Александр Шубин - 1937. АнтиТеррор Сталина
Приближение бури было заметно и за пределами группы Тухачевского. 15 мая был арестован заместитель командующего Приволжским военным округом И. Кутяков, у которого был обнаружен весьма откровенный дневник, в котором, в частности, говорилось: «Наступает время, когда все ветераны Гражданской войны уйдут из жизни: одних расстреляют, другие, как Томский, сами покончат с собой…»[387] Это было написано в 1936 г. Дневник Кутякова еще раз доказывал Сталину, что военные не будут спокойно смотреть на истребление партийных кланов. Расправа над старыми большевиками вызывала недовольство командного состава, оставалось только решиться остановить передравшиеся партийные фракции. Такую возможность, если верить Какурину, еще в 1930 г. обсуждали Тухачевский и Гай.
В ночь на 14 мая был арестован начальник академии им. Фрунзе, кузницы командных кадров, А. Корк. Уже через два дня он давал признательные показания о том, что состоял в военной организации правых, которая контактировала с троцкистской военной организацией. По его словам, в 1934 г. Тухачевский в присутствии Путны высказался за установление военной диктатуры. Скорость, с которой признавались высшие военные руководители, поражает, особенно в сравнении со временем, которое было затрачено на уламывание партийных функционеров. Вроде бы не дети, бойцы революции, а стоило чуть поднажать — и давай «оговаривать» себя и сослуживцев.
Кого-то били. Но вот Медведев при первой возможности отказывался от «выбитых» показаний. А «лучшие полководцы» — нет. Даже перед смертью каялись. Да и били не всех.
15 мая был арестован заместитель командующего Московским военным округом Б. Фельдман (до мая — начальник Управления по командному начальствующему составу, ближайший сподвижник Тухачевского, ответственный за назначения на командные посты). Он сразу попросил ознакомить его с материалами дела. Узнав, что конкретно следствие уже выяснило, Фельдман начал давать обширные показания. Его никто не бил, более того, следователь Ушаков «создал ему облегченный режим содержания в тюрьме»[388]. Невиновного военачальника таким обхождением не купишь. А если военачальник чувствует себя разоблаченным заговорщиком? Тогда он в восторге от такого обхождения и в ответ «готов, если это нужно для Красной армии… рассказать все, что знаю о военном заговоре»[389].
Но и Фельдман не был так уж прост. На него было косвенное показание Медведева в причастности к троцкистской группе. Следствие к тому же установило, что Фельдман имеет семью в Южной Америке, сохраняет с ней общение и помогает материально. Негоже советскому офицеру иметь такие связи с заграницей. Вот об этом обо всем Фельдман и рассказывал, не упоминая вышестоящее начальство. Но следователь Ушаков обратил внимание на тесные дружеские связи, которые были у Фельдмана с Тухачевским, Якиром и Эйдеманом. Когда Ушаков изложил свою версию, она показалась начальству недостаточно обоснованной: «Анализируете вы логично, а на деле еще очень далеки от таких показаний»[390]. Сразу после ареста Фельдман подтвердил, что состоит в антисоветской организации, но только 19 мая подтвердил, что его заговорщической деятельностью руководил Тухачевский, который вовлек его в заговор в 1932 г.[391]
В коридорах НКВД царило возбуждение. Фриновский говорил уезжавшему за границу Кривицкому: «Это заговор. Мы как раз раскрыли гигантский заговор в армии, такого заговора история еще никогда не знала»[392].
Теперь можно было проводить аресты «ядра заговора». 22–29 мая были арестованы М. Тухачевский, И. Якир, И. Уборевич, Р. Эйдеман (этот в прошлом заметный военачальник находился теперь на незначительном посту главы Общества содействия авиации и химии). Отбывая в Москву, Якир сначала написал в приказе о передаче командования округом: «убыл к месту новой работы», но затем перечеркнул эту фразу[393]. Он уже знал, что это не рутинное перемещение. Откуда, если не понимал, что борьба вступает в решающую фазу.
29 мая первые итоги операции обсуждают Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович и Микоян.
31 мая, получив накануне известие об отстранении от должности, Начальник главного политического управления Гамарник покончил с собой, понимая, что его ждет. А почему понимал? Накануне с болевшим Гамарником говорил Блюхер, вроде бы уговаривал главного политрука принять участие в суде над арестованными. Если Гамарник был уверен в невиновности арестованных, можно было принять участие в суде, во всем разобраться. Если Гамарник был обычным сталинистом — тем более. Но он покончил с собой.
