Сергей Кара-Мурза - Кремль. Отчет перед народом
То, что мы не сумели защитить свое право на постановку вопросов для обсуждения, было тяжелым поражением нашего народа. Само изъятие этого права как условие захвата реальной власти было важным открытием (его сделал в 1920-е годы американский специалист по пропаганде социолог Уолтер Липпман). Право создания «повестки дня» (agenda setting) заставляет людей принять такое представление о том, что важно и что неважно, что надо обсуждать, а что нет, которое может противоречить их интересам. Иными словами, реальные потребности, интересы, страдания людей просто исключаются из рассмотрения.
В 1989 г. был такой случай. Люди увидели, что перестройка заворачивает куда-то не туда. Вместо «Больше социальной справедливости» выходило совсем наоборот. В Верховном Совете СССР после очередной туманной речи Горбачева о благах демократии встал председатель Союза писателей СССР Юрий Бондарев и спросил: «Михаил Сергеевич! Вы подняли самолет в воздух, куда садиться-то будете? К чему нас должна вывести перестройка?» Вопрос разумный, задает его человек почтенный. Но вопрос не только замяли, но и приравняли поступок Бондарева чуть ли не к фашизму. Он осмелился нарушить заданную Горбачевым и его кликой повестку дня и поставить реальный вопрос, который волновал всю страну. Если бы его попытка удалась, начался бы процесс, который сразу разрушил бы всю систему власти Горбачева.
Любая антинародная власть не допускает нарушения своей монополии на «повестку дня». Кровавое воскресенье 1905 г. потому и произошло, что рабочие с хоругвями пошли к царю, чтобы подать ему петицию с перечнем своих нужд. А петиции были запрещены законом. Закон этот понемногу стали нарушать — главы дворянских собраний и земств. Но когда такую же попытку сделали рабочие, правительство пошло на небывалую меру — и произошла катастрофа.
Нам не надо ходить с петициями — ни к Кремлю, ни к Абрамовичу. Мы должны научиться создавать нашу «повестку дня» внизу, в разговорах хотя бы с одним человеком, потом в группе, потом в зале собрания. Если это сделаем умело, то и уличных митингов не понадобится. Вопросы, четко и одновременно поставленные большой массой людей, становятся большой политической силой.
Наконец, проигранный спор дает человеку такой опыт, какого не заменить никакими теоретическими занятиями. Нам нужно тренироваться. И очень быстро мы начнем побеждать — потому что наши идеалы и интересы совпадают с идеалами и интересами подавляющего большинства русских людей. Отстаивая эти идеалы и интересы, мы будем делать шаг вперед, даже проигрывая спор — из-за нехватки знаний или нахальства. Нахальству учиться не будем, а знания помогут справиться и с наглецами.
* * *Особо следует сказать о роли русского языка в процессе собирания народа. Язык — одна из важнейших сил, соединяющих народ. Он создает образ «мы», отличный от образа «они». Даже явно чужой, но говорящий на твоем родном языке, сразу становится гораздо ближе. Язык — главное средство общения внутри народа, он задает общий набор понятий, общий арсенал мышления. Обучая ребенка русскому языку, родители учат его быть русским.
Язык — это особый способ мировоззрения и передачи опыта. В нем кроется целый пласт неосознаваемых представлений о мире и жизни. Человек видит и слышит лишь то, к чему его сделал чувствительным язык его народа. Язык подключает человека к коллективному бессознательному его народа. Особые слова-стимулы родного языка «вызывают» из подсознания целые блоки мироощущения. Так, идеологи рыночной реформы считают большой бедой и дефектом русской культуры тот факт, что в «ядре» русского языка «слабо представлены ценности индивидуализма», — и через СМИ ведут лихорадочную переделку языка. При этом заодно уродуются и другие части «ядра», вроде бы прямо не связанные с рынком.
Борьба за язык — один из главных фронтов политической борьбы. Разрушая и коверкая русский язык, враждебные народу силы ослабляют его связность. Вытесняя русский язык из обихода и из школы, антирусские силы в Латвии или на Украине отдаляют население от России и разрывают внутренние связи между людьми, которые тянутся к союзу с Россией.
