Павел Судоплатов - Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год

Здесь Хрущев совершает роковую для себя ошибку. Номинально являясь главнокомандующим вооруженными силами, в том числе и органами КГБ, он постепенно распределяет свои контрольные функции между заместителями. При Шелепине во главе КГБ начинается планомерное омолаживание чекистского корпуса и постепенное выдавливание тех, кто по роду занятий и уровню компетенции располагал сведениями о лицах из нового хрущевского окружения. Конечно, кадры не «вырубались», как раньше, но из спецслужб увольняли многих сотрудников, имеющих 25 лет выслуги. На рубеже 50-60-х годов Лубянка заметно помолодела, модернизировав идеологический и политический сыск.

Работа КГБ, помимо борьбы со шпионажем и агентурой иностранных разведок, сбора развединформации за рубежом, в целом обеспечивала охрану порядка, спокойствие державы и безопасность высшего руководства страны. Но именно в этот период, перестав в массовом порядке громить противников Советской власти, спецслужбы впадали в спячку и отучались работать в условиях чрезвычайного положения. Когда ветры горбачевской перестройки начали раскачивать власть, оказалось, что ни власть, ни ее приводные ремни в лице КГБ не готовы к реальным переменам. Сохранялась иллюзия сталинских времен: достаточно иметь в своих руках все рычаги контроля над спецслужбами — и все задачи будут решены, все останется на своих местах. На последнем этапе хрущевского десятилетия начали складываться новые группировки — брежневская, косыгинская и т. д. В довершение к этому Хрущев назначает секретаря ЦК и бывшего главу КГБ Александра Шелепина куратором органов госбезопасности. Личный контроль подменяется контролем на бумаге. Заговор руководства против Хрущева и смена лидера прошли без эксцессов.

Власть, можно сказать, легальным путем плавно перешла в октябре 1964 года из рук в руки. Не было никаких разговоров о чекистском или военном заговоре — исполнители привычно делали свою работу. Вооруженные силы и спецслужбы в течение двух-трех лет приучились исполнять команды тех людей, которые снимали Хрущева.

Начало брежневской эры — это подготовка его выдвиженцами своих людей в кремлевском руководстве и спецслужбах для предотвращения дальнейших повторений варианта «демократической ротации» лидеров страны. Оттеснение Шелепина от кураторства КГБ, замена его соратника Семичастного Андроповым на посту главы КГБ шли под аккомпанемент слухов о заговоре «молодых». Брежневу нужен был абсолютно свой человек. Таким человеком стал Андропов.

Внешне спокойное правление было неким синтезом из опыта Сталина и Хрущева. Но колоссальные усилия аппарата Лубянки отвлекались на расчистку окружения Брежнева в нужном для лидера направлении. С помощью компромата, отслеживания чекистами различного рода болтовни среди членов партийного и военного руководства СССР, выяснения потенциальной опасности тех или иных «замыслов» проводилась дискредитация ряда крупных фигур, но за стены Кремля эта информация не выходила. В начале 1982 года, когда после смерти Суслова секретарем ЦК стал Андропов, его кресло на Лубянке занял Федорчук. Дряхлеющий Генсек предпочитал лично контролировать КГБ, никому другому не передоверяя столь деликатную функцию. Лично преданный Брежневу генерал Федорчук пытался начать антиандроповскую чистку органов госбезопасности.

Став во главе государства, Андропов назначил председателем КГБ Чебрикова. «Узбекское дело» и другие кампании по борьбе с коррупцией имели целью дальнейшую перетряску Политбюро. Перестановки в московской парторганизации были непосредственно увязаны с делом директора Елисеевского гастронома Соколова. Лубянка получала негласные «ориентировки» на определенную часть партийного руководства. Андропов расчищал фундамент для своих реформ и повысил статус органов госбезопасности. На этой базе впоследствии началась горбачевская перестройка.

