Юрий Мухин - Власть над властью

Между тем государственное планирование отнюдь не должно означать социализм. Оно означает лишь наличие продуманной стратегии, сформулированных целей. Оно оз­начает согласование всех аспектов экономической полити­ки вместо разрозненного их выдвижения по частям, неглас­ной их разработки людьми, преследующими лишь свои уз­когрупповые интересы.

Можно ли считать планирование антиамериканским по­нятием? Мы у себя в корпорации «Крайслер» ведем боль­шую плановую работу. И так же действует любая другая преуспевающая корпорация. Футбольные команды планируют. Университеты планируют. Банки планируют. Правительства во всем мире планируют. Исключение составляет лишь пра­вительство США.

У нас не будет прогресса, если мы не откажемся от не­лепой идеи, будто всякое планирование в масштабе страны представляет собой наступление на капиталистическую сис­тему. Эта идея внушает нам такой страх, что мы остаемся единственной развитой страной в мире, не имеющей своей промышленной политики».

...Наиболее известным лауреатом Нобелевской премии по экономике является В.В.Леонтьев — американский эко­номист русского происхождения. Эту премию он получил за разработку способов планирования капиталистической экономики.

В начале перестройки он приезжал в СССР, просил, убе­ждал, уговаривал: «Не трогайте Госплан и Госснаб, не раз­рушайте то, что кормит и содержит страну!» Но кто мог его слушать? Секретари обкомов? Разве он был нужен нашему дорвавшемуся до власти тупому и продажному бюрократи­ческому аппарату? Все разгромили, все уничтожили — мо­гучую страну, мощную экономику. Теперь слушаем и чита­ем в очередной раз о том, что «темпы падения производства стабилизировались», то есть падаем в яму с той же скоро­стью. Уже радость! Поскольку можем и быстрее.

Прошу прощения у читателей за эмоциональное отсту­пление, но поймите правильно — ни одно предприятие ни­когда не действует без плана. Что значит: разделить Дело между подчиненными? Планировать! И это везде, в любой стране, на любой фирме.

С точки зрения управления социалистическая экономи­ка отлична от капиталистической.

На Западе снизу до уровня предприятия (если считать предприятием и крупные объединения типа концернов) все строится планово и рационально. Западные менеджеры так же, как и мы, ничего лишнего не строят и лишних людей не держат. Если, к примеру, на данном предприятии внутрен­ние перевозки выполняют два автомобиля, то западный менеджер не будет держать еще двадцать с двадцатью водите­лями на всякий случай, на случай спроса «на рынке» своего предприятия. И там каждый цех и каждое подразделение ру­ководствуются не рыночными отношениями, а планом пред­приятия. Ни один западный менеджер, даже свихнувший­ся рыночник, не допустит, чтобы, скажем, его два водителя вдруг отправились бы возить грузы для другого предпри­ятия, а не между цехами. На менеджера-рыночника не по­действуют и их объяснения, что они левыми перевозками заработают в день по 1000 долларов, а не по 500, как на сво­ем предприятии; ведь из-за этих дополнительных 1000 дол­ларов все 20 цехов предприятия могут недосчитаться про­дукции на 1000000 долларов. Менеджер их уволит, да еще и с «волчьим билетом». Тех, кто разрушает плановое хозяй­ство, и на Западе не потерпят. Там секретари обкомов и пре­подаватели марксизма-ленинизма предприятиями не руко­водят. Там план — закон!

Но выше уровня предприятий в экономике Запада на­чинается анархия или полуанархия. Не давая никому внут­ри предприятия гоняться за сверхприбылью, сами хозяева предприятий (акционеры) эту сверхприбыль хотят получить. Сверхприбыль, которую можно ухватить на свободном рын­ке и лично разбогатеть, делает для западных менеджеров и хозяев крайне непривлекательной работу в плановой уп­ряжке страны. Можно только восхищаться ими — люди со­гласны работать по принципу «или все, или ничего!». Хотя, с другой стороны, им и выбирать не из чего, так как плани­рования ни в одной капиталистической стране нет. Теперь его, впрочем, нет нигде.

