Сергей Кургинян - Качели. Конфликт элит или развал России?
Теперь необходимо сопоставить тип управления движением социального тела и траекторию, по которой это тело движется. Если бы чекистское социальное тело двигалось по траектории элементарного наращивания каких-то материальных возможностей (от ларьков к заводам и пароходам), то тип регуляторов движения и его траектория не сразу вошли бы в непримиримое противоречие.
Но если социальное тело движется в направлении политической субъектности, то это происходит почти мгновенно (в плане исторического времени, разумеется). Потому что где власть (и даже заявка на власть), там и вызовы. Двигаясь по политической траектории, чекистское социальное тело неизбежно сталкивается с политическими же вызовами.
От ответа на эти вызовы будет зависеть то, окажется ли социальное тело тягачом, вытягивающим из болота застрявший в нем грузовик, или же оно превратится в снаряд, который разнесет в клочья и грузовик, и груз, и пассажиров, и все, что находится по соседству.
Социальное тело, переместившись из точки А в точку Б, может стать дееспособным политическим классом — или ликвидатором, который погубит страну.
А значит, нам крайне важно спросить себя: «Как чекистское сообщество реагирует на реальную ситуацию? Соответствует оно в своих реакциях требованиям этой ситуации и своей заявке на определенную роль или нет?»
Отвечая на этот вопрос, мы точнее поймем, что такое этот самый чекизм. Мы увидим его в зеркале ситуации. Увидеть его в этом зеркале намного важнее, чем увидеть его любым иным путем. И даже непонятно, каков иной путь. Может быть, он и есть. Но он, во-первых, проблематичен, во-вторых, невероятно сложен (что, фокус-группы будем организовывать, глубокие социально-психологические зондирования?) и, в-третьих, малоэффективен. Потому что предмет вне контекста — это не предмет вовсе. А так, фантом.
Контекстом же для социального тела под названием «чекизм» является ситуация. То есть система вызовов, тестирующая гипотетический субъект на предмет его адекватности. Мера адекватности и опишет нам свойства субъекта гораздо более надежно, чем некоторые самодостаточные зондажи субъекта как такового, превращенного этими зондажами и отсутствием контекста из субъекта (или потенциального субъекта) в тривиальный и потому абсолютно неинтересный предмет.
Предмет, теряя контекст (то есть ситуацию), лишается даже потенциальной субъектности. А чекизм нас может интересовать только как предмет плюс субъектная потенция. Зачем он нужен иначе? Он и не может существовать иначе. Потому что само его наличие вызвано к жизни словом «власть». Чекизм — это не жизнь сообщества чекистов, это претензия сообщества на власть. То есть на субъектность.
Самодостаточный предмет не может стать субъектом и не может раскрыть потенцию своей субъектности. А вот феномен может. Поэтому и нужно раскрывать чекизм именно как феномен. То есть как предметность, имеющую неопределенный потенциал субъектности. Причем такую предметность, качество которой полностью зависит от того, каков потенциал. А значит, раскрытие предметности и определение потенциала субъектности совпадают.
Речь идет действительно о другом подходе к вопросу об интересующем нас «what is chekism?». Я, конечно, в принципе мог бы попытаться описать атомы (чекистов, слагающих сообщество), а также меру связности между этими атомами и природу этой связности, определить структурность, окончательное качество социальной системы, ее целевые установки или интенции (непроартикулированные целевые установки). А дальше спросить себя — каковы у этого перспективы, может ли оно быть властью, как оно может ею стать, с какими препятствиями столкнется и так далее. Тут мне никакие контексты не нужны. Мне нужны бесконечные зондажи, оценки недоступных для наблюдения параметров, сложнейшие социальные выкладки. А также оценка достоверности выкладок.
Однако то, что я этим способом опишу, не будет феноменом. Оно будет просто предметом. Внутри предмета не будет субъектности. Мне ее придется в этот предмет привносить. Я должен буду заставить его ожить и из мертвой куклы стать живым игроком. А дальше я должен моделировать игру.
Я не буду описывать недостатки и преимущества такого подхода. Я только скажу, что не могу и не хочу его осуществлять. Но я могу поступить иначе. Я могу начать сразу играть с живым феноменом, а не с мертвой предметной куклой. Я могу начать спрашивать феномен: «Уважаемый чекизм, давай с тобой поиграем в игру, где я подбрасываю вызовы, а ты на них отвечаешь. Может быть, по твоим гипотетическим ответам я узнаю, кто ты такой».
Но как сыграть в игру? Понятно, как осуществлять замеры. Для этого нужно посылать импульсы и замерять реакции (активный режим) или просто замерять реакции (пассивный режим). Но даже если импульсы и посылаются, то эти импульсы лишь «дергают» предмет, а не побуждают некое существо «отбивать посланный мяч». И потому импульсы носят сухой, конкретный характер. В каком-то смысле они всегда количественны. Ты посылаешь в предмет «числа». Но уж никак не образы и метафоры.
А если ты играешь с феноменом, то все зависит от того, насколько удачно ты выбираешь мяч. И как ты его феномену посылаешь, чтобы он принял подачу и отбил удар. Такой мяч должен быть метафоричен, образен.
Передо мной сейчас стоит сложнейшая задача — выбрать мяч и послать его. И я делаю свой исследовательский выбор.
Впрочем, я сделал его давно. И не вижу никаких оснований для того, чтобы отказаться от этого в очередном — теперь уже обобщающем, а не ситуационном — исследовании.
Еще в 2005 году, пытаясь объяснить, в чем проблемность этого самого чекизма, я вспомнил один анекдот советской эпохи. Кто хочет проверить, так ли это, пусть прочитает мой доклад «ЧиК» и «ЦыК», сделанный 31 марта 2005 года и тогда же выложенный на наш сайт. Эту метафору «ЧиКа» и «ЦыКа» я теперь и собираюсь послать феномену в виде мяча и наблюдать, как он примет мяч, куда направит ответный удар и так далее. Из системы этих наблюдений я и хочу получить какие-то сведения о феномене.
Итак, «ЧиК» и «ЦыК»…
В эпоху застоя бытовал такой анекдот: «ЦК цыкает, а ЧК чикает».
Анекдот всего-то должен был проиллюстрировать соотношение между чекистами как «карающим мечом» и партией как «инквизицией, которая направляет этот карающий меч» против «благородных борцов с советским безумием», а также всех прочих граждан данного «безумного общества».
Но авторы анекдота (а у любого такого анекдота есть авторы) сказали гораздо больше, чем хотели. И это стало ясно постфактум, когда ЦК не стало, а ЧК (или та общность, которую очень условно отражает данное сочетание заглавных букв) решила заменить собою ушедшего в небытие старшего брата.
Вот тогда-то и оказалось, что для того, чтобы «чикать», нужны одни управленческие качества. А также совместимая с ними управленческая системная архитектура. А для того, чтобы «цыкать», нужны другие качества и другая архитектура.
Что такое «цыкать»? Это значит обладать некоей идеальной нормативностью (не будем обсуждать ее качество). Такая нормативность предполагает доктрину. Назовем доктрину «коммунизм», а нормативность — «правилами советского общежития». В конце концов, какое значение имеют эти конкретизации? Они лишь освобождают нас от излишней сухости теоретических построений.
Единство доктрины и нормативности необходимо для того, чтобы «цыкнуть». Но недостаточно. Нужно еще осуществить сканирование всех элементов системы, которой ты управляешь. И не абы какое сканирование, а именно такое сканирование, которое покажет, насколько поведение данного конкретного элемента отклоняется от нормы.
После того, как сканирование выявило отклонения, нужно принять решение о применении тех или иных средств воздействия на более или менее отклоняющееся поведение тех или иных элементов.
Но мало принять решение. Нужно еще иметь средства воздействия. Эти средства могут быть разными. Например, воспитательными. Или социально-рамочными. Наконец, эти средства могут быть и репрессивными. Только здесь и начинается «чик». Причем если отклоняющееся поведение относится к сфере общеправовой, то «чик» осуществляет милиция. Она обуздывает хулигана, вора, убийцу. И только когда отклонение носит характер доктринально-нормативный, включается собственно та «ЧК», которая должна «чикать».
В зависимости от времени и жесткости «цыка», определяемого временем, эта «ЧК» либо расстреливает «в соответствии с революционной законностью», либо карает иначе, трансформируя революционную законность в более или менее убедительный тип так называемой социалистической законности.
Итак, мы видим довольно сложную иерархию с несколькими управленческими уровнями (рис. 26).
Рис. 26
Теперь давайте представим себе, что нет ничего: доктрины, норм, сканера, системы принятия решения, средств воздействия… А есть только «ЧК» в собственном соку. Когда и как она будет «чикать»? Я слишком часто заявлял о неприемлемости для меня огульного поношения коммунизма и советского прошлого. Но в данном случае я обсуждаю совсем другую тему. И ради выпуклости обсуждения готов принять в принципе неприемлемую для меня версию и сравнить такую машину с машиной, которую Кафка описал в своей «Исправительной колонии».
