. Женщина смотрела на нее молча.

— Вы не узнаете меня? — спросила Луиза.

— Луиза?

— Правильно.

— Ну конечно же, узнала, — сказала женщина.

— Я хотела, если позволите, спросить у вас, — сказала Луиза, — где теперь живет Дэнни?

— Вот здесь и живет, — сказала миссис Глинкман. — Входи, прошу.

Луиза вошла в маленький уютный дом, весь пропахший трубочным табаком доктора Глинкмана.

— Бруно, — сказала миссис Глинкман, подойдя к двери кабинета. — Это Луиза. — И прибавила, чуть понизив голос: — Пойди поздоровайся с Бруно, а я погляжу, проснулся ли Дэнни.

Луиза отворила дверь кабинета, в котором она так часто бывала года два назад, и, как всегда, приготовилась увидеть черные очки, скрывающие невидящий взгляд.

— Здравствуйте, доктор! — сказала она громко, чтобы он сразу понял, что это она стоит в дверях.

— Луиза? — произнес слепой ученый — грузный темноволосый мужчина, чуть постарше своей жены, и повернулся в кресле лицом к Луизе.

— Как поживаете? — спросила Луиза.

— Я-то? Да что ж, все по-старому. А как ты? Мы тебя давненько не видели.

— Я была в Калифорнии.

— В Калифорнии? Да, я слышал про это. — Голос его звучал грустно, как видно, ему уже все было известно.

— А теперь ищу работу, — сказала Луиза. — Вам, между прочим, не нужна секретарша?

— Еще как! — Он рассмеялся. — Если бы я только мог себе это позволить.

Луиза поглядела на груду книг для слепых, наваленную возле его кресла.

— Вы ведь по-прежнему преподаете? — спросила она.

— Да, преподаю… Как могу.

— Прекрасно.

— А Дэнни теперь занимается в семинаре у твоего отца… Взял его, хотя мальчик еще только на втором курсе. Это очень любезно с его стороны.

— Все говорят, что Дэнни очень умный, — сказала Луиза.

— Ну, хватит вам, — с притворно смущенным видом сказал Дэнни, появившись позади Луизы и засовывая рубашку в брюки.

— Это ты, Дэнни? — спросил доктор Глинкман.

— Я, папа, кто же еще.

— Замечаешь, Луиза, — сказал доктор Глинкман, — вот уже начинаю понемногу глохнуть.

— Неправда, папа, — сказал Дэнни.

— Ну, конечно, неправда, — насмешливо повторил отец.

— Прости, пожалуйста, если вытащила тебя из постели, — сказала Луиза, поглядев на взлохмаченные волосы Дэнни.

— Наш гений мог бы пойти далеко, — сказал доктор Глинкман, — если бы умел вставать чуточку пораньше.

— Уинстон Черчилль просматривал государственные бумаги, лежа в постели, — сказал Дэнни.

— И ты, значит, взял себе за образец Уинстона Черчилля? — сказал доктор Глинкман. — А я-то думал Че Гевару.

Дэнни покраснел.

— Пойдем выпьем кофе, — сказал он Луизе.

— А ты к нам заглядывай, — сказал доктор Глинкман Луизе.

— Непременно, — сказала Луиза. — Если вы не против.

Она прошла следом за Дэнни на кухню. Мать Дэнни, видимо, поднялась наверх или куда-то ушла.

— Можно я займусь завтраком? — спросил Дэнни.

— Ладно, валяй, — сказала Луиза и уселась за кухонный стол.

— Как ты живешь? — спросил Дэнни.

— Нормально, — сказала она.

— А по правде?

— Лучше, чем прежде, во всяком случае.

— Я огорчился, узнав, что у тебя все расстроилось с этим парнем… с Джесоном.

— Ничего, это к лучшему.

— Что, не получилось?

— Да, не получилось. — Луиза обвела глазами кухню: старый холодильник, газовая плита… — Хорошо у вас здесь, — сказала она. — Ничего не переменилось.

— Да, — сказал Дэнни. — С виду все по-старому.

— А не с виду?

Дэнни пожал плечами.

— Не знаю.

— Сам-то ты не изменился?

— Я стал старше.

— Это само собой, но идеи ты исповедуешь все те же?

— Они несколько видоизменились.

— Понятно.

— Ты живешь с родителями?

— Как когда. Я сняла квартиру в Бостоне, только… понимаешь, временами хочется пожить одной, а временами — нет.

— Понимаю, — сказал Дэнни.

— А ты меня просто изумляешь, — сказала Луиза.

— Чем?

— Из всех ребят, которых я знаю, ты единственный ухитряешься жить с родителями, и глотку вы при этом друг другу не перегрызли, и в сумасшедший дом никто не угодил.

— Мы тоже, случается, ссоримся, — сказал Дэнни.

— А тебе никогда не хотелось удрать от них? — спросила Луиза.

