Владимир Брюханов - Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну
Шевырев бежал в Крым, что, однако, не принесло пользы его здоровью.
Говорухин имитировал самоубийство, дабы выиграть время для побега и притормозить поиски, поскольку полиция могла поверить, что агент, на которого она сама слишком сильно давила, не выдержал угрызений совести и покончил с собой (вот у Канчера действительно оказалась больная совесть или, возможно, коллеги по каторге затравили его). За границу Говорухин, очевидно, бежал с помощью документов, полученных от Виленской группы – только к этому эпизоду и прицепляется сообщение Лукашевича о том, что использовались ее услуги и в этом отношении.
Ситуация теперь отдавала бразды правления полностью в руки оставшегося Лукашевича, который мог затем руководствоваться целиком интересами не русских, а польских революционеров: не тратить усилий на подготовку реального цареубийства, которое, якобы, могло принести какую-то пользу России (вспомним сомнения Новорусского на этот счет!), а просто погнать на убой совершенно неподготовленных мальчишек!
Новорусского, очевидно, Лукашевич использовал и для обсуждения и выработки мер их общей безопасности. В частности они, возможно, обсуждали вопрос и о том, следует ли спасать от ареста уже попавшего в поле зрения полиции Александра Ульянова – в плане высказанных Новорусским мыслей о необходимости минимальных жертв. Похоже, что Ульяновым было решено пожертвовать, и это как-то дошло до Л.И.Ананьевой, которая и проявила живейшее беспокойство о его судьбе в конце февраля – ничто человеческое не чуждо даже восемнадцатилетним революционеркам!
Что еще оказалось известно Новорусскому – не ясно, но Говорухин предпочел вернуться в СССР только после его смерти (а также, для гарантии, только после смерти младшего брата Ульянова!). Лукашевич же не проявлял никаких признаков желания поведать миру об истинном распределении ролей в давно прошедшей истории 1887 года.
Сам же Говорухин в конечном итоге оказался морально и психологически сломлен всем происшедшим, и, вместо того, чтобы податься в генеральные секретари какой-нибудь партии, предпочел всю оставшуюся жизнь провести в тени. Впрочем, как мы предполагаем[189], у него не было иного выхода.
Как реагировала полиция на исчезновение Говорухина?
Поверила ли она тогда в его самоубийство или нет, но она его упустила. В свете последующего стало ясно, что упущен государственный преступник, а полиция утратила в самый решительный момент собственные глаза и уши, внедренные в террористическую организацию, да и до этого неумело ими воспользовалась – эту профессиональную некомпетентность вполне заслуженно не простили Оржевскому и иже с ним!
Тем не менее, самоубийство или бегство Говорухина должно было стимулировать интерес полиции к его друзьям и знакомым: что бы ни случилось лично с ним, но он, так или иначе, имел подозрительные связи, а бегство или самоубийство усиливало уверенность в том, что он старался вывести из-под удара какое-то готовящееся преступление.
Когда же выяснилось, что террористическое письмо написано Андреюшкиным – по-видимому установленным соратником исчезнувшего Говорухина, то в этот момент пасьянс у полиции окончательно сошелся – все, казалось бы, стало ей ясно, и она должна была приступить к энергичным действиям. Кстати, не исключено, что Андреюшкин, вслед за Ульяновым, был указан еще самим Говорухиным в порядке передачи информации, которую предатель был вынужден поставлять полиции в самые последние дни своего пребывания в столице (с санкции Лукашевича или без нее – вот что интересно!).
Получилось так, что исчезновение в данный критический момент соглядатая внутри террористической организации вполне компенсировалось идеальной службой наружнего наблюдения, предельно четко разыгравшей свою роль. Но тут же полицейское начальство совершило еще одну ошибку, в которой было почти что не повинно.
