Сергей Кара-Мурза - Статьи 1998-1999 г.
Но ранние Советы — это уже росток нового порядка. Хаос был создан кадетами и эсерами под командой масонов, которые руками Корнилова и Алексеева убили монархию (любопытно, что для многих наших патриотов убийцы монархии и Российской империи — герои). Почему же катастрофу Февраля Россия прошла без крови? 300 погибших при крахе такого государства! Во многом потому, что уже был устой государственности, обладавший авторитетом — Дума. И спасли нас не ее дела (дел-то и не было), а именно образ, авторитет, почти иллюзия. Так побежденная в 1945 г. Япония не пресеклась потому, что сохранила императора — на все были согласны японцы при капитуляции, кроме требования ликвидировать монархию.
Конечно, нельзя повторить Октябрь 1917 г. Хотя бы потому, что он уже просчитан. А главное — у нас уже нет крестьян как главной силы — ни в виде рабочих 1917 г., ни «одетых в серые шинели». Так что и тех Советов не может быть. Новый порядок может вырасти лишь из той культуры, какая есть сегодня. И на основе новой, современной мысли. Так, например, как ведут новую, в истории раньше не испробованную, ненасильственную революцию (Интифаду) палестинцы.
Угнетатели России не могут убить тягу к революции, поскольку не могут устранить бытие угнетения (оно гораздо страшнее эксплуатации). У них есть лишь два средства: давить зародыши той новой революционной мысли, которая может соединить людей; неявно уничтожать измором людей, в которых революция зреет, вгонять их массы в бедность, при которой все силы уходят на поиск пропитания.
Режим Ельцина и его хозяев за последние три года пpеодолел кризис и не дал возникнуть ростку нового. Тут была не столько его сила, сколько наша слабость. Из чего видно, что этот режим превратился в какой-то порядок, хотя еще и неустойчивый? Из того, что «красные губернаторы», озабоченные сохранением жизни в «их» областях, призывают этот режим (пусть и в лице правительства Примакова) поддерживать. «Красные губернаторы» могли использовать кризис режима и, помогая друг другу, создать иной порядок. Ведь совокупно области «красного пояса» — это целая держава. Но не решились — или не знали, как?
Что ж, начнем с худшего рубежа — ведь этот год снова будет годом тяжелого кризиса. Теория, которой не имели наши губернаторы — не мелочь. Это тот свод понятий и слов, в которых люди осмысливают жизнь. Теория не столько отражает реальность, сколько создает ее. Мы приняли понятия рыночного жизнеустройства — и вот, советский строй разрушен. Тот, кто проклинает Чубайса, но говорит на его языке — просто его прикрытие (возможно, бесплатное). Тяжелый кризис заставляет людей усомниться именно в языке, в главных понятиях, и грех упускать момент, не усваивать эти тяжелые уроки, забалтывать те жертвы, которыми эти уроки оплачиваются.
Почему же в политике мы год за годом отступаем? Мал приток молодежи, мал приток интеллектуальных сил. Насколько еще хватит у стариков сил держать оборону просто на своих убеждениях? Ведь у молодежи этих убеждений нет, а убедить их — у нас доводов нет. Вернее, мы ясно не знаем, в чем мы хотим их убедить. Мы же просто молчим!
Вот удивительная вещь. Представим: к чему нас зовет, хоть и невнятно, обычный наш человек из среднего города или села, который поддерживает КПРФ? Он зовет устроить жизнь так, чтобы в России было тепло и не голодно каждому — и чтобы при этом была надежная и независимая страна. Зовет нас жить, а не упиваться жизнью, топча других. Казалось бы, неплохой выбор, почему же столь многие в нем сомневаются? Но посмотрим сначала, что предлагает противник.
Видимо, «первая ступень» противника (Гайдар да Чубайс) сгорела, разгон ведет вторая ступень — Явлинский. Он радикальнее Гайдара и Черномырдина, он критикует их «со стороны рынка» — за то, что медленно доламывали они советскую систему. К чему же он зовет?
Если очистить его программу от шелухи, то выбор пpост: устроить жизнь на началах конкуренции («рынка»). Ясно, что при этом спасутся лишь сильные, а Россия перестанет быть страной, вольется в «мировую систему». Конечно, Россия при этом уйдет с Севера и из Сибири — при рынке держать их невыгодно. А главное, погибнут «слабые», где-то около половины населения. Это тоже балласт, вроде Севера. Кажется, никого ведь не может привлечь такая программа! Но дело не так просто. Привлекает. Чем?