— Конечно, хотелось, — сказал Дэнни, — но вместе жить дешевле. И потом, мне кажется, отцу это приятно.

Мы с ним беседуем обо всем.

— Он не похож на других.

— Конечно. Он же слепой.

— Я не то имела в виду — он вообще не такой, как другие.

— Да, и у него есть, что сказать.

— Тебе повезло.

Дэнни с аппетитом принялся за бекон и гренки с кленовым сиропом.

— А твой отец… — начал он и замолчал, решив сначала прожевать. Потом заговорил снова — У твоего отца все получается себе наперекор, но, надо признать, что он пытается.

— Пытается — что?

— Понять, что нужно делать.

— А что же нужно делать?

Дэнни снова основательно набил рот, потом отхлебнул кофе.

— Видишь ли, он слишком увяз в этих бесконечных академических рассуждениях и дебатах при полном отсутствии какого-либо действия.

— Вот именно, — с горечью сказала Луиза. — Он ничего не делает, потому что не хочет никаких перемен. А разговоры — они ведь ему ничего не стоят.

— То же самое ты можешь сказать и про себя, — заметил Дэнни.

— Вероятно, ты прав, — сказала Луиза.

— Ну скажи… что бы ты хотела изменить?

— Самое себя… По крайней мере не быть собой. Я хочу освободиться от себя.

— Правильно, — сказал Дэнни. — Это тебе необходимо.

— Я хочу сделать что-то очень нужное и бескорыстное, — сказала Луиза и поглядела на Дэнни, который продолжал пить кофе.

— А вот я действительно намерен сделать кое-что нужное… но боюсь, ты назовешь это рассудочным своекорыстием.

— А что именно? — спросила Луиза.

— Бороться.

— Это хорошо — бороться. Но как и с кем?

— Господи, боже мой, это ты должна решить сама.

Выбор велик. Для начала можно выбрать кого и что угодно, лишь бы все всколыхнулось.

— Чтобы началась революция?

— Да.

— Я буду с тобой, Дэнни.

Дэнни поглядел на нее, держа чашку с кофе у губ.

— Ты уверена?

— Да.

— Я ведь говорю о настоящем деле, Луиза. Это не психотерапия для богатых маленьких невротичек.

— Да, конечно, — сказала Луиза, нервно глотнув, — да, я понимаю.

Дэнни поставил чашку и поглядел на часы.

— Между прочим, — сказал он, — ты пришла как раз вовремя.

— Вот как?

— Потому что через полчаса придет кое-кто еще из семинара, чтобы поговорить о том, что мы должны предпринять.

— А мой отец знает об этом?

— Нет. И не должен знать.

— Я-то ничего ему не скажу.

— Ни в коем случае.

— А твой отец знает?

— В общих чертах.

— А что он говорит?

— Он против.

— Почему?

— У него есть на то свои причины.

Луиза не стала больше спрашивать. Она ждала.

— Он считает, что это опасно, — сказал Дэнни.

— Мне кажется, он прав.

— Да, — сказал Дэнни, — то, что мы задумали, очень опасно. Но это важно, и это должно быть сделано.

10

Пришли те двое из семинара, кого ждал Дэнни, — Элан Грей и Джулиус Тейт. Последний, казалось, был ошеломлен, увидев здесь Луизу, и — так же, как и Элан, — искоса поглядел на Дэнни, когда тот предложил разрешить Луизе принять участие в их совещании. Однако ни один из них не мог привести сколько-нибудь основательных возражений, а Дэнни заявил, что он дружит с Луизой уже три года и ручается, что они вполне могут ей доверять.

После этого все четверо поднялись наверх, в комнату Дэнни, и расположились там — кто на постели, кто на подушках, брошенных на пол, а Дэнни сел на стул у своего письменного стола.

— Тебе слово, — сказал он Элану. Неуверенно поглядев на Луизу, Элан заговорил.

— Для меня очевидно следующее, — сказал он. — Нам теперь уже достаточно хорошо известно, как начинаются революции и как они побеждают, и все мы — по крайней мере все те, кто находится здесь, — согласны с тем, что революция не только желанна, но и необходима.

— Да, согласны, — сказал Дэнни.

Джулиус молча кивнул.

— Она необходима, — продолжал Элан, — не только нашему американскому обществу, но и как вклад в борьбу против международного империализма.

— Ты имеешь в виду Вьетнам? — спросила Луиза.

— И Вьетнам, — сказал Элан, — но также и Южную Америку и Африку… Везде, где только это удается, американский капитал распространяет свое влияние и стремится использовать природные ресурсы малоразвитых стран — полезные ископаемые, дешевую рабочую силу и тому подобное. Так вот, мы трое… вернее, четверо… решили, насколько я понимаю, перейти от отвлеченного изучения политики как науки к определенным политическим акциям: иными словами, мы рассматриваем себя как частицу материального исторического процесса.