Юхан Норберг - В защиту глобального капитализма

Самый неразумный способ борьбы с проблемами, которые порождает структурная адаптация экономики, — попытки не допустить самой этой адаптации. Без «созидательного разрушения» мы все жили бы гораздо хуже. Весь смысл торговли и экономического развития состоит в том, чтобы обеспечить направление ресурсов туда, где они будут использованы с максимальной эффективностью. Китайская пословица гласит: «Когда дует ветер перемен, одни возводят стены, а другие строят ветряные мельницы». Говорить о необходимости не допустить перемен сегодня столь же бессмысленно, как двести лет назад — пытаться затормозить прогресс в сельском хозяйстве, чтобы защитить интересы тех 80 % населения, которые тогда работали в аграрном секторе. Остановить перемены в принципе нелегко, поскольку самой распространенной причиной структурных изменений в тех или иных областях экономической деятельности являются сдвиги в запросах потребителей. Намного целесообразнее использовать выгоды от этих перемен для смягчения их негативных последствий.

Есть множество средств обеспечить максимально плавный характер перемен. Главное — не пытаться поддерживать устаревшие производства за счет субсидий и тарифных барьеров. Необходима свобода предпринимательской деятельности и финансовых рынков — это позволит беспрепятственно вкладывать капиталы в новые отрасли. Зарплаты должны быть гибкими, а налоги — низкими, так чтобы люди шли работать в новые, более производительные сектора; сам рынок труда должен быть свободным. Нужен достаточно высокий уровень школьного и иного образования, чтобы люди могли приобрести навыки, которых требуют от них новые профессии. Система социального страхования должна обеспечивать гражданам защиту на переходный период, но не лишать их стимулов к поиску новой работы.

Впрочем, описанные проблемы не столь масштабны, как можно предположить, взглянув на газетные заголовки. Проще всего сообщить в новостях, что 300 рабочих автозавода уволены из-за конкуренции со стороны японских автомобилей. Не так легко и интересно дополнить картину совсем не сенсационными «подробностями» о том, что более эффективное использование имеющихся ресурсов позволит создать взамен ликвидированных тысячи новых рабочих мест. Нечасто прочитаешь в газетах и о том, как выигрывают потребители от роста ассортимента и качества товаров, от снижения цен на них в результате усиления конкуренции. Вряд ли потребители знают, что меры по либерализации торговли, внедренные по результатам Уругвайского раунда переговоров в рамках ВТО, ежегодно приносят им совокупную выгоду в размере от 100 до 200 миллиардов долларов, но эту выгоду можно ощутить, наполняя продуктами холодильник, покупая бытовую электронику или получая зарплату. Ущерб, понесенный в отдельных случаях небольшими группами людей, легче увидеть, чем преимущества, которые постепенно — даже незаметно для себя — получаем мы все.

Анализ более пятидесяти исследований о структурных переменах после либеральных экономических реформ в разных странах четко показывает, что эти изменения носили не столь драматичный характер, как об этом сообщалось. На каждый доллар убытков, понесенных людьми в результате такой структурной адаптации, приходится примерно 20 долларов «прибыли» в виде роста благосостояния. Исследование о последствиях либерализации торговли на материале тринадцати стран показывает, что в двенадцати из них уже через год после реформы уровень занятости в промышленности вырос. Причем в бедных странах преобразования воспринимаются менее болезненно — по той причине, что на прежней работе люди чаще всего получали низкую зарплату и не имели приличных условий труда. Кроме того, неквалифицированным работникам (обычно самым незащищенным) найти новую работу легче, чем квалифицированным. Бедные страны обладают сравнительным преимуществом в трудоемких производствах, что ведет к быстрому росту средней зарплаты в этих секторах. К тому же масштабная либерализация экономики приводит к удешевлению товаров, в которых нуждаются рабочие.

