Желю Желев - Фашизм. Тоталитарное государство

В Мюнхене было 5000 организованных в союз живописцев (178—102).

Подобной организации не избежали и модельеры. В объявлении о создании их творческого союза, опубликованном 1 апреля 1942 года, сказано: «Все работающие в области моды — модельеры (художники или производители материалов), рисовальщики, графики штамповщики... обязаны, согласно § 4 Распоряжения № 1 о вступлении в силу законов Имперской Палаты культуры от 1 ноября 1933 года, вступить в Имперскую Палату изобразительных искусств в качестве ее членов. Если эти лица не охвачены Имперской Палатой изобразительных искусств, они должны незамедлительно встать на учет у местных государственных руководителей» (178—256).

Приписываясь, практически в обязательном порядке, к какому-либо из подразделений Палаты культуры, люди интеллектуального труда заполняют специальную анкету, характеризующую их политическое лицо (в прошлом и настоящем). Анкета включала следующие пункты:

1. Членский номер (с названием специальности);

2. Имя и фамилия;

3. Дата и место рождения;

4. Семейное положение;

5. Фамилия и девичья фамилия жены;

6. Дата рождения и место рождения жены;

7. Арийского ли происхождения жена?

8. Являются ли супруги членами НСДАП?

9. С каких пор и под каким номером состоят в партии?

10. В каком подразделении НСДАП состоят; с каких пор и под каким номером?

11. В каких политических партиях и когда состояли?

12. Были ли вы членом «Черно-красно-желтого имперского знамени» и до какого времени?

13. Были ли вы членом «Республиканского союза художников» и до какого времени?

14. Состояли ли вы в «Лиге прав человека» и до какого времени?

15. Принадлежали ли к «Обществу исследования Библии» и до какого времени?

И, наконец, как в полицейском протоколе, под присягой подтверждается: данные, приведенные в анкете, верны (178—103).

С какой целью фашистская партия и государство тотально охватывают интеллигенцию официальными союзами? Ответ мы находим в документах того времени. «Вероятно, за границей правы, говоря, что в Германии разрушен целый мир, — можно прочитать в одной из статей. — По при этом забывают сказать, что на его месте начато построение нового мира...

...В писательском деле изменения в организационном отношении зашли очень далеко. На смену свободным объединениям писателей, членом которых можно быть, а можно и не быть, которые борются между собой или с полицией, конфискующей порнографическую или нигилистскую литературу... приходят настоящие объединения.

Вместо иронии, вечного отрицания появляется новая творческая воля, которая у нас, немцев, связана с нашей великой, еще нереализованной миссией, с нашей романтикой» (180—168).

Следует правильно понять смысл созданных фашизмом профессиональных объединений интеллектуальных деятелей. Дело не в наличии профессиональных объединений — таковые имеются в каждом обществе, дело даже не в том, что они обязательны, а в том, что они играют роль орудия в руках государства, помогают ему держать интеллигенцию под контролем. Подобно официальным массовым организациям трудящихся, они созданы не для защиты интересов их членов от бюрократических институтов государства, а наоборот — для того, чтобы поставить интересы государства выше интересов интеллигенции. С их помощью государство подчиняет себе интеллигенцию. Эти союзы построены на тех же бюрократических принципах, что и государство и фашистская партия: строжайшая централизация, безусловное подчинение указаниям вышестоящей инстанции, выдвижение на руководящие посты политически преданных (заслуженных) и послушных. Результат — оттеснение интеллекта, дарования, таланта, гения на второй план. Творческий союз, чья задача — культивировать преданность и послушание фашистскому государству, преследовать за свободомыслие, не что иное, как форма уничтожения интеллигенции. Это очень удобно для государства: оно осуществляет свой замысел чужими руками.

Объединяя в обязательном порядке всех творческих работников данной области в один союз, собирая вместе дарование и бездарность, талант и посредственность, фашистское государство поддерживает бездарное и неспособное в пику талантливому. Более того — оно предоставляет бездарности и посредственности целую организацию для борьбы с талантом. Внутри этой организации бездарность и посредственность являются союзниками государства в борьбе с мыслью, со свободным проявлением интеллекта. Государственная бюрократия и бездарность имеют глубокое духовное родство, ибо выдвижение посредственности и серости — один из основных священных принципов самой бюрократии.

