Адольф Гитлер - Вторая книга
Альянсы не представляют политических целей, а лишь средство для цели. Мы должны использовать их сегодня, даже если мы знаем сто раз, что дальнейшее развитие впоследствии может привести к противоположному. Не существует альянса, который длится всегда. Счастливы нации, которые, вследствие полного расхождения их интересов, могут вступать в союзные отношения на определенное время без необходимости взаимного конфликта после прекращения их. Но слабые Государства, в частности, кто хочет добиться власти и величия, всегда должны пытаться принимать активное участие в общеполитических событиях мировой истории.
Когда Пруссия вступила в Силезскую Войну, это тоже было достаточно вторичным явлением, наряду с сильным спором между Англией и Францией, который в то время был уже в полном разгаре. Может быть, Фридриха Великого можно упрекнуть за то, что он таскал Английские каштаны из огня. Но разве когда-нибудь возникла бы Пруссия, с которой Бисмарк смог создать новый Рейх, если бы в это время князь Гогенцоллерн, сидящий на троне, который, зная будущие великие события мировой истории, сохранил свою Пруссию Государством благочестивого нейтралитета? Три Силезских Войны Пруссии дали более, чем Силезии. На этих полях сражений выросли те Полки, которые в будущем пронесут Немецкие знамена от Вайсенбурга и Ворта до Седана, чтобы окончательно приветствовать нового императора нового Рейха в Зеркальном Зале Версальского Дворца. Пруссия в это время, конечно, небольшое Государство, незначительное в области народонаселения и размера территории. Но бросаясь в середину великих дел мировой истории, это маленькое Государство получил для себя право основания последнего Немецкого Рейха.
И еще, даже нейтралисты победили в Прусском Государстве. Это было в период Наполеона I. В то время считалось, что прежде всего Пруссия должна оставаться нейтральной, и за это она была позже наказана наиболее страшным поражением. Обе концепции столкнулись друг с другом резко в 1812 году. Одна нейтральная, а другая во главе с бароном фом Штайн, интервенционистская. Тот факт, что нейтралисты победили в 1812 году, стоил Пруссии и Германии бесконечной крови и принес бесконечные страдания. И то, что, наконец, в 1813 интервенционисты прорвались, сохранило Пруссию.
Мировая Война дала ясный ответ на мнение, что можно достичь политического успеха, сохранив осторожный нейтралитет, как третья сила. Что нейтралы Мировой Войны практически достигли? Были ли они смеющимися третьими, например? Или же считают, что в подобном случае Германия будет играть другую роль? И пусть никто не думает, что причина этого заключается лишь в величии Мировой Войны. Нет, в будущем все войны, поскольку они связаны с великими нациями, будут войнами Народными самых гигантских размеров. В качестве нейтрального Государства в любом другом Европейском конфликте, Германия, однако, будет иметь не больше значения, чем Голландия или Швейцария и Дания, и так далее, в Мировой Войне. Действительно думаете, что после этого события мы возьмем из ниоткуда силы играть роль победителя в отношении остальных, которую мы не решились сыграть в союзе с одним или двумя участниками конфликта?
Во всяком случае, Мировая Война доказала одну вещь в явном виде: тот, кто ведет себя как нейтрал в большом мире исторических конфликтов, может быть, сперва сделает небольшое дело, но в сфере политики силы, он тем самым, в конечном счете, будет исключен из списка вершителей судьбы мира.
Таким образом, если бы Американский Союз сохранил свой нейтралитет в Мировой Войне, сегодня он бы рассматривался в качестве державы второго ранга, независимо от того, Англия или Германия, была бы признана в качестве победителя. Вступив в Войну, он опирался на военно-морские силы Англии, но в международном политическом плане обозначил себя как державу решающего значения. С момента своего вступления в Мировую Войну Американский Союз оценивается совершенно по-другому. Это лежит в природе забывчивости человечества - больше не знать [забыть] в течение короткого периода времени, каким общее решение ситуации было лишь несколько лет назад. Подобно тому, как сегодня мы обнаруживаем полное пренебрежение былым величием Германии в выступлениях многих иностранных государственных деятелей, так же мало, наоборот, мы можем оценить степень увеличения ценности, которую испытал Американский Союз в наших глазах после его вступления в Мировую Войну.
Это также является наиболее убедительным государственным обоснованием вступления Италии в Войну против своих бывших союзников. Если бы Италия не сделала этот шаг, она в настоящее время делила бы роль Испании, как бы ни закатились кости. Тот факт, что она сделала много критикуемый шаг к активному участию в Мировой Войне, привел к росту ее положения и укрепления того, что нашла свое конечное венчающее выражение в Фашизме. Без ее вступления в Войну, последняя была бы совершенно немыслимым явлением.
Немец может задуматься над этим с или без горечи. Важно извлечь уроки из истории, особенно если ее поучения обращаются к нам в таком привлекательном виде.