Все сепаратисты, ставящие целью отделить свой регион от большой страны и ослабить связи своего населения с большой нацией, всегда начинают с языка — сокращают сферу применения общего языка на своей территории, понижают его статус, прекращают его преподавание в школах, иногда даже доходят до смены алфавита своего языка. При этом идут на колоссальные затраты и не считаются с культурными потерями. Так, после развала СССР узбекский язык перевели на латинский алфавит. Весь массив книг и документов, созданный за 70 лет, обесценился для новых поколений узбеков. Взрослые в один день стали неграмотными, с трудом могут прочитать простую уличную вывеску. Сейчас со скрипом поворачивают назад.
Напротив, сотрудничество и интеграция укрепляются при поддержке общего языка. В XVI веке Испания учредила Академию, которая строго следила за обучением и применением кастильского языка, который на три века соединил огромную империю и помог созданию множества наций и народов Латинской Америки.
Русский язык — один из больших «мировых» языков. В середине XX века в мире было всего 13 языков, для которых число говорящих превышало 50 млн. человек. В России и за рубежом была создана большая система для перевода с русского и на русский, издания переводной литературы. Таким образом, русский язык стал каналом для включения русского и союзных ему народов в пространство мировой («большой») культуры. Создать подобную «стыковочную» систему для каждого языка постсоветских стран невозможно.
На деле операция по отрыву этих стран от русского была большой геополитической диверсией, целью которой было выпадение этих стран из мировой культуры и общий регресс постсоветского пространства. Агентами-исполнителями этой диверсии были этнические националистические элиты антисоветского (и антирусского) направления. Они предпочли феодальную эксплуатацию населения и национальных богатств развитию своих народов в лоне большой страны.
Защита русского языка от его подтачивания, восстановление языковых связей русских с другими народами Евразии одинаково необходимы всем нашим народам. Это укрепит наши позиции в противодействии демонтажу самого русского народа, даст большое подспорье в работе по восстановлению нормального межэтнического общежития всех народов России, станет инструментом реального строительства новых интеграционных связей на всем постсоветском пространстве.
* * *В заключение надо сказать и о таком связующем (или разделяющем) факторе, как школа. Это в современном мире важнейший механизм передачи новым поколениям того главного, что накопила культура народа, — его представлений о мире и человеке, о добре и зле, а также навыков познания, мышления и объяснения. Все это вместе составляет центральную мировоззренческую матрицу, на которой люди собираются в народ. Разрушь эту матрицу (по чьей-то команде или по незнанию) — и народ рассыпается, как куча песка.
Поэтому школа — один из самых консервативных институтов общества. Для народа и его культуры, как и для любого организма, защита его «генетического аппарата» — одно из главных условий продолжения рода. Сейчас идет глухой спор о реформе российской школы — всех ее ступеней. Ясную позицию занимают только СПС и «Яблоко» — они требуют для России школу западного типа.
Реформа школы — часть глобализации. Смысл ее — перестройка мира в интересах временно набравшего силу Запада, демонтаж и ослабление всех незападных культур. Понятно, что в любой культуре встает вопрос об ответе на этот исторический вызов, вопрос о том, как сохранить свой культурный генотип — сохранить свои народы.
Взглянем в историю. Добуржуазная школа, основанная на христианской традиции, вышедшая из монастыря, ставила задачей «воспитание личности». Ее цель была — «наставить на путь», дать ученику целостное представление о мире, о добре и зле. Эта школа была, как говорят, основана на «университетской» культуре и опиралась на систему дисциплин — областей «строгого» знания, в совокупности дающих представление о Вселенной (универсуме) как целом.
В буржуазном западном обществе задачей школы стала «фабрикация» человеческой массы, которая заполняла, как рабочая сила, фабрики и конторы. Эта школа оторвалась от университета, передавала детям составленную из отрывочных знаний «мозаичную культуру».
Но помимо этой школы на Западе сохранилась небольшая школа университетского типа — для элиты. В ней воспитывались сильные личности — хозяева. Школа Запада стала «двойной», из «двух коридоров». Такая школьная система воспроизводит классовое общество.
Русская школа, которую мы помним в облике советской школы, сложилась в результате исканий и споров конца XIX века. Тогда русская культура сопротивлялась «импорту» западного капитализма, она вырабатывала свой тип школы. Первый учительский съезд в 1918 г. утвердил главный выбор — единая общеобразовательная школа. Оба признака очень важны.
