Владимир Соловьев - Русский вираж. Куда идет Россия?
В малых странах такой проблемы нет, там все на виду — вспомним, как Гамлет выходил на балкон и смотрел, все ли в порядке в датском королевстве. А тут смотри не смотри — все равно ничего не увидишь. Как шутили в СССР: самое высокое здание в стране — это здание КГБ на площади Дзержинского (теперь — Лубянка), именно потому, что оттуда хорошо видна Колыма. Всегда проблемой России была необходимость защищать огромную территорию сравнительно небольшим количеством людей, и при этом не нанести вред экономике. Нельзя изъять слишком много рабочих рук из экономики и послать их на защиту границ или, условно говоря, национальных интересов, потому что людей на все не хватает. И эта дилемма в России ни разу не была решена.
Каждая система, как известно, сильна настолько, насколько сильна ее самая слабая часть. Россия толком не создала региональную систему управления — взять Дальний Восток или то, что происходит на Кавказе. Мы в принципе не очень хорошо понимаем, как управляется Кавказ или этнические республики Поволжья. А после референдума в Крыму добавляется еще один серьезный кусок с очень своеобразным политическим и культурным наследством. Присоединение обширной крымской территории с очень, в принципе, небольшим населением может поставить вопрос об эффективности политической и управленческой системы, существующей в России, — не достигнет ли она предела своего количественного развития?
Империя должна распространять свое влияние на внешние территории. И осуществляться это распространение может по-разному. Раньше это достигалось, как мы уже говорили, физически — жители метрополии ехали в провинции и несли туда имперское влияние. Но времена изменились. Управляемость стала принципиально иной. В век информационных технологий нет необходимости физически, лично куда-то приезжать — ни для перевозки капитала, чтобы распространить свое финансовое влияние куда угодно, ни для перевозки идей. Более того, люди как раз стремятся в империю, как делали это испокон веков. Там бурлит настоящая жизнь, а имперская столица — это центр мира, место, куда стремятся и жители метрополий, и дальние племена, малые и большие.
К тому же, в случае чего, аудиовизуальные системы позволяют с высокой степенью точности знать нахождение каждого солдата, каждого танка, как и степень их функциональной и боевой готовности. Многочисленные «революции Шарпа», проведенные за последние годы в разных странах, — это как раз проявление империи, ее наступление. С другой стороны, русские деньги работают по всему миру, влияя на экономики многих стран. Без русских денег, русской нефти, русского титана уже давно невозможно существование многих вещей, и это тоже имперская экспансия, помимо того что ментально Россия до сих пор представляет собой ядро славянского мира.
То, что мы сейчас живем — и это необходимо понимать — в совершенно новое, переходное время, проявляется в изменении подхода к принятию решений и сбору информации. Ограничение сегодня лежит совсем не в методах получения данных. Проблема поднялась на следующий уровень — как эти данные обработать. Разве можно предположить, что, например, Соединенные Штаты Америки не имели полной картины всего происходящего на Украине и вокруг нее? Конечно, имели. Но, как мы уже сказали, не смогли провести корректный анализ и сделать правильные выводы. Не смогли очистить важные данные от информационного мусора.
Тонкость в том, что ни один компьютер этого сделать не может — тут нужен человек. Именно это и есть аналитика, которая сейчас является основополагающим фактором политического процесса. Если угодно, окончательные решения, которые влияют на развитие событий, всегда базируются на сильной аналитике, и президент или иной человек, принимающий решения, должен определять тот круг аналитиков, которым он доверяет, — тем более что что неизбежно накапливается некая статистика по принятию решений.
Ключевой критерий аналитики сегодняшнего дня — насколько люди, которые ею занимаются, чувствуют движение времени. Сама по себе аналитика не бывает старой или новой — она бывает хорошей или плохой для текущих условий. Есть мнение, что в сегодняшней аналитике важна креативность — это так, но до известного предела. Аналитики — это не маркетологи, не молодые люди с бредовыми идеями. Это совсем другой народ. И когда ты начинаешь пристально наблюдать за развитием исторического процесса, который разворачивается на твоих глазах, то понимаешь, что новые методы сбора информации не меняют старых мотиваций при принятии политических решений.
Есть две вещи в истории человечества, которые не меняются никогда, но люди плохо учат опыт: секс и политика. От обезьян до человека современного ничего по большому счету не изменилось. И ошибка многих аналитиков в том, что они, увлекаясь технологиями, пропускают момент оформления глобальных исторических тенденций.
