Алан Гринспен - Карта и территория. Риск, человеческая природа и проблемы прогнозирования

Без основательной реформы социального обеспечения будет сложно найти удовлетворительное решение конфликта расходов на социальные выплаты и сбережений. Ответ, когда мы его получим, конечно, будет политическим. Великая депрессия 1930-х гг. дала нам Франклина Делано Рузвельта. «Недомогание» экономики конца 1970-х гг. и последующие финансовые затруднения — Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер.

Бюджетные ассигнования дают деньги, но не реальные ресурсы для финансирования будущих социальных выплат. Предела размеру ассигнований на финансирование текущих или новых социальных выплат не существует. То, что обе палаты Конгресса подавляющим большинством голосов проголосовали за новые выплаты, а президент с готовностью подписал закон, вовсе не подтверждает наличия ресурсов (людей и продукции), позволяющих выполнить обязательство. Продолжающееся сокращение чистых внутренних сбережений скоро вызовет либо прекращение роста чистых основных фондов, либо рост финансирования из иностранных сбережений. Чистые основные фонды — это один из главных факторов роста производительности, которая, в свою очередь, обеспечивает поддержание нашего уровня жизни, включая способность удовлетворять потребности в реальных ресурсах, необходимых для исполнения обязательств перед пенсионерами.

Нам было бы полезно прислушаться к предостережению, высказанному в 1976 г. будущим премьер-министром Маргарет Тэтчер, что политики, ратующие за крупные продолжительные социальные выплаты, «всегда тратят чужие деньги»41.

Medicare, программа социального страхования и другие индексируемые программы предполагают реальные социальные выплаты, бремя финансирования которых не может быть облегчено с помощью общей инфляции. Для реализации программ Medicare и Medicaid в последующие 10 лет нам понадобится больше докторов42, медсестер, больниц, фармацевтических компаний и огромная растущая инфраструктура медицинских услуг. Еще больше усложняет проблему то, что значительное число опытных медицинских работников сами станут частью уходящего на пенсию поколения беби-бумеров в грядущие годы. Выплаты по социальному страхованию, индексируемые с учетом инфляции, являются общим притязанием на производство потребительских товаров и услуг. Но в результате они так же реальны, как и более специализированные ресурсы, необходимые для реализации медицинских социальных программ.

Относительная стабильность суммы социальных выплат и валовых внутренних сбережений подразумевает соотношение выплат и сбережений практически один к одному. Вероятность того, что это отношение чисто случайно, исключительно мала. Показатель R2 равен 0,75, а t-статистика очень значима (пример 9.10). Краткосрочное видимое соотношение, показанное в примере 9.6, выглядит еще более убедительным, чем формальное регрессионное совпадение.

Гипотетические дополнительные валовые внутренние сбережения, которые появились бы в 2012 г., если бы расходы на социальные выплаты остались на уровне 4,6 % от ВВП (та же доля, что и в 1965 г.), составили бы около $1,6 трлн. Если прибавить эти упущенные сбережения к фактическим валовым внутренним сбережениям 2012 г., а затем добавить сбережения, заимствованные за границей ($432 млрд в 2012 г.), то мы получим гипотетическую оценку валовых внутренних инвестиций, которая на $1,6 трлн выше реального показателя. В совокупных валовых внутренних инвестициях доля частного национального бизнеса составляет относительно стабильные три пятых. Это дает гипотетическую прибавку к валовым инвестициям национального частного бизнеса в 2012 г. более $1 трлн. Затем я перевожу гипотетические валовые инвестиции частного несельскохозяйственного бизнеса в чистые инвестиции, отбрасывая долю валовых инвестиций, которая приходится на амортизационные отчисления, т. е. на износ основных фондов. Наконец, я перевожу полученную величину гипотетических чистых инвестиций в постоянные цены в долларах.

Это позволяет мне использовать парадигму мультифакторной производительности Бюро трудовой статистики (см. главу 8), чтобы перевести трудозатраты и гипотетические реальные чистые инвестиции национального частного бизнеса (преобразованные в «использование капитала») в гипотетический реальный валовый внутренний продукт частного несельскохозяйственного бизнеса и почасовую выработку43.