Таким образом, мнение, что благодаря разумному, сдержанному нейтралитету против развивающихся конфликтов в Европе и в другом месте, можно будет когда-нибудь воспользоваться преимуществами смеющегося третьего, является ложным и глупым. В общем, свободу сохраняют ни просьбами, ни обманом. А также не работой и промышленностью, а исключительно борьбой, и по сути своей собственной борьбой. Таким образом, очень легко допустить, что больший вес придается воле, чем делу. Нередко в рамках разумной союзной политики, нации добивались успехов, не связанных с успехом их оружия. Но судьба не всегда мерит нацию, которая смело рискует своей жизнью, в зависимости от масштабов ее дел, а, скорее, очень часто, в зависимости от масштабов ее воли. Историю итальянского объединения в девятнадцатом веке стоит отметить для этого. Но Мировая Война также показывает, как целый ряд Государств смог достичь чрезвычайных политических успехов не столько из-за военных достижений [успехов], сколько из-за безрассудной смелости, с которой они принимали чью-либо сторону и упорства, с которым они держались.
Если Германия наконец хочет положить конец периоду ее порабощения, она должна при любых обстоятельствах активно пытаться войти в коалицию держав, с тем чтобы участвовать в формировании будущей Европейской жизни с точки зрения силовой политики.
Возражение, что такое участие содержит тяжкий риск, является правильным. Но, в конце концов, действительно считают, что мы добьемся свободы, не рискуя? Или же думают, что было когда-нибудь деяние в мировой истории, которое не было связано с риском? Было решениеФридриха Великого, например, принять участие в первой Силезской Войне, не связано с риском? Или же объединение Германии Бисмарком не влекло за собой опасность? Нет, тысячу раз нет! Начиная с рождения человека до его смерти, все сомнительно. Только смерть, кажется, наверняка. Но именно по этой причине окончательная приверженность - это не самое худшее по той причине, что в один день, одним образом или иначе, она будет востребована.
Естественно, это вопрос политической прозорливости - выбрать риск таким образом, чтобы получить максимальную выгоду. Но не делать ставку вообще из страха, может быть, выбора не той лошади - значит отказаться от Народного будущего. Возражение, что такие действия могут иметь характер азартной игры, наиболее легко может быть опровергнуто простой ссылкой на предыдущий исторический опыт. Под азартной игрой мы понимаем игру, в которой с начала шансы на победу зависят от воли случая. Это никогда не будет делаться в политике. Чем более окончательное решение лежит в темноте будущего, тем более убеждение о возможности или невозможности успеха возводится на факторах человеческого восприятия. Задачей политического руководства нации является взвесить эти факторы. Результат этого экзамена затем также должен привести к принятию решения. Таким образом, это решение согласуется с собственной проницательностью, и поддерживается верой в возможность успеха на основе этой проницательности. Следовательно, я могу так же мало назвать политически решительное дело азартной игрой только потому, что его итог не определен на 100 процентов, как операцию, проведенную хирургом, результат которой также не обязательно будет успешным. С незапамятных времен всегда было в природе великих людей, творить дела, успех которых даже сомнителен и неопределен, с максимальной энергией, если необходимость их как таковых лежала перед ними, и если после зрелого изучения всех условий это само действие только и могло быть рассмотрено.
Радость от ответственности в разработке великих решений в борьбе наций будет, конечно, тем больше, чем больше участников, путем наблюдения за своим Народом, смогут сделать вывод, что даже ошибки не смогут уничтожить жизненную силу нации. Ибо в конечном итоге Народ, внутренне здоровый по своей сути, не может быть стерт из-за поражений на поле боя. Таким образом, поскольку Народ обладает этим внутренним здоровьем, с условием достаточного расового значения, мужество в сложных предприятиях может быть больше, так как даже провал не будет, безусловно, означать гибель такого Народа. А вот Клаузевиц прав, когда в своих принципах он утверждает, что со здоровым Народом, такие поражения могут повторно привести к возрождению позднее, и что, наоборот, только трусливое подчинение, то есть упасть и сдаться на произвол судьбы, может привести к окончательной его ликвидации. Нейтралитет, однако, который сегодня рекомендуют нашему Народу как единственно возможное действие, на самом деле не что иное, как безропотная сдача судьбе, определяемой иностранными державами. И только в этом состоит симптом и возможность нашего упадка. Если же, наоборот, наш Народ сам предпринял неудачные попытки добиться свободы, этот фактор, который был бы полезным для сил нашего Народа, лежал бы в самом проявлении такого отношения. Действительно, пусть не говорят, что это политическая прозорливость удерживает нас от таких шагов. Нет, это жалкая трусость и отсутствие принципов, которые в данном случае, как это часто бывало в истории, пытаются связать с разумом. Очевидно, Народ под давлением иностранных держав может быть принужден обстоятельствами выдержать годы иноземного гнета. Но чем меньше Народ может серьезно совершить вовне против непреодолимый силы, тем более, однако, его внутренняя жизнь будет стремиться к свободе и ничего не оставит без внимания, что может быть пригодно для изменения мгновенно данных однажды условий, поставив на кон всю силу такого Народа. Будут терпеть ярмо иностранного завоевателя, сжав кулаки и стиснув зубы, ожидая своего часа, который предоставит первую возможность избавления от тирана. Нечто подобное может быть возможным под давлением обстоятельств. Но что представляется сегодня, как политическая мудрость, однако, есть на деле дух добровольного подчинения, беспринципного отказа от любого сопротивления, по сути, бесстыдной травли тех, кто осмеливается думать о таком сопротивлении, чья работа, очевидно, может служить возрождению Народа. Это дух внутреннего саморазоружения, уничтожения всех моральных факторов, которые в один прекрасный день могут служить возрождению этого Народа и Государства. Этот дух действительно не может прекратить политическую прозорливость, ибо на самом деле это уничтожающая Государство непорядочность.
