Сергей Кара-Мурза - Кремль. Отчет перед народом
Большинство «атомов» нашего общения будет, конечно, двигаться в пространстве Российской Федерации. Если бы могли увидеть сверху «облака» этих «атомов», то представили бы себе карту потоков наших сообщений. На ней выделялись бы сгустки общения разных типов. Интенсивное личное общение происходит в непосредственной близости от человека — в семье, на работе, на рынке или в автобусе. Плотные контакты другого типа, но уже с использованием публичных информационных технологий, замыкаются в пределах «малой родины» — города, области, региона. С мыслями о делах всего народа и всей страны человек вовлекается в поток сообщений, который струится через всероссийскую информационную сеть, хотя в и этом потоке какое-то место занимают личные контакты.
Все это — самые грубые и формальные определения, но для начала полезно о них задуматься. Как часто встречаются, по воле случая, сообщения, которые по силе мысли и чувства, по своим художественным достоинствам следовало бы донести до всего Русского мира, а они «упакованы» в брошюрку или книжечку стихов тиражом 500 экз., изданную в Вологде. Автор оказался не подключен к каналам широкого общения, и никто не помог распространить его текст. Самой задачи такой никто не ставил. Это ошибка, слово само себе дорогу не пробьет, ему надо помогать. Чтобы люди его подхватили или оставили в запасе, оно должно быть до них доведено.
* * *Какой тип общения нам сейчас нужен в первую очередь? Мы можем описать только его главные черты, насыщать их деталями и красками придется каждому — в соответствии с личными знаниями, темпераментом, художественными наклонностями, а также в соответствии со свойствами аудитории, слушателей и собеседников.
Первым делом говорим о непосредственном личном общении — о разговоре. Это главное средство общения людей. Можно сказать, именно членораздельный язык и создал человека. С его помощью можно было передавать окружающим и информацию, и чувства, что взрывообразно ускорило развитие мозга и сразу сделало «нарождающегося» человека общественным существом, обладающим совестью. Ни телевидение, ни компьютер, ни даже книга не могут сравниться с человеческим разговором по силе воздействия на сознание. Сообщения, принятые человеком с экрана или из газет, принимаются или отвергаются в ходе разговоров. Никакая революция или реформа не могли бы произойти, если бы у революционеров или реформаторов не было достаточного количества агентов, которые объяснили их необходимость и неизбежность массе людей в личных разговорах.
Перестройка, которая развалила Советский Союз и привела нас к национальному бедствию, готовилась на кухнях интеллигенции, в беседах у костра или за чаем в КБ, в рабочих курилках и в очередях. Миллиарды разговоров подготовили сотни миллионов людей к тому, что они аплодировали Горбачеву и чуть ли не целовали туфлю у Сахарова. Главные утверждения для этих разговоров, система доводов, художественное сопровождение (шутки, анекдоты, «страшилки») вырабатывались в течение тридцати лет в множестве «подпольных лабораторий» — и на общественных началах, и за деньги. Большую роль сыграли и зарубежные научные центры, но они были бы бессильны без армии безымянных борцов с нашей «империей зла». Этот опыт очень важен, сработано было на славу.
У нас задача труднее. Во-первых, «ломать — не строить». Сотни людей три года строят мост, а взорвать его может один человек за полчаса. У нас взорвали народ, он рассыпался на множество осколков — нам снова его собирать, склеивать, что-то стягивать хотя бы временными связями. Нам неоткуда ждать помощи, учимся на ошибках. Наша родная интеллигенция в большинстве своем пока еще не опомнилась от контузии и увлечена либеральной утопией. А ее слово очень важно.
Но если начнем, то довольно скоро процесс станет самоускоряющимся. В России возникло общее ощущение — со смутой надо кончать. Этот запой подошел к своему естественному концу. Плешивые идолы «перестройки и реформы» оказались пустыми, «пирамиды» рухнули, и людям требуется трезвый и жесткий разговор — на «языке родных осин», без идеологических химер и «общечеловеческих ценностей».
Дело бы сильно упростилось, если бы этот разговор смогла начать верховная государственная власть. Но видно, что она к этому не готова, и этот разговор приходится начинать снизу, и в какой-то момент она будет вынуждена в него втянуться. Без этого давления власть никогда на него не решится. Даже Лукашенко на него не смог бы решиться, не имей он прикрытия в виде России.
