Валерия Башкирова - 13 отставок Лужкова
По новой «Охотный ряд» открывали втихую, без всяких объявлений. В конце ноября посетителей пустили на два первых уровня, а через полторы недели на последний – третий. Видимо, сознавая, что получилось не совсем хорошо, власти предпочли не акцентировать внимание на этом событии.
Принято считать, что все беды от Церетели.
Возмущение по поводу «Охотного ряда» сконцентрировалось на фигуре малохудожественного медведя в Александровском саду. Но по сравнению с архитектурным решением Церетели – это не страшно. Это – «шерсть», ее можно и сбрить. С архитектурой уже ничего не сделаешь.
Представьте себе станцию метро, разделенную на два этажа. Это и будут пропорции залов «Охотного ряда». Входы вообще имеют характерные очертания подземных переходов, два «атриумных» пространства, прорезающих все подземные уровни, не снимают ощущения давящей тяжести – любой эскалаторный подъем на станции метро производит ощущение большей свободы и открытости, чем эти небольшие отверстия. Они кажутся техническими люками, которые для красоты покрыты синими стеклянными куполами Церетели. Красота не спасает.
Лазарь Каганович специально ставил перед советскими архитекторами задачу преодолеть в метро ощущение «подземности», и задача была выполнена. Юрий Лужков специально такой задачи не ставил, и, видимо, зря. Яма на Манежной кажется гаражом, бомбоубежищем, но не общественным пространством. Среди архитекторов это пространство называется странным словом «сервитутное». Вдумываясь, понимаешь, что это правильно – действительно сервитутное. По рассказам строителей, потолок первого (самого низкого по высоте) этажа начали закрывать белыми гипсолитовыми плитами, и когда Юрий Лужков увидел это, он лично распорядился плиты убрать и вместо них сделать покрытие из анодированного алюминия. Чтобы зеркальным эффектом несколько исправить эффект низкого потолка. Наверное, с плитами было бы еще хуже, но и сейчас ужасно.
Все приземистые пространства украшены дизайном Церетели по программе «археологического разнообразия». Самый нижний уровень – XVII в., далее классицизм, верхний уровень – XX в. в виде стиля модерн, наверху – космос голубых куполов.
По средствам, затраченным на строительство, комплекс «Охотный ряд» – один из самых дорогих в мире, цена приблизилась к $5 тыс. за метр, почти в два раза перекрыв то, что предлагали на тендере западные компании.
Это тем более поразительно, что благодаря Церетели весь комплекс выглядит дешевкой. Его исторический декор выполнен из пластика, пластмассы и прочих сомнительных материалов. Невысокие способности великого дизайнера всех времен и народов сымитировать исторический стиль хорошо известны. Вольные вариации на темы классики, древнерусских узоров или линий модерна поражают подзабытым привкусом дешевой пошлости эпохи кооперативов. На этом фоне очень дорогие товары в бутиках, обрамляющих общественные пространства, кажутся таким же фальшаком, как и «исторические» интерьеры.
А ведь как славно все начиналось! Но автора оригинальной идеи архитектора Улькина быстро оттерли от проекта, проектирование принял «Моспроект-2» во главе с Михаилом Посохиным (главный архитектор проекта – Дмитрий Лукаев). Всю культурную программу (театры, музеи и т. д.) сократили, осталась одна торговля. Заглубляться в землю, как предлагал Улькин, не стали, высота этажей сократилась, а один этаж «выпер» на поверхность, уничтожив Манежную площадь. Потом пришли строители и так подвесили все трубы, вентиляцию и т. д., что высота сократилась еще на два метра. Чтобы как-то «замазать» выпирание верхнего этажа, Михаил Посохин пригласил своего тестя Зураба Церетели прикрыть все это дизайном. Появились балюстрады и фонарики, имитирующие провинциальный сталинский парк культуры. Заодно Церетели отдали и весь интерьер…
На первый взгляд, проблема в том, что одни архитекторы оттирают других, те приводят своих родственников и в результате возникает грандиозная халтура. Но дело не совсем в этом. Сложившаяся в Москве система проектирования и строительства, видимо, и не могла произвести на свет ничего иного.
В цивилизованном мире для подобных «больших проектов» существует институт «прожект менеджмента». Специальные управленческие компании, которые устраивают тендеры, экспертизы, согласовывают усилия разнообразных специалистов и т. д. Метод управления – финансовый. От халтуры их удерживает экономический интерес. В советском обществе ту же функцию исполняли проектные институты и государственные строительные компании. Метод управления – ор чиновников друг на друга по нисходящей. От халтуры их удерживала партия и репрессивный аппарат.