Глава 10

Культура

Ясным морозным вечером 8 февраля 1998 г. в башне Банка международных расчетов (БМР), Базель, Швейцария, главы 11 крупнейших центробанков мира1 собрались на один из регулярных воскресных обедов, который давал управляющий БМР. На таких встречах в непринужденной атмосфере без лишних глаз мы обычно обсуждали неотложные международные экономические вопросы. Поскольку восемь из 11 присутствовавших представляли европейские банки, проблема появления того, что впоследствии стали называть евро, вызывала особый интерес.

БМР был, пожалуй, единственным подходящим местом для обсуждения чрезвычайно сложного вопроса объединения 17 самостоятельных валют и создания в конечном итоге «еврозоны». Руководители многих европейских центральных банков понимали, что введение евро — это еще один шаг в направлении политической интеграции Европы. Именно в этом заключалась конечная цель некоторых, если не большинства, европейцев, сидевших вокруг обеденного стола тем вечером. Опустошение, принесенное двумя мировыми войнами всего лишь за треть столетия, оставило глубокий след в душах европейцев. В интеграции виделся путь к предотвращению кровопролитных конфликтов в будущем.

Речь в Базеле шла в основном о подходах к созданию такой же эффективной валюты, как доллар США, являющийся законным платежным средством во всех 50 штатах страны. С самого начала было ясно, что объединение валют европейских стран не может напрямую копировать американскую практику. Здесь больше языков, меньше мобильности трудовых ресурсов, менее свободный переток капитала через континент, чем между американскими штатами. Но при этом существовало твердое убеждение, что экономические и культурные барьеры падут под влиянием единой валюты2.

Главное, международные финансовые рынки, похоже, поверили в то, что евро способен изменить некоторые глубоко укоренившиеся особенности культурного поведения. Предполагалось, что все члены еврозоны, а в особенности итальянцы, испанцы, португальцы и греки, однажды станут благодаря дисциплинирующему воздействию евро вести себя как немцы. В ожидании принятия новой валюты ставки по правительственным долговым инструментам будущих членов еврозоны резко упали, ликвидировав спред по отношению к немецким бундам (облигациям федерального правительства Германии). За три года до 1 января 1999 г., когда был введен евро, доходность 10-летних правительственных облигаций в лирах упала почти на 500 базисных пунктов (5 процентных пунктов) относительно доходности немецких бундов. Доходность суверенных облигаций в испанских песо и португальских эскудо снизилась почти на 370 базисных пунктов относительно бундов. Точно так же за три года до принятия евро, на который Греция перешла 1 января 2001 г., доходность суверенных 10-летних облигаций в драхмах упала более чем на 450 базисных пунктов относительно бундов. В отличие от этого спреды облигаций Франции, Австрии, Нидерландов и Бельгии изменились менее чем на 65 базисных пунктов3.

Странно то, что сближение ставок заимствования и соответствующее сильное сужение спредов полностью свелось к снижению доходности инструментов стран Южной Европы относительно Германии, а не относительно средней доходности всех официальных валют еврозоны. Это подчеркивало доминирующую роль немецкой марки как теневой якорной валюты в корзине новоявленного евро: рынки воспринимали евро как заменитель немецкой марки. В ретроспективе видно, что доминирование Германии не сулило ничего хорошего для рабочих взаимоотношений группы стран, которые должны были действовать совместно.

Евро: принят без звука

К моему немалому удивлению, 1 января 1999 г. объединение валют прошло поразительно легко. Одиннадцать разнонаправленно колеблющихся валют (еще шесть присоединились позже) были без особых усилий привязаны друг к другу и оставались связанными почти без рыночных трений практически десятилетие. Евро как будто опроверг исторический опыт множества не слишком удачных попыток связать валютные курсы стран с разной культурой. Многие государства, например, выбрали доллар США в качестве законного платежного средства. Но со временем в их числе остались в основном небольшие страны Латинской Америки и Карибского бассейна. Конечно, многие валюты были связаны друг с другом золотым стандартом. Но в последние десятилетия успех редко сопутствовал подобным мероприятиям. Особенно ярко это видно на примере Аргентины.