Андрей Фурсов - Колокола истории

XX в., век Функционального Капитализма, породил слой, который я называю «социалистической буржуазией» (соцбуржуазией). Как уже говорилось выше, это группа, которая не будучи буржуазией по источникам дохода и собственности, благодаря перераспределительной политике государства вела (и ведет) буржуазный образ жизни, т. е была буржуазией по стилю жизни, потреблению. Расцвет этой группы в 5060-е годы означал, что происходила буржуазификация ранее небуржуазных групп благодаря социальной и социалистической политике государства. Буржуазия посредством социализма. Валлерстайн недалек от истины, когда пишет, что, помимо прочего, одно из главных отличий этой буржуазии («новых средних классов») от классической («среднего класса») заключается в отсутствии возможности, в неспособности превратить прибыль в ренту, аристократизироваться. «Они (те, кого я назвал соцбуржуазией. А.Ф.) проживают преимущества, полученные ими в настоящем. Следовательно, они не могут перевести сегодняшний доход (прибыль) в завтрашний доход (рента). То есть они не могут обеспечить такое прошлое, которое будут проживать их дети. Не только они сами живут в настоящем, но также будут жить — их дети и дети их детей. Вот в чем заключается суть буржуазификации в том, что наступает конец возможностям аристократизации (глубочайшая мечта классической собственнической буржуазии), конец конструированию прошлого во имя будущего, приговор и обреченность жить в настоящем» (34, с.105). Не совпадая с пролетаризацией, буржуазификация похожа на нее, параллельна ей. Ведь пролетарий и живет только тем, что зарабатывает в настоящем. Буржуазификация для буржуа оказывается тем же, чем пролетаризация для пролетария, лишением времени в целом, сведением его к одной форме настоящему, клеткой настоящего.

Если перевести то, о чем пишет Валлерстайн, в несколько иную плоскость, то получается, что буржуазификация это презентизация, сведение буржуа только к одному из внутривременных измерений к настоящему. Если классическая буржуазия, соответствующая эпохе субстанционального капитализма, присваивала посредством настоящего прошлое, посредством прошлого будущее, а с помощью будущего настоящее (в результате круг замыкался, цикл начинался заново и само замыкание было гарантией и условием продолжения цикла), то соцбуржуазия массовая, «потребленческая» буржуазия обладает только настоящим. Сам но себе капитал обеспечивает настоящее. Прошлое и будущее обеспечивает некапитал. Но в отличие от капиталов, стадиально предшествующих «капиталу капитализма», последний способен превращаться в некапитал и таким образом и в такой форме обеспечивать себе то, что он не может обеспечить как собственно капитал, капитал в узком смысле слова.

Если классическая буржуазия обладала «двойной массой» «капитал + некапитал» (прибыль + рента), то соцбуржуазия это буржуазия «одинарной массы». Но в той же мере, в какой неполноценен и невозможен в долгосрочной перспективе капитализм «одинарной массы», так неполноценна и невозможна в долгосрочной перспективе и буржуазия «одинарной массы», буржуазия настоящего. Как капитализм, лишенный «двойной массы», есть умирающий капитализм, так и буржуазия, лишенная «двойной массы», есть умирающая буржуазия. Короткий век соцбуржуазии (еще более короткий, чем век функционального капитализма) не случаен. Стирание грани между значительной массой буржуазии и рабочего класса, их «социальное породнение» через презентизацию, через утрату прошлого и будущего, через разорванный круг времени серьезный симптом.

Парадоксально, но коммунизм был настоящим временем капитализма, оторванным от прошлого и будущего времен и вынесенным за рамки самого капитализма. Так сказать (негативный) капитализм без будущего. И без прошлого. Аналогичным образом обстоит дело и с приходящей ныне в упадок одномерной соцбуржуазией: буржуазия без будущего и без прошлого. Только не вынесенная за рамки самого капитализма, а существующая внутри него, но лишь в одной строго ограниченной плоскости в настоящем. Получается, что по мере развития (т. е. движения из прошлого в будущее) капитализма буржуазия все больше оседает в настоящем, ведя к его разбуханию, буржуазификации. В свою очередь буржуазификация настоящего оборачивается презентизацией самой буржуазии. Это для буржуазии нечто сравнимое с социальной кастрацией. Ведь исчезает или резко убывает возможность социально проецировать себя в будущее в качестве буржуа. В результате возникает альтернатива: либо закупорка в camera obscura настоящего, либо автопроекция в будущее не как буржуа. Понятно, почему идеалом буржуа был и остается аристократ. Дело не только и не столько в самом аристократе и аристократизме, во внешней привлекательности, в том, что граф де Ла Фер приятнее господина Журдена. Дело в том, что, только реализуя себя в качестве аристократа (и таким образом обеспечивая себе дополнительную массу субстанции; аристократы, феодалы, рабовладельцы это все персонажи из Прекрасного Мира Субстанции, исторически предшествующего капитализму с неизъяснимой функциональной легкостью бытия последнего), буржуа имеет гарантию самовоспроизводства в качестве буржуа. Буржуазия шла, перетекала в будущее через прошлое, отталкиваясь от него, искривляя время. Рента, природное доиндустриальное производство, досовременные и «донастоящие» формы власти и собственности вот те средства, с помощью которых буржуа переносил себя из настоящего в будущее в качестве буржуа.

Так же как и капитализм не может воспроизвести себя в качестве капитализма, ограничиваясь только действительным процессом производства, т. е. в настоящем (нужны рента, Старый Порядок, коммунизм), точно так же и буржуа не может воспроизвести себя в одном настоящем и посредством одного настоящего. Чистый, хороший капитализм мертвый капитализм. То же можно сказать и о буржуа. Капитализм, по определению, сфокусирован на настоящем, текущем. Поэтому ему необходима подпитка из прошлого и будущего. Как только подпитка исчерпывается или исчезает, капитализм обречен, В таком случае его господствующие группы в целях самосохранения должны трансформировать его в иную социальную систему, либо позволяющую вернуть и обеспечить контроль над всеми внутривременными измерениями над Временем; либо делающую такой контроль ненужным для самовоспроизводства системы. Капиталистическая Система, напомню, в отличие, например, от Русской Системы, была хроноцентричной. А ядро этой системы капитал было ориентировано только на настоящее. Совпадение капитализма (капитала) с мировой системой в целом лишает его времени и жизни, обездвиживает. Капитализм без некапиталистического прошлого, без некапиталