Критика теоретических концепций Мао Цзэдуна - В. Г. Георгиев
Трагические последствия политики Мао Цзэдуна и тех, кто его поддерживает, теснейшим образом связаны с прямым игнорированием важнейших марксистско-ленинских идей о социалистической демократии и законности. Мао Цзэдун и его приближенные кощунственно пытаются выдать свой беспрецедентный произвол за теорию и практику «массовой демократии в условиях диктатуры пролетариата», за использование и развитие опыта Парижской коммуны, за «эпохальное блестящее развитие марксизма-ленинизма», за вступление его в совершенно новый этап — в этап «идей Мао Цзэдуна».
Откровенный разгул политического произвола Мао Цзэдуна и его сторонников, достигший высшего накала в ходе «культурной революции», имеет свою довольно длительную и сложную историю. Её нельзя правильно понять, если не учитывать наличие, как уже отмечалось, в конце 40‑х — начале 50‑х гг. объективной необходимости создания в Китае строго централизованной политической власти, способной контролировать огромную территорию страны, только что освобождённую в ходе гражданской войны от господства чанкайшистов. Новая власть вынуждена была бороться с контрреволюцией, с сопротивлением эксплуататорских классов, с шатаниями мелкобуржуазной стихии, с преступностью деклассированных элементов.
Задачи эти решались в основном с помощью административных репрессий и прямого военного подавления, масштабы которых были весьма велики. Массовое применение репрессий сопровождалось рядом ошибок и злоупотреблений, нередко принимало форму жестоких расправ. Но политическое насилие, направленное на экспроприацию помещиков и компрадоров, на защиту завоеваний революции, имело прогрессивное значение, принесло ощутимый политический эффект. При этом важно подчеркнуть, что такое насилие осуществлялось одновременно с широким экономическим, культурным строительством, огромную помощь в котором оказывали Китаю СССР и другие социалистические страны. Между тем, как показала практика, у ряда политических деятелей в Китае, овладевших преимущественно насильственными, военными и полувоенными способами решения проблем, создалась иллюзия того, что именно насилие, администрирование, командование, сочетаемые с массовыми кампаниями, являются наиболее эффективными и надёжными средствами решения любых политических, экономических и иных задач.
В работе Ⅷ съезда КПК, проходившего в сентябре 1956 г., в выступлениях ряда делегатов высказывалась озабоченность в связи с такими настроениями. Отметив успехи в строительстве социализма в Китае, съезд указал в резолюции: «После того как наша страна вступила в этап социалистического строительства, важное актуальное значение приобретает дальнейшее расширение демократии в стране и развёртывание борьбы с бюрократизмом»[150]. Съезд наметил ряд конкретных мер по развитию социалистической демократии в Китае и осудил взгляды тех, кто вёл курс на искусственное обострение классовой борьбы в стране. Съезд отметил также, что временные законы, принятые в начальный период после освобождения, и прямые выступления народных масс как способ борьбы с реакцией уже сыграли свою роль. «…Вместе с изменением задач борьбы,— говорилось в Отчётном докладе ЦК КПК,— изменяются и её методы, и в связи с этим становится абсолютно необходимым иметь совершенную законность»[151]. Серьёзная критика состояния законности в стране и важные предложения по ее укреплению содержались в выступлении на съезде одного из создателей КПК — Дун Биу. «…У нас отсутствуют,— говорил он,— крайне необходимые нам, сравнительно полные основные правовые нормативные акты, например, Уголовный кодекс, Гражданский кодекс, процессуальные кодексы, Закон о труде, Закон о землепользовании и другие. Вместе с тем у нас есть также много правовых актов, которые в связи с изменением политической и экономической обстановки должны быть исправлены или заново разработаны…»[152]. «Если и дальше будет продолжать существовать или надолго затянется положение, когда отсутствует система законов, то это безусловно станет серьезным недостатком»[153].
На Ⅷ съезде КПК говорилось также о том, что «в работе многих районов и учреждений мы постоянно обнаруживаем нарушения законов и дисциплины, посягательства на демократические права народных масс»[154]. Говорилось об имеющих место фактах арестов без соблюдения процессуальных норм, об ограничениях прав обвиняемых на защиту и обжалование, о жестоком обращении с заключёнными[155]. В материалах съезда можно найти анализ исторических и социальных причин этих отрицательных явлений в жизни страны: «До того как наша партия, возглавив народ, взяла власть в свои руки во всей стране и когда в условиях гнёта она не могла вести легальную борьбу, вся революционная работа была направлена на подрыв системы законов господствующих классов… ненависть по отношению к старой законности очень глубоко проникла в сознание членов партии и революционных масс, но ненависть к старой законности может вызвать пренебрежительное отношение ко всякой законности вообще»[156]. «Мелкая буржуазия является самой многочисленной из всех классов нашего общества. Большую часть членов нашей партии также составляют выходцы из мелкой буржуазии… Мелкая буржуазия легко поддаётся настроениям пренебрежения ко всякой законности»[157].
На Ⅷ съезде КПК прозвучал важный и тревожный вывод о том, что «возникновение явлений неуважения и несоблюдения государственных законов имеет глубокие исторические и социальные корни (следует учесть также, что у нас сейчас есть большое число новых работников, имеющих мало опыта, а мы недостаточно занимаемся пропагандистской и воспитательной работой в области государственной законности)…»[158].
На съезде в ряде выступлений указывалось на опасность субъективизма, авантюризма. Съезд декларировал курс на укрепление и развитие социалистической демократии и законности в Китае. Есть основания утверждать, что целый ряд политических деятелей всерьёз отнеслись к этому во всех отношениях новому для Китая курсу и стремились осуществлять его в политико-правовой практике. Что касается Мао Цзэдуна, то он, как мы отмечали выше, будучи вынужден согласиться с курсом, провозглашённым Ⅷ съездом, не имел намерения осуществлять его на практике. Уже летом 1957 г. поднялась очередная волна репрессий. Объектом репрессий наряду с действительно враждебными революции элементами стала большая масса людей, искренне откликнувшаяся на лозунги Мао о «ста цветах», о предоставлении свободы критики и высказавшая свои мнения в рамках законов. На всех них был навешен (в ряде случаев в буквальном смысле) ярлык «правый элемент». «Правые элементы» ставились в один ряд с военными преступниками, чанкайшистскими агентами, контрреволюционерами. Объявление «правым элементом», производимое по решениям соответствующих парткомов, влекло за собой увольнение с работы, исключение из учебного заведения и другие репрессии.
Кампания против «правых элементов» не была исключением. Последующая практика показала, что Мао Цзэдун и его сторонники решили всеми средствами подавлять любую критику в их адрес. Они не только не отказались в новых условиях от широкого применения насилия, но, применяя его в отношении всех своих оппонентов, заглушив критику, решили, что, опираясь на насилие, сочетаемое с разжиганием «энтузиазма» масс, они могут справиться с самыми сложными задачами.
В августе 1957 г. Государственный Совет КНР принял постановление о трудовом воспитании, согласно которому практически любой гражданин КНР без суда, без санкции прокурора, лишь по решению административных органов мог быть отправлен на трудовое воспитание, т. е. практически в