Москва – единственный из постсоветских городов, где чисто советская система строительства полностью сохранена и даже укреплена. Но ее уже ничего от халтуры не удерживает. В классические советские времена общая планировка комплекса была бы расценена как вредительство, а пластиковый декор – как воровство.
За вредительство, конечно, посадили бы не Посохина, который получил бы партийный выговор, а Улькина, который вообще ни при чем, но страшно было бы всем. Сегодня же мы имеем дело с халтурой, которой ничего не страшно.
«Трансвааль» и другие творения архитектора Нодара Канчели
В субботу 22 июня 2002 г. мэр Москвы Юрий Лужков открыл первый в столице аквапарк. Построенный всего за полтора года, уникальный спортивно-оздоровительный комплекс имел площадь более 20 тыс. кв. м и вмещал около 2000 человек. Ядро комплекса – аквапарк – представляло собой маленькую экзотическую страну. Его интерьер имитировал южное море, окруженное скалами и тропической растительностью.
На торжественной церемонии Юрий Лужков сказал, что ему приятно открывать такое прекрасное спортивное сооружение, которое расположилось не в центре города, а на периферии – в красивом и просторном месте. В аквапарке, продолжил мэр, смогут хорошо позаниматься спортом, отдохнуть как взрослые, так и дети…
14 февраля 2004 г. в 19:15 в развлекательном комплексе «Трансвааль» обрушилась часть кровли над аквапарком. В этот момент в здании находилось около 400 человек. В результате обрушения погибло 28 человек (в том числе 8 детей), травмы различной тяжести получили 193 человека (в том числе 51 ребенок).
6 апреля мэр Москвы Юрий Лужков публично признал, что причиной трагедии в «Трансвааль-парке» стали ошибки проектировщиков. Свое заявление Юрий Лужков сделал в прямом эфире телеканала ТВЦ в передаче «Лицом к городу» сразу после того, как приехал из Абу-Даби и ознакомился с выводами технической комиссии.
По словам мэра, они свидетельствуют о том, что «все-таки можно говорить об определенных ошибках в проектировании» при строительстве «Трансвааль-парка». В частности, при проектировании кровли «не были учтены радиальные и сдвиговые деформации, которые могли повлечь за собой такие уровни сдвигов, при которых колонна могла просто выскочить из своей опоры». Кроме того, комиссия пришла к выводу, что опора, в которой крепилась 11-я колонна, была сделана из хрупкой стали, сообщил Юрий Лужков. И это тоже могло сыграть свою роль и стать причиной катастрофы, отметил московский градоначальник.
Мэр пояснил, что в ходе расследования специалистами «был исключен ряд версий, в числе которых плохое качество фундамента, тектоническая активность в районе аквапарка, погодные условия, внутреннее и внешнее воздействие». Кроме того, сказал градоначальник, члены комиссии пришли к выводу, что «облако пыли, поднявшееся возле 11-й колонны за несколько секунд до обрушения крыши, – отлетевшая штукатурка, которую нанесли на опоры для противопожарной безопасности», а не результат взрыва.
Такое заявление мэра оказалось неожиданным прежде всего для проектировщика кровли Нодара Канчели. В ходе расследования градоначальник неоднократно оказывал личную поддержку инженеру и даже заявил ему буквально следующее: «Ты рано сливаешь воду, Нодар. Нужно побороться. Я готов подтвердить версию о внешнем воздействии на любом уровне».
Похоже, мэр вместо воды слил любимого инженера, спроектировавшего перекрытия храма Христа Спасителя, торгового комплекса на Манежной площади и еще нескольких амбициозных проектов столичного строительного комплекса. Видимо, понял это и сам г-н Канчели. Он отказался комментировать слова мэра, сказав: «Я знаю, что нужно сказать, и вместе с тем я не могу ничего сказать. Мэр есть мэр, Канчели есть Канчели…».
И все-таки инженер Канчели не согласился с выводами комиссии: «Не применительно к аквапарку хочу сказать: я просто не понимаю, откуда и как она (опора) могла выскочить». По словам конструктора, сила сдвиговой деформации, которая воздействовала на колонну, должна была составлять не менее 24 т, что просто невозможно себе представить.
При этом согласие мэра с выводами комиссии можно было предсказать. Версия об ошибке в проектировании оставалась самой удобной для всех. Она снимает ответственность с федеральных и столичных властей за возможный теракт и защищает от исков пострадавших владельцев аквапарка и строителей. А для Нодара Канчели власти быстро придумали выход. Ему предложили амнистию.