Впрочем, в богатых странах выгоды от либерализации торговли также намного превышают ущерб. В секторах, сильно страдающих от иностранной конкуренции и внедрения новых технологий, происходит нечто вроде обычной рецессии. При этом количество работников из других секторов, выходящих на пенсию или увольняющихся по собственному желанию, часто бывает достаточно велико, чтобы компенсировать сокращение рабочих мест в ходе структурных изменений, вызванных реформами. Если результатом такой адаптации становится повышение темпов экономического роста, это позволяет быстро преодолеть болезненные последствия реструктуризации, которые сильнее всего ощущаются в период спада. Уровень безработицы, как правило, повышается ненадолго, а позитивный экономический эффект реформ постоянно нарастает. Другими словами, «созидательная» сторона процесса оказывается намного сильнее «разрушительной»[83].

По идее, с наибольшими проблемами в этом отношении должны сталкиваться Соединенные Штаты, где преобразования в экономике происходят непрерывно, но американский рынок чем-то напоминает Лернейскую гидру из мифа о Геракле: у нее на месте каждой отрубленной головы сразу вырастали две, а то и три новые. В 1990-х годах в США на каждые два ликвидированных рабочих места приходилось три вновь созданных. Подобная ситуация чрезвычайно улучшает шансы каждого: нет лучшей гарантии от безработицы, чем возможность найти новую работу. Опасность, связанная с необходимостью всю жизнь переходить с одного места работы на другое, сильно преувеличивается, особенно с учетом того, что фирмы предпринимают все больше усилий для обучения своих сотрудников выполнению новых задач. С 1983 по 1995 год продолжительность пребывания среднестатистического американца на одном рабочем месте возросла с 3,5 до 3,8 года. Ошибочно и другое распространенное мнение: больше новых рабочих мест в США создается из-за того, что реальная зарплата с 1970-х годов не увеличилась или даже снизилась. На самом деле все большую долю зарплаты американцы получают в неденежной форме — в виде медицинских страховок, акций, оплаты детсадов и др.; это делается для того, чтобы платить меньше налогов. Если включить в сумму жалованья эти новые виды «бонусов», получится, что зарплата в США увеличивается пропорционально росту производительности труда. За период с 1970-х годов доля средств, которые бедные американцы тратят на еду, одежду и оплату жилья, снизилась с 52 до 37 % от общей суммы расходов; это наглядно свидетельствует о том, что их доходов хватает отнюдь не только на предметы первой необходимости[84].

Одна из самых радикальных реформ по либерализации торговли в современной истории была проведена в Эстонии. После обретения этой прибалтийской страной независимости ее правительство решило отменить все протекционистские тарифы. Их уровень был снижен до нуля. Подобная мера увенчалась несомненным успехом. Эстонская экономика была быстро реструктурирована на конкурентной основе. Если в 1990 году на долю Западной Европы приходился лишь 1 % внешнеторгового оборота Эстонии, то сегодня — две трети. В страну в больших объемах поступают прямые зарубежные инвестиции; темпы экономического роста составляют около 5 % в год.

В отличие от посткоммунистических государств, где реформы проходили медленно, в Эстонии средняя ожидаемая продолжительность жизни возросла, а детская смертность снизилась. Благодаря либерализации Эстония стала одним из наиболее вероятных кандидатов на вступление в ЕС. К сожалению, вступление страны в ЕС означает, что ей приходится действовать в русле протекционистской политики объединенной Европы. После полного отсутствия тарифов Эстония должна ввести 10 794 различных тарифа, что, среди прочего, обернется существенным повышением цен на продукты питания. Кроме того, Эстонии придется ввести ряд квот, субсидий и антидемпинговых мер[85].

Даже если мир, в котором мы сможем приобретать и продавать товары и услуги независимо от национальных границ, выглядит сегодня как картина далекого будущего, немало людей стремятся к тому, чтобы он превратился в реальность. Политики из разных стран регулярно встречаются и принимают решения о развитии свободной торговли — хотя это происходит слишком медленно. Однако, когда дело доходит до свободы передвижения людей, те же политики на своих регулярных встречах, к сожалению, изо всех сил пытаются эту свободу ограничить. Так, богатые европейские государства явно стремятся к этой цели еще с 1970-х годов. Хотя сами европейцы благодаря Шенгенским соглашениям обрели свободу передвижения в рамках ЕС, правительства стран Евросоюза стараются закрыть объединенную Европу для посторонних. Результатом стали высокие заградительные барьеры на ее границах и ужесточение контроля за передвижением людей на территории ЕС.