Андрей Фурсов - Колокола истории

По линии экономики мы не успеваем в энтээровский мир. Зато успеваем по линии нарастания насилия как войн, так и роста преступности. Мы быстрее включаемся в мировую преступную систему, чем в мировую экономическую. Впрочем, грань между двумя этими системами становится все более пунктирной. Да и как иначе может быть в мире, экономика которого стоит на трех китах: оружие, наркотики, нефть. Однако в любом случае, в настоящее время мы интегрируемся в «цивилизацию XXI в.» по минусам быстрее, чем по плюсам. И это знак на стене, который гласит: пока что посткоммунистической России нет места под солнцем XXI в., по крайней мере «по плюсам», место есть в лучшем случае в тени, не на светлой, а на темной стороне, в мире «теневых структур» и «серых сообществ». России никак не удается выбраться из социального пространства и социального времени эсэсэровской зоны. Ей это создает угрозу затонуть вместе с Атлантидой функционального капитализма. «Континент» Третий мир уже ушел под воду. От Второго остается архипелаг. Слава Богу не ГУЛАГ. Не будучи интегрирована полностью ни в один из новых регионов, Россия оказывается словно растягиваемой на части между ними, попадая будто на дыбу, прежде всего между АТР и ЕС со всеми вытекающими политическими последствиями. Россия не является таким центром для своей зоны мира, каким был СССР. Но и мира, в котором был СССР, более нет. СССР не просто умер. Он умер с целым миром. То есть сама эта смерть, помимо прочего, есть реализация некой мировой тенденции.

Второй момент. Государство как институт становится все менее адекватным энтээровскому миру. Здесь две стороны дела. Одна из них такова. Исторически государство возникло вместе с капиталом в качестве одного из продуктов разложения феодализма в Европе; логически оно стало функцией капитала. И это была главная функция государства, его raison d'être в мировой капиталистической системе. Но теперь социальная функция капитала, его функциональный аспскт все это встроено в структуру и организацию на уровне самого производства! Функциональная интеграция в крупномасштабные структуры различных зон мира и в различных зонах мира ныне происходит на уровне самого производства. Транснациональные корпорации один из примеров этого. Макрорегиональные объединения (ЕС, АТР, ЦАФТА) другой пример. Единица производственной организации выходит за рамки государства как единицы политической организации.

Другая сторона дела заключается в том, что государство, помимо прочего, было средством снятия на политическом уровне одной из форм противоречия между субстанцией и функцией противоречия между локально-региональным характером индустриальных производительных сил капитализма и мировым (сначала по тенденциям, по locus operandi, a позднее по реальности) характером его производственных отношений, системой обмена. Короче, государство было способом и формой интеграции индустриального производства в мировую систему. Или: интеграцией неких территорий в мир, господа которого контролеры индустриального производства. Государства образовывали системы туннелей под миром мировой экономики. Ныне, когда производительные силы и производственные отношения гомогенизированы в том смысле, что первые стали теперь в большей степени функциональными, чем субстанциональными (т. е. стали похожими на вторые), государство в этой прежней своей роли, которую оно особенно активно выполняло с рубежа XVIIIXIX вв., становится все менее и менее нужным. Таким образом, государство подрывается не только сверху, но и снизу локальными целостностями. Компактный характер знтээровских производительных сил, их наукоемкость, не требующая значительного по численности персонала, позволяет концентрировать их локально, причем локальности эти могут быть миниатюрны, могут представлять одну провинцию или несколько районов (а то и несколько небоскребов) в той или иной стране. Благодаря энтээровской структуре производства, в мировые или макрорегиональные процессы можно включаться без государства, без опосредования им, т. е. не с двух оборотов, а с одного. Если базовая единица ЕС, то имеет ли смысл, особенно для наиболее развитых областей, сохранять себя в качестве элемента такого целого, как государство? Можно быть непосредственно, в качестве области частью ЕС, АТР, НАФТА, избавляясь при этом от остальных и неперспективных областей. В этом смысле государственность в XXI в. может остаться уделом лишь наиболее отсталых в промышленном отношении целостностей. Появление таких движений, как Лига Севера (Ломбардская лига), это лишь первая ласточка процесса «трибализации» Европы, превращения ее в «Европу герцогств». Аналогичные процессы будут развиваться по всему Северу. Я бы даже говорил не о новом сепаратизме, а о «лигазме», который может стать одним из главных политических движений XXI в., использующих коллективистско-этнические (а следовательно, антихристианские, неоязыческие) средства и формы обеспечения коллективной идентичности. Если в Европе трибализация будет означать распад государств и объединение областей в макрорегиональное целое («каролингизация Европы»), то, например, в Африке и в арабском мире тот процесс станет логическим высвобождением прежних племенных общностей из неадекватной, чуждой и навязанной им европейцами в XIXXX вв. государственной скорлупы. Для локальных общностей в афро-азиатском мире стимулом к сецессии вовсе не обязательно должен быть высокий уровень производства достаточно контроля над нефтью, высоких урожаев зерна, финансовой специализации. Достаточно, что этот высокий уровень достигнут где-то и стал господствующей мировой тенденцией, на которую можно опираться или от которой можно отталкиваться. Наконец, достаточно ослабления мирового гегемона и усиления конкуренции внутри самого Севера в результате децентрации и децентрализации мира. Тем самым многолетняя традиционная борьба сепаратистских сил в Азии и Африке против современного государства обретает постсовременную, энтээровскую производственную основу. Макрорегионы и ТНК, с одной стороны, и локальные общности с другой, берут государство в клещи. Парадокс: в энтээровскую эпоху племена берут реванш над государствами «о, сколько нам событий чудных готовит Просвещенья век». Правда в нашем случае это век постпросвещения, если не антипросвещения. Разумеется, возможно и объединение различных территорий и общностей в империи догосударственного типа. Особенно вероятным представляется возрождение систем «торгово-имперского типа» вроде африканских Мали, Ганы, Сонгаи, Киевской Руси, ряда образований Юго-Восточной Азии.