Арест террористов был приурочен к юбилею – к 1 марта; так, скорее всего, решило само полицейское начальство, считавшее, что располагает полной свободой при выборе этого момента. Ведь оно было уверено, что предварительного наблюдения за проездами царя террористы еще не предпринимали – а для специалистов, хорошо разбирающихся в тактике и технике террора, это было бесспорно необходимым условием террористического успеха. Очевидно, полиция изначально считала, что пока что – 28 февраля и 1 марта – имеет дело только с группой наблюдателей-разведчиков, и поэтому можно не спешить с их ликвидацией. Выбор для ареста именно 1 марта был, скорее всего, просто конъюнктурно обусловлен, чтобы подчеркнуть превосходство нынешней полиции над предшественниками, проспавшими, как считалось по версии, закулисно гулявшей по коридорам власти, прежнее цареубийство 1 марта 1881 года.
Возможно, однако, что оперативный разбор результатов наблюдения заставил экспертов изменить первоначальное мнение и ускорить задержание.
То, что арестованные были вооружены бомбами, стало для полиции полной неожиданностью: оказалось, что целых два дня бомбисты свободно разгуливали по улицам столицы и могли беспрепятственно убить кого угодно – включая и разъезжавшего в эти дни царя!
Вот это был скандал – так скандал!
Завершим разбор этой истории чисто гипотетическим предположением о том, как Лукашевич мог избежать смертной казни.
Поставив себя на его место в феврале 1887 года, автор этих строк поступил бы следующим образом: получил бы от уезжающего Говорухина полные письменные показания о его сотрудничестве с полицией (называя конкретные имена полицейских и прочие подробности) и о том, что Говорухин исчерпывающим образом информировал последнюю о готовящемся цареубийстве (неважно – полностью ли это соответствовало истине!), а потом передал бы эти бумаги верным сообщникам, распорядившись опубликовать все это за границей в случае его, Лукашевича, насильственной смерти (требовать себе от царских властей полного освобождения было бы все-таки при данных обстоятельствах легкомысленно и несерьезно). Поделившись вовремя этой информацией с властями – во время следствия или суда, можно было полностью, на наш взгляд, гарантировать себя и от казни, и от разных неприятных сюрпризов во время каторжного заключения.
Спрятанный же за границей Говорухин, готовый публично подтвердить такую информацию, тем более был гарантом того, что такой шантаж имел все шансы на успех. В этом и мотив того, что Говорухин, покаявшийся перед Лукашевичем, был заботливо отправлен за границу, а не в лучший из миров, как того требовала тогдашняя революционная этика.
По этой же причине Говорухин должен был оставаться в распоряжении сообщников Лукашевича вплоть до того времени, пока последний находился в распоряжении царских властей, практически получилось – до 1905 года. Никаких степеней свободы Говорухин не имел – иначе был бы беспощадно разоблачен как провокатор и предатель.
Если наше предположение недалеко от истины, то Лукашевич должен был иметь (вероятно – в лице Виленской организации) очень влиятельных и надежных сообщников!
Рассказанная история имеет поистине глобальное, эпохальное значение. Ее итогом стало то, что оба обманутых – русский царь и германский канцлер – полностью перестали доверять друг другу, а последний, настолько обманутый, что даже не понял мотивов возникшего отчуждения, окончательно принял на вооружение совершенно порочную идею, что русским никогда и ни в чем невозможно доверять, коль скоро они якобы беспричинно способны на абсолютно непрогнозируемое вероломство. Эту порочную идею Бисмарк постарался позже оставить по наследству своему выученнику Вильгельму II.
Несколько мальчишек-поляков (хотя не исключено, что они пользовались советами и более умудренных лиц) оказались компетентнее, чем высшие руководители России и Германии.
Мало того, чрезвычайно важную роль сыграл возникший прецедент: коль скоро в политическом строю надолго сохранился несомненно посвященный во все тонкости происшедшего Юзеф Пилсудский (к тому же непрерывно поднимавшийся по иерархической лестнице реальной политики), то, возможно, именно от этой истории и танцует замысел грандиозного обмана, приведшего к началу Первой Мировой войны.
Объектами обмана оставались те же стороны, только сменившие первых лиц во главе: места Бисмарка и Александра III заняли соответственно Вильгельм II и Николай II, идейными стремлениями и предрассудками в значительной степени наследовавший своему отцу. Главные же закулисные деятели 1914 года вполне могли быть посвещены в подробности «цареубийства» 1887 года тем же Пилсудским!