Внимательно посмотрите на то, что происходило на Украине, и вы убедитесь, насколько это напоминает привычный уже сценарий, по которому развивалась гражданская война в том же Таджикистане. И вдруг этот сценарий стали ломать. Почему? Потому что учли прошлый опыт. Не стали рассматривать конкретную ситуацию как уникальную, как это часто делают молодые люди, когда говорят: «А, ладно, что вы нам тут рассказываете, никакого исторического опыта нет, это все сказки. Каждое поколение проживает свою историю, у нас сейчас все по-другому». Потом с ужасом выясняют, что ничего подобного.
История крайне жестоко заставляет себя изучать. Никакого «все по-другому» нет. И то, что принято называть экономическим детерминизмом, во многом будет определять дальнейшее развитие и Европы, и, в частности, Украины. Можно радоваться на весь мир и громко заявлять, что все хорошо и все под контролем, но когда у тебя дыры в штанах, тебя рано или поздно догонят. Ты можешь быть замечательным, идеологически правильным, но если люди у тебя в стране не едят, они тебя на штыках вынесут. Уж насколько идеологически безупречен был Сальвадор Альенде, просто человек-легенда! Но его вынесли «на счет раз», как только людям стало нечего есть. А потом оказалось, что Пиночет решил все накопившиеся проблемы гораздо эффективнее. При всей кошмарности его первых шагов, как кризисный менеджер он оказался сильнее.
Сейчас в мире сталкиваются две идеологии. Почему Путин предложил свою идею? Чтобы противопоставить ее американской имперской идеологии, которую продвигают через якобы демократию и либертарианские идеалы, во многом противоречащие идеалам христианства, подтягивая все больше стран в зону влияния США. Технически все это осуществляется по одному плану: уничтожается единое государство, и на его месте появляется энное количество мелких стран с сильно провисшей экономикой.
Мы это наблюдаем с 1991 года: на месте СССР появилось 17 государств (притом Россия все равно слишком велика), Югославия раздроблена, Египет и Ливия фактически разорваны на провинции, Сирия почти перестала существовать. Мы видим, что осуществляется идея, высказанная в свое время нынешним президентом Израиля Шимоном Пересом: относительно крупные арабские государства будут распадаться — действительно, Ирак сейчас фактически дезинтегрирован, Афганистан тоже, и это только начало, — на их месте остается множество карликовых стран, после чего такое по сути небольшое государство, как Израиль, за счет технологического превосходства становится региональной сверхдержавой. Но важно то, что и они находятся в сфере влияния одной глобальной сверхдержавы.
Иными словами, происходит выстраивание американской политики за счет уничтожения альтернативных центров силы. Эта же система сейчас работает по отношению к двум оставшимся потенциальным центрам силы — Китаю и России. Именно поэтому возник украинский вопрос — для части элиты США очень важно создать в западноевропейской экономике черную дыру.
Россия меняет курс
Возникает очень большой цивилизационный вопрос. В течение первого и второго президентского срока Владимир Путин очень много говорил и очень активно действовал в рамках парадигмы, согласно которой Россия является частью глобальной цивилизации. Потом этот курс продолжил Дмитрий Медведев, и Путин его поддерживал. Вообще Путин сотни раз говорил, что Россия — часть Европы, что у нас общие корни, общая цивилизация, общие ценности, что не надо между нами вбивать клин, и все разговоры европейцев о визах и тому подобном — всего лишь политическая демагогия, русские — это европейцы, вместе мы представляем, по большому счету, одну огромную европейско-атлантическую цивилизация. Путин действовал в парадигме большого взаимного интеграционного проекта. Сегодня этот проект рухнул.
Когда Россию принимали в «Большую восьмерку», подразумевалось, что она будет постепенно подтягиваться по своим ценностям к остальной «семерке» и станет полноценным членом G8 через какое-то время. Это был стимул для России. Но многие американцы сегодня едины во мнении, что это решение было ошибкой, потому что Россия, вступив в «Большую восьмерку», восприняла это не как стимул, а как оценку уже имеющихся у нее достижений. А это было совсем не так — Россию приняли авансом, как говорят сейчас американцы и европейцы. Как бы там ни было, это тем более подчеркивает сложившуюся нынче ситуацию.