Нужно различать такие понятия, как «планирование» и «форма собственности» предприятий. Система планирова­ния в государстве никак не связана с формой собственно­сти. Если капиталист согласен стать в плановую схему, то этому ничего не препятствует, и, кстати, очень многие офи­циально частные и самостоятельные предприятия включены в плановые схемы концернов. Обычно предприятия по про­изводству комплектующих к основному изделию концерна расположены в государствах с высокой ставкой налогов на прибыль. Эти заводы работают или с убытком, или с мини­мумом прибыли, то есть концерн заставляет их продавать изделия по определенному плану и по ценам, при которых весь концерн практически не платит налогов там, где они высоки. А сборочное производство располагается в стране с минимальной ставкой налогов, и тут же продается конечная продукция. Этим обеспечиваются максимальные прибыли концерна, за счет которых он развивается. И, конечно, ни­какой анархии, никаких идиотских «рыночных отношений» внутри концерна нет — план и только план! Но это опять-таки только до уровня фирм и концернов. Выше в подав­ляющем большинстве случаев процветает рыночная анар­хия. Правда, в настоящее время эта анархия несколько обуз­дывается правительствами, но с единственной целью — не допустить падения собственного производства. Куда денется продукция этого производства, кто ее купит, западные пра­вительства не интересует. Задачу обеспечить товарами весь народ, которую ставило перед собой правительство СССР, ни одно правительство Запада не ставит. Поэтому и госу­дарственного планирования в полном смысле этого слова там не существует. Оно там не нужно. В случае необходи­мости корректировки экономики Запад действует с помо­щью правительственных фондов.

Например, в японском гастрономе меня удивили цены. Во всем мире цена на сахар, как правило, втрое выше цены на хлеб. Когда мне приходилось заниматься этими сделка­ми, то в ленинградском порту тонна хлебного зерна стои­ла 90—110 долларов, а тонна сахара 280—310 долларов. Без сомнений, пусть и при других цифрах, но похожее соотно­шение должно быть и в портах Японии. А в японском гас­трономе килограмм хлеба и риса стоил примерно по 5 дол­ларов, а килограмм сахара — всего около 3 долларов. При этом получается, что розничная цена сахара примерно в 10 раз выше оптовой, а хлеба — в 50 раз! Суть здесь такова. Сахар в Японии не производится, а хлеб и рис выращива­ют. Миллионы японцев, занимаясь этим делом, имеют доход, платят налоги, обеспечивают свои семьи и покупают трак­тора, сельхозорудия, другие товары, морской флот доставляет им топливо, удобрения. В Японии мало пахотной земли, фермерское сельское хозяйство высокозатратно, цена риса очень высока, возможно, он в десятки раз дороже, чем вьет­намский или китайский. Если позволить продавать на рын­ке Японии дешевый импортный рис, то покупатели будут очень довольны: каждый сэкономит на рисе кругленькую сумму. Но тогда японские крестьяне не смогут продать свой дорогой рис, и поэтому не станут его производить. Объем производства упадет, Япония станет беднее на 13—15 млн. тонн риса.

Ну и что, скажете вы, зато каждый японец станет бога­че, покупая дешевый рис. Нет, он станет беднее. Ведь нужно будет назначать пособия крестьянам, оставшимся без рабо­ты, тракторостроителям, морякам и прочим, кто обеспечи­вал своим трудом производство зерна. А взять средства на пособия можно только у тех, кто еще работает. Кроме того, нужно будет возместить ту часть поступлений в бюджет, которую раньше вносили крестьяне. Налоги на работаю­щих возрастут и превысят экономию от дешевого импорт­ного риса. Это естественно. Надо содержать армию, поли­цию, учителей, врачей, пенсионеров, и чем меньше работаю­щих, тем тяжелее налоговое бремя на каждого из них.

Если вдуматься, то налог платит не человек, а производи­мый им товар. И чем меньше товаров, тем больше налогов заложено в цене оставшихся и тем большие налоги платят их производители. Скажем, завод, на котором работал ав­тор, во времена СССР производил миллион тонн продук­ции. Когда дорвавшаяся до власти толпа бюрократов разва­лила экономику СССР, покупателей продукции завода в СНГ почти не осталось, экспорт на Запад был увеличен вдвое, тем не менее, производство сократилось наполовину. И это еще хорошо, ведь множество предприятий останавливалось полностью. Естественно, что все расходы государство воз­ложило на тех, кто еще производит товар, т.е. на оставший­ся товар. Если в СССР на рубль товарной продукции заво­да на налоги приходилось менее 5 копеек, а на зарплату 11,2 копейки, то в рубле продукции постперестроечного перио­да зарплата работников составляла всего 4,5 копейки, а все виды отчислений в бюджет, скрытые и явные, выросли до 50 копеек! И это, повторяю, естественно. Налоги платят не люди, а производимый страной товар.