Давным давно видел я за границей один фильм из классики кино, с лекцией очень хорошего критика. Фильм сильный, но его отверг прокат, потому что он ставит зрителя перед слишком тяжелым вопросом. Сюжет таков: в 50-е годы океанский лайнер наткнулся на мину и затонул, не успев дать сигнал бедствия. Те, кто спасся, уцепились за борта шлюпки, залезая в нее по очереди, чтобы согреться. Надвигался шторм, и моряки пришли к выводу, что в таком виде шлюпка не выдержит. Командир отделил половину тех, кто мог хорошо грести, а остальным приказал отцепиться, а кое-кому выпрыгнуть за борт. Не все избранные согласились остаться, и их заменили. Командир был честен — отправлял на смерть дорогих ему людей и оставлял жить мерзавцев, если отвечали принятому критерию.
В чем проблема? В том, что в условиях шторма почти всем в шлюпке этот выбор показался разумным. Отвергнутые гибли безропотно. Пусть спасется хоть половина! Когда шторм прошел и на шлюпку наткнулся корабль, все спасенные отвернулись от командира как от убийцы. Но это для драматизма.
Явлинский нашептывает нам: «Все не спасемся. Много ненужных, слабых людей… Всех не примут… Кто молод, силен, образован — идите с нами». Это соблазняет, зачем же всем замерзать, как на Камчатке. А что всех в цивилизацию не примут — это уже ясно, мест там и газа в России на всех не хватает.
Чтобы пойти за Явлинским, русским надо будет, конечно, отказаться от своего потаенного Православия. Это не так больно — ведь МВФ выделит кредиты на восстановление храмов, а Слава Зайцев откроет ателье пошива самых лучших ряс. Учебники для духовных семинарий напишет фонд Сороса, на хорошей бумаге. Звучит грубо, но это не злые фантазии, а серенькая реальность — дела Лужкова перед глазами, и он людям нравится.
Соблазн Явлинского важен не количеством — за него меньшинство. Он опасен контрастом. Он ясен и на первый взгляд реалистичен: ведь Запад и есть та шлюпка, что спасается, выкидывая за борт целые народы. И ничего — живет, оперу слушает, убийц-командиров порицает и гуманитарную помощь нашим учителям шлет.
Вот эта ясность и парализует мысль и волю у тех, кого предполагается выбросить с российской шлюпки. Они даже стесняются возражать. Они говорят: «Мы тоже за реформы. Мы тоже за рынок. Давайте только немного изменим курс реформ, увеличим число посадочных мест на шлюпке — ишь, как Гусинский расселся».
На самом деле спастись можно только всем. Если же поверят Явлинскому, то на его шлюпке все погибнут. Но чтобы это стало ясно, надо нам распутать клубок наших мыслей. Потянуть хоть за одну ниточку, неважно даже, за какую — но тянуть долго, не дать оборваться. Обрывы, каких у нас сегодня много, связать. Втянуть в разговор тех, кто пока что очарован Явлинским.
Хотя и трудно тянуть ниточку в нашей «красной» печати.
1999
Государство и человек
Сегодня мы стоим перед выбором. И все уже чувствуют, что это выбор более глубокий, нежели может выразить язык политики. Это — выбор жизнеустройства, выбор пути, который надолго определит судьбу наших потомков и судьбу множества народов России. Потому-то увязли реформы, потому-то нет и активного социального протеста. И очень осторожно ведут себя люди на выборах. Народ застыл в раздумье.
Думать сегодня тяжело. Реформаторы, сделав манипуляцию сознанием главным средством своего господства, отравили каналы общения, разрушили язык, воззвали к темным комплексам, вбросили в умы массу идолов и разорвали историческую память. Ущерб, который они этим нашей культуре, несопоставим с их жалким политическим выигрышем. Они поступили как хищники, убивающие не для еды. Пора бы тем из них, кто может, одуматься и вернуться — восстанавливать разрушенное.
Я скажу лишь об одном образе того многоликого будущего, которое мы выбираем на нынешнем распутье. Об образе того государства, к которому можно пойти по тому или иному пути. Пути разные, и государства, которые шаг за шагом будут складываться на каждом пути, тоже разные. Собрать из них все самое приятное, остаться как бы вне коридора — невозможно. Но раз мы зовем к диалогу, то не будем ни из одного образа делать карикатуру, не будем пугать эксцессами никакого пути. Не будем даже ссылаться на тот ужас, который творится сегодня в «России ельцинской». Примем, что все это пока что эксперимент, во многом неудачный, что мы пока что живем в неизбежной разрухе переходного периода. Рассмотрим именно идеальный образ того государства, к которому нас позвала либеральная интеллигенция, уговорив разрушить государство прежнее, советское (впрочем, уже сильно подпорченное, но и здесь мы должны говорить о сути).
