Рудольф Баландин - «Клубок» вокруг Сталина
Вот и Фермер со своей женой смогли, по-видимому, убедиться, находясь за рубежами родины, что бывшее белое движение выродилось не столько уже в антибольшевистскую, сколько в антироссийскую организацию. Ведь СССР — это, как выяснилось к 30-м годам, был полноправным правопреемником Российской империи. Поэтому развал или разгром СССР стал бы поражением не только советской власти, «Совдепии», но великой России, которую растащили бы по кускам хищные буржуазные державы.
Более того, так рассуждавшие эмигранты сознавали, что Сталин является ключевой фигурой на данном этапе существования России-СССР, что его падение чревато самыми печальными последствиями для страны, ослабления которой только и ожидают многие противостоящие ей государства. И дело, конечно, не в каких-то мистических способностях Сталина, а в том, что он в данный момент является «цементирующим началом» руководства СССР, лидером, с уходом которого неизбежны внутренние раздоры, разлад или даже новая гражданская война. Ведь внешние и внутренние враги России исповедовали ту же формулу, которой руководствовались многие революционеры, посильно создавая в царской России взрывоопасную ситуацию: «Чем хуже (стране), тем лучше (революции).
Такие люди, как Скоблин, не могли радоваться трудностям и трагедиям Советской России, одновременно озлобляясь ее успехами.
О том, что враги СССР готовы были использовать любые средства для свержения ненавистного им режима, а главное, для уничтожения первого в мире социалистического государства, пример которого грозил свержением диктатуры капитала в других странах, свидетельствует такой документ:
«Совершенно секретно.
НКВД СССР
Главное управление государственной безопасности
Иностранный отдел
Спецсообщение.
Иностранным отделом ГУГБ получены сведения, что генерал Миллер в беседе сообщил своему заместителю адмиралу Кедрову, что при свидании с немецким журналистом он указывал последнему, что Германия может справиться с ненавистным ей коммунизмом коротким ударом по большевистской головке.
Зам. нач. ИНО ОГУГБ НКВД».Нетрудно догадаться, что для такого серьезного заявления у Миллера были достаточно веские основания.
Но кто мог нанести этот «короткий удар»? По-видимому, некая группа, способная быстро осуществить правительственный переворот. Эти люди должны были иметь доступ к правящей группе в СССР, быть приближенными к ней или даже входить отчасти в ее состав. И при чем тут Германия? Не при том ли, что члены этой тайной группы заговорщиков симпатизируют ей или даже имеют с ней тесные связи?
Такие вопросы, конечно же, возникали и у ответственных работников НКВД и у Сталина, которому докладывали о подобных сигналах.
Вряд ли было случайным то, что это был разговор двух военных из числа руководства РОВС. Логично предположить, что «короткий удар» могли нанести по сталинской группе либо крупные военачальники СССР, либо столь же крупные руководители НКВД, либо те и другие вместе. Так обычно устраиваются дворцовые перевороты.
Кем же могли быть эти люди?
Из числа советских военачальников высокого ранга с чертами «бонапартизма» и уклоном в германофильство следует назвать прежде всего И.П. Уборевича, командарма 1-го ранга. Другой советский военачальник сходного типа — М.Н. Тухачевский.
Из руководителей органов безопасности можно считать «особо подозрительным» Генриха Генриховича Ягоду (Генриха-Еноха Гершевича Иегуду) — руководителя НКВД СССР в 1934–1936 годах, а до этого несколько лет — заместителя тяжело больного В.Р. Менжинского, руководителя органов госбезопасности. Жена Ягоды — Ида Авербах — работала в прокуратуре Москвы.
Безусловно, в наше время нетрудно высказывать подобные подозрения: имеется ряд документов, подтверждающих такую версию (правда, не все исследователи признают неопровержимость этих документов; но и в таком случае подозрения оправданы и нуждаются в проверке).
В любом случае надо понимать и признавать, что если советские разведчики работали среди руководства антисоветской эмиграции, то должны были существовать и обратные связи этого руководства с отдельными крупными советскими деятелями, лишь формально поддерживающими сталинский режим, а в глубине души желающих его свержения тем самым «коротким ударом».