Нашему общению необходим диалог. Сила разговора определяется тем, что мышление людей диалогично. Человек даже про себя мыслит, как бы беседуя с самим собой, задавая вопросы и отвечая на них. Но когда разговаривают два человека и они понимают друг друга, так что можно задать собеседнику вопрос, заставить его задуматься и потом ответить, то возникает система с кооперативным эффектом — вопросы и ответы порождают совместное творчество. Это — жизненная потребность человека, и он очень ценит возможность такого разговора.
Это видно даже по тактике телевидения и радио. В течение первых десяти лет перестройки и реформы они, используя присущие им мощные средства воздействия на сознание, вели передачи-монологи. Это были передачи «из центра» пассивным зрителям и слушателям, которые не имели возможности задать вопрос и вставить слово. Вскоре такие передачи стали раздражать аудиторию, они подавляли нормальный ход мышления. В ход пошли передачи, построенные как «ложный диалог» — в студию приглашались подобранные «оппоненты», которые вели дискуссию на темы, сформулированные ведущим и под его контролем. Еще через какое-то время телевидение и радио стали практиковать подключение к этим ложным диалогам и аудитории, люди стали обращаться по телефону в студию с вопросами, участвовать в телефонном голосовании и т.д. Это приводит манипуляторов к издержкам (слушатели научились, когда удается дозвониться по телефону, в двух-трех фразах высказать очень важные вещи, иногда приводящие ведущих радио «Эхо Москвы» в истерику). Однако им важнее удержать аудиторию, и эта практика продолжается.
Начиная с перестройки манипуляторы нашим сознанием вторглись в пространство нашего низового разговора, вооруженные мощными информационными технологиями. Они навязали людям ложные понятия, рваную, ведущую в тупик логику. Тем самым они нарушили способность добиваться в ходе диалога этого кооперативного эффекта. Наше движение начинает большую кампанию по очистке пространства народного разговора от наслоений и помех, запущенных в ходе программы манипуляции. Помогая друг другу, русские люди пройдут курс реабилитации.
Таким образом, первая задача — в разговоре с людьми надо добиваться создания обстановки диалога. Если аудитория не идет навстречу (из-за недоверия или других психологических барьеров), надо хотя бы свое собственное сообщение строить в форме диалога — задавать «риторические» вопросы и в ответ на них высказывать свое суждение. Только вопросы эти должны быть не надуманными, а именно теми, которые волнуют аудиторию.
Нередко в таком диалоге терпишь поражение — сталкиваешься с умелым противником, который забивает тебя своими доводами и логикой. Если спор происходит на людях, то такой противник часто будет использовать и запрещенные приемы спора. Когда диалог принимает характер состязания, то важны его зрелищные качества — темп, напор, удачное слово или жест. Нужна техника, она осваивается не сразу.
Поражение оставляет чувство горечи, но косвенный выигрыш важнее отдельной победы. Сейчас наша задача — не побеждать в каждом споре, а восстановить само пространство диалога, восстановить те связи, которые необходимы, чтобы снова люди почувствовали себя говорящими на одном языке и способными слушать друг друга и обдумывать услышанное.
Вторая задача, которая решается даже в проигранном споре, — задать «повестку дня». Мы должны возродить в людях уверенность в своем праве ставить на обсуждение те вопросы, которые они сами считают важными. Уже за время перестройки это право сумели у нас отобрать, политики с помощью СМИ стали жестко навязывать нам темы, которые нам следовало обсуждать. Всякие попытки гласно поставить под сомнение важность задаваемой нам «повестки дня» или переформулировать поставленную проблему пресекались моментально и исключительно грубо — даже в отношении уважаемых людей.
То, что мы не сумели защитить свое право на постановку вопросов для обсуждения, было тяжелым поражением нашего народа. Само изъятие этого права как условие захвата реальной власти было важным открытием (его сделал в 1920-е годы американский специалист по пропаганде социолог Уолтер Липпман). Право создания «повестки дня» (agenda setting) заставляет людей принять такое представление о том, что важно и что неважно, что надо обсуждать, а что нет, которое может противоречить их интересам. Иными словами, реальные потребности, интересы, страдания людей просто исключаются из рассмотрения.