Вообще, необходимо особо подчеркнуть: НТР поменяла местами ударные и безударные уровни организации индустриального мира. Таких уровней четыре:

1) глобальный (мировой); 2) макрорегиональный; 3) государственный; 4) локально-региональный. Индустриальная система производительных сил делала ударным мировой и государственный уровни. Первый воплощал прежде всего функциональные аспекты капитала, обмен и отношения производства, капиталистическую собственность; второй прежде всего субстанциональные, само производство, капитал как собственность. НТР сделала два эти уровни безударными, переместив ударение на макрорегиональный и локально-региональный. Причем если между двумя доминирующими уровнями индустриальной системы существовало определенное субстанционально-функциональное разделение форм деятельности, то два доминирующих уровня энтээровской системы изоморфны, соотносятся друг с другом как матрешки. Ведь они стали ударными как результат и процесс снятия противоречия между функцией и субстанцией капитала, устранения в принципе специализации первого (мирового) уровня на функции, а второго (государственного) на субстанции. Это делает отношения между локусами внутри макрорегионов, с одной стороны, и между локусами и центрами макрорегионов с другой, значительно более подвижными, изменчивыми, конкурентными и силовыми, чем отношения ядра и периферии в индустриальной мировой капиталистической системе. Повторю: здесь, в отличие от индустриальной эпохи, у стран, имеющих демографическую массу и обширную территорию, т. е. представляющих собой военно-политическую силу, будет значительно больше шансов тянуть на себя одеяло от экономически более развитых соседей. Короче, в энтээровскую эпоху шансы лидеров имперского типа, способных превратить макрорегион в империю, лидеров типа Гитлера, Наполеона, Фридриха II, Карла V, повышаются. И опять же как не вспомнить Саддама Хусейна. Короче, тенденция ослабления и упадка государства как института тоже как бы возвращает мир в докапиталистическую эпоху или в лучшем случае; раннекапиталистическую эпоху в XVXVII вв., во времена великих империй Евразии. Объектом притязаний со стороны новых: возможных «империй», конечно же, будут точки Севера на Юге, Север-на-Юге, анклавы Севера. Возможно повторение с точностью до наоборот ситуации колониальной эпохи: не анклавные точки контролируют соседние империи Юга, а эти последние контролируют северные точки, а с помощью их (и «южного» пролетариата, южных точек на Севере) косвенно и Север.