Советские «бонапарты»К концу 1918 года в Красную армию было призвано более 22 тысяч бывших офицеров царской армии. За годы Гражданской войны их число возросло до 100 тысяч. Не все они были лояльны к советской власти. Однако среди них было немало видных военачальников Красной армии: М.Д. Бонч-Бруевич, С.С. Каменев, Д.М. Карбышев, Б.М. Шапошников, А.И. Егоров, В.Н. Егорьев, В.М. Гиттис, В.М. Альтфатер, П.П. Лебедев, А.П. Николаев, И.И. Вацетис, Ф.Ф. Новицкий, А.А. Таубе…
Офицеры и генералы царской армии по праву назывались «военспецами». Благодаря им сохранялись некоторые традиции русской армии в новых социальных условиях. Однако это обстоятельство нравилось далеко не всем.
Приходится с сожалением констатировать, что инициатором массовых репрессий в Красной армии среди командиров-военспецов выступил такой крупный и талантливый военачальник как Иероним Петрович Уборевич. При этом его ориентация была не столько на «пролетарские» вооруженные силы, сколько на германскую армию.
Обратим внимание на знаменательные высказывания германского посла в Москве фон Диркина в его письме от 17 октября 1931 года:
«Ворошилов устроил обед… Мы встретили там еще Енукидзе, здешнего «Мейснера» (Мейснер был своего рода министром двора и доверенным лицом президента Германии фельдмаршала фон Гинденбурга. — Авт.), Крестинского, Тухачевского — преемника Уборевича на посту начальника Управления Вооружений, заместителя Председателя Военного Совета…
Я беседовал особенно много с Тухачевским, который имеет решающее значение в деле сотрудничества с «Рейнметаллом» и для того учреждения, которое возглавлялось до сих пор Нидермайером (разведка Германии. — Авт.). Он далеко не является… тем прямолинейным и симпатичным человеком, столь открыто выступавшим в пользу германской ориентации, каковым являлся Уборевич.
Он — скорее замкнут, умен, сдержан. Надеюсь, что и он будет сотрудничать лояльно…»
Если германофильство Тухачевского может еще вызывать сомнения, то симпатии Уборевича к Германии были очевидны. Даже в его характере были черты, считающиеся германскими: аккуратность, педантичность, пунктуальность, точность. Его связи с немецким Генштабом ширились и крепли по мере того, как учащались его поездки в Германию.
Целый ряд обстоятельств, характерных для конца 20-х годов, содействовал усилению недоверия и подозрения к военспецам: крестьянские и казацкие восстания, забастовки в городах, протесты верующих. На этом фоне стали арестовывать сначала бывших белых офицеров, уволенных из РКК несколько лет назад. Затем тех, кто имел неосторожность вернуться из эмиграции в столь неспокойное время. Забирали прежде всего бывших гвардейцев, казачьих офицеров.
А потом пришел черед основной массы военспецов, служивших в Красной армии в Гражданскую войну. (Последняя волна репрессий против них пришлась уже на середину 30-х годов.) Однако мечты Уборевича, что вместо них придут «немецкие друзья», не оправдались. Гитлер, придя к власти, постарался обеспечить вермахт хорошими специалистами. Он собирал немецких офицеров, рассеявшихся из-за безработицы от Парагвая до Китая в качестве военных советников. Они вернулись с почетом. А Красная армия лишилась очень большой части своего золотого фонда.
Безусловно, велика вина в этом Сталина как руководителя страны. Но разве меньше вина Уборевича и Тухачевского, Якира и Гамарника, а также многих других руководителей РККА различного уровня?
Когда выяснилось, что Ягода арестовал несколько тысяч офицеров, сталинское руководство (и сам он, по-видимому) осознало пагубность таких мероприятий. Ворошилов выпустил из тюрем и лагерей военспецов, собрал их, принес извинения, выдал по тройному окладу, по два комплекта обмундирования и отправил на курорты. Увы, из расстрельных подвалов уже нельзя было никого вернуть.
Такой страшной была цена карьерных ухищрений кандидатов в Бонапарты или, как минимум, претендентов на место Ворошилова, старающихся повсюду расставлять «своих» людей и любыми методами избавляться от «конкурентов».
В результате германская армия начала Вторую мировую войну, имея даже командиров рот с боевым опытом Первой мировой. Поэтому они и начали так блестяще военные действия и против западных стран, и против СССР. Конечно, самое главное — это итог войны. Но если бы не «мероприятия», начатые Уборевичем, Красная армия в первые же месяцы войны смогла бы дать достойный отпор агрессору.