В этом смысле у фашистского государства и посредственности общие интересы. Государство стремится уничтожить свободомыслие и инициативу интеллигенции, как противоречащие основным принципам, на которых оно зиждется. Если в тоталитарном государстве восторжествует свободное критическое мышление, распадется сама система, так как в открытой борьбе бюрократические принципы не выдержат натиска свободной демократической мысли. Потому-то фашистское государство старается избавиться от подлинной интеллигенции с ее самостоятельностью, критичностью и независимостью.

Посредственность, со своей стороны, заинтересована в том же: в условиях свободной конкуренции она не может соревноваться с талантом.

Итак, путем тотального «охвата» всех интеллектуальных сил разными организациями и официальными союзами, опираясь на посредственность, составляющую ядро в таких союзах, государство уничтожает подлинную интеллигенцию. Вместо нее оно создает псевдоинтеллигенцию, которая своим самым ценным достоянием считает доверие, оказываемое ей государством и национальным вождем.

Однако, согласно идеологам фашизма, государство вовсе не уничтожает истинную интеллигенцию. Наоборот, оно лишь изгоняет те «анархистские» и «нигилистические» элементы, что разлагают интеллигенцию, мешают ее позитивной работе. Выдвигая бездарностей и полуинтеллигентов, готовых сотрудничать с ним, доказавших свою политическую преданность, фашистское государство считает, что создает новую «подлинную» интеллигенцию, преданную народу и ему. В руки этих политически заслуженных полуинтеллигентов и отдается власть в творческих объединениях.

Во главе всех объединений в Германии стоят самые бездарные люди. В Палате изобразительных искусств заправляет любимец Гитлера профессор А. Циглер — посредственный художник, застрявший на технике рисунка первой половины XIX века. Два его «классических» полотна — «Богиня искусств» и «Четыре элемента» — своим примитивным реализмом, филистерской сентиментальностью могут вызвать у любого знатока лишь жалость. Во главе Союза доцентов стоит неизвестный в науке, но заслуженный в политике профессор д-р Шульце; оберфюрер СС профессор д-р Лених, не имевший никакого отношения к кинематографу, является президентом Кинопалаты; президент Пресс-палаты Макс Аман — одновременно и управляющий центральным издательством национал-социалистской партии; Филипп Булер, имперский управляющий национал-социалистской партией, ответствен за национал-социалистских писателей, группенфюрер СС и государственный советник Ганс Йост — президент Имперской Палаты писателей и Немецкой Академии поэзии. И наконец, президент самой Палаты по культуре не кто иной, как д-р Геббельс.

Точно так же подбирается руководство различных академий — театральной, юридической и т.д. Интеллектуальные союзы, объединения и учреждения, как правило, возглавляются самыми заслуженными в политическом отношении членами национал-социалистской партии. Им государство доверяет политическое руководство.

Объединение интеллектуальных работников в союзы не самоцель. Это прежде всего средство насаждения партийных идеалов и норм в искусстве и литературе. После того как фашистская партия добивается абсолютной политической монополии во всех областях государственной и общественной жизни, она не может позволить литературе и искусству пропагандировать идеалы и нормы, противоречащие ее пониманию красивого и некрасивого, доброго и злого, героического, справедливого и т.д. Партия хотела бы видеть свои нравственные и эстетические идеалы облаченными в художественные одежды.

Она чувствует себя вправе требовать создания художественных произведений, отвечающих ее вкусам и задачам. На литературу и искусство она смотрит как на свою вотчину, точно так же, как на военное дело или образование. Литература и искусство могут сыграть полезную для нее роль, только если возьмут на себя функцию художественными средствами воспитывать народ в духе фашистской идеологии, т.е. если будут преподносить народу национал-социалистские идеалы в форме искусства. Литература и искусство рассматриваются как своеобразная художественная пропаганда, оказывающая в отличие от обычной более длительное и сильное воздействие. Наверное, потому государственный секретарь Министерства пропаганды Вальтер Функ заявляет: «Пропаганда культуры и руководство ею находятся в неделимом единстве» (151—257). Для того чтобы литература и искусство могли выполнять пропагандистскую миссию, перед ними ставится первостепенная задача — приблизиться к широким массам, воздействовать на них как выбором изображаемой темы, так и изобразительными средствами. Эта первостепенная задача называется связью искусства с народом. «Фюрер хочет, чтобы немецкое искусство избавилось от своей оторванности от народа, он хочет, чтобы и впредь укреплялось его воспитательное и очищающее воздействие.