Имея громадный агентурный аппарат и информационно-аналитические возможности, органы КГБ при М. Горбачеве в эпоху гласности и перестройки отвлекались на совершенно несвойственные им мероприятия. Например, на перепроверку научных решений, проработку вопросов о составе участников тех или иных крупных проектов. Не говоря уже о кадровых назначениях и выявлении настроений в различных слоях общества. Подобные функции присущи лишь спецслужбам в тоталитарных государствах, где господствует режим личной власти. Все худшее, что было заложено в методы работы секретных служб Сталиным и его последователями — отсутствие собственной политической и нравственной позиции, отслеживание руководителями Лубянки своего места у кремлевского трона, непримиримость к любой оппозиции, — оказалось странным образом востребовано и пришлось ко двору в эпоху так называемой гласности и демократических преобразований.

Но вся негативная информация часто не реализовывалась и решения откладывались, накапливая взрывоопасный материал. Это самоустранение вождей от разрешения кризисных ситуаций, начавшееся еще в эпоху подъема польской «Солидарности» и отчасти усугубленное афганским синдромом, обнаружило слабость политического режима в СССР и его неспособность адекватно воспринимать реалии времени.

Потенциал КГБ использовался и для разложения шахтерского движения, и для поиска компромата против Ельцина, хотя зачастую все эти чекистские мероприятия словно были запрограммированы на обратный результат — дискредитацию союзной власти и привычных большинству социальных ценностей. Чем дальше, тем больше обострялась конкуренция между лидерами, и не только по линии Горбачев — Ельцин. Перед лицом неминуемого развала страны, передоверяя часть своих полномочий союзным республикам, президент СССР все время маневрировал. При этом, как стало известно позже, Горбачев вовсе не исключал силового варианта развития событий: механизм использования спецслужб «смазывался» для действий в условиях чрезвычайного положения.

Феномен ГКЧП явился результатом того, что на этапе исторического перелома органы госбезопасности, силовые структуры возглавлялись людьми, не прошедшими настоящей школы политической деятельности, не приученными принимать самостоятельно ответственные решения. Почти все «гэкачеписты», будто специально отобранные Горбачевым на роль опереточных путчистов, пришли на высокие должности из помощников и референтов, из категории аппаратных руководителей. В руководстве КГБ появился Крючков, введенный в политическую игру лично Горбачевым. Возможно, этого требовали обстоятельства.

По свидетельству ряда сподвижников Горбачева, он был твердо намерен остаться у власти, однако не вполне ясно представлял себе механизмы ее удержания. Президент СССР не был приучен к управлению в особых, чрезвычайных условиях, а потому отошел от конкретной работы и контроля над аппаратом. Горбачев все больше занимался представительством, выступая гарантом, судьей над схваткой. И трон зашатался.

Одним из выходов оставался силовой вариант в «рамках демократии». В сентябре 1990 года спецслужбы получают задания на проработку вариантов своих действий в условиях ЧП.

План начинает воплощаться в дальнейших кадровых назначениях указами президента. В. Бакатина в МВД меняют на Пуго, когда в прибалтийских республиканских министерствах внутренних дел уже возникло «двоевластие». А для оперативного использования милиции и войск МВД по личной инициативе президента М. Горбачева назначается генерал Борис Громов, прошедший Афганистан. Заигрывая с оппозицией, Горбачев добивается ее разложения методами спецслужб. Возникает принципиально новая ситуация. События как бы выходят из-под контроля. За январскими событиями 1991 года в Вильнюсе следует уход из КГБ первого зама Крючкова, одного из наиболее информированных о всех и вся чекиста, бывшего начальника 5-го управления «идеологической контрразведки» Ф. Бобкова.

В августе 1991 года, когда острейший социально-экономический и политический кризис достиг наибольшего размаха, отученные от самостоятельного мышления «наследники Сталина» отправляются к Горбачеву в Форос, словно за милостью к царю. Пытаясь вразумить президента, заговорщики докладывают о реализации подготовленных с его участием планов и решений. Горбачев делает более разумный выбор: понимая, что без какого-то элемента чрезвычайщины не обойтись, он не занимает определенной позиции, дожидаясь развязки драмы.

Мифические заговоры и подлинные действия руководителей спецслужб нелегко анализировать ввиду почти полного отсутствия документов об этом. В свете недавних публикаций и решений органов юстиции более-менее поддаются исследованию мифы о заговорах Ежова, Берии и Абакумова. Сложнее обстоит дело с запутанными обстоятельствами событий августа 1991 года, отстранения министра безопасности Баранникова летом 1993 года, осадой Белого дома.