Ну, не заметил заговора. Плохо, конечно. Но и Ворошилов проглядел. Он еще в мае не верил, что Тухачевский виновен, что признал на расширенном заседании Военного совета 2 июня. Что же не стрелялся? Не считал себя причастным к раскрытому заговору, не боялся, что на суде вскроются компрометирующие его обстоятельства.
Ворошилов торжественно заявляет, что понял свою ошибку и готов действовать: предстоит «проверить и очистить армию буквально до самых последних щелочек… может быть, в количественном отношении мы понесем очень большой урон»[394].
Между тем первоначально Тухачевский отрицал вину. Очные ставки с Примаковым и Путной не помогли. Как и в 1930 г., Тухачевский все отрицал. Кто они — разоблаченные «враги», и кто он — маршал с незапятнанной репутацией. Но ситуация была иной. Фельдман был гораздо ближе к Тухачевскому, чем Какурин. 26 мая маршал попросил «представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания»[395]. Странная просьба, с точки зрения невиновного человека. Какая разница, сколько клеветников тебя обвиняют. А вот если Тухачевскому было что скрывать, то чрезвычайно важно выяснить — кто дает показания, и какие. Узнав о показаниях Корка, который признался в том, что входил в узкий штаб по подготовке переворота, а возможно еще о чем-то, что сломало Корка, Тухачевский сдается. 26 мая, всего через четыре дня после ареста, Тухачевский признал, что с 1932 г. участвует в заговоре. Что так быстро?
Дочь Тухачевского утверждает, что маршал согласился подписать показания, когда следователь привел к нему ее, 13-летнюю, и обещал истязать девочку. Тухачевский ответил: «Уведите ее. Я все подпишу»[396]. Через две недели Тухачевский предстанет перед судом своих коллег. Тут бы и рассказать, под какой угрозой были получены показания. Это заявление гарантировало бы и безопасность дочери, и позорный провал следствия, крушение всего обвинения. Но нет. Молчит Тухачевский. Да и показания не подписывает, а пишет. Так сочиняет, что никому из следователей не сочинить. Со стратегическим размахом. И руки «после пыток» не дрожат.
Считается, что Тухачевского зверски избивали, так как на его показаниях 1 июня обнаружены пятна крови, несколько маленьких мазков, имеющих «форму восклицательных знаков»[397]. Брызнула кровь на бумагу. Воображение драматурга Э. Радзинского развивает сюжет триллера, написанного то ли им, то ли самим Сталиным: «В деле на отдельных страницах видны бурые пятна, как установила экспертиза — следы крови. Вводя пытки, Хозяин, конечно, думал о будущем — военные покрепче штатских, так что пытки должны были пригодиться»[398]. Но что-то здесь не клеится. Военные покрепче штатских. Но большинство штатских партийцев отказались выступать на публичных процессах, несмотря на многомесячную «обработку», а Тухачевский, по Радзинскому, сломался под пытками за два дня. Ну, хорошо, Радзинский перепутал дату ареста — не 27, а 22 мая. Все равно что-то быстро. И не только Тухачевский, но все арестованные спешат «оклеветать» себя и товарищей. Да и с кровью все не так однозначно. Пусть не на листах, а на листе, и не пятна, а пятнышки. Но все равно: если уж запачкали показания кровью маршала, что мешает их переписать? Тем более, что он уже несколько дней как согласился сотрудничать.
Факсимиле показаний опубликовано в 1989 г. Они написаны аккуратно рукой самого Тухачевского. Более ста страниц. «Что же касается кошмарных пятен крови, да еще „имеющих форму восклицательного знака“, то они действительно есть, но не на собственноручных показаниях Тухачевского, а на третьем экземпляре машинописной копии…»[399] — иронизирует публикатор.
Действительно, били Уборевича и Эйдемана. Насколько сильно? Через две недели суд, и никаких следов не должно остаться. Но стоило только «нажать», и последовали признания. «Как мы сейчас знаем, ни Тухачевского, ни Фельдмана не пытали. Били, видимо, Якира и Уборевича, потому что они, будучи уже „изобличенными“ сначала Воловичем и Прокофьевым, потом Примаковым, и, главное, Фельдманом и Тухачевским, все равно не признавались. В терминах того времени они считались уже „явными и неразоружившимися врагами народа“[400]». «Выбитые показания» можно было опровергнуть на суде. И часть показаний там действительно опровергли. Но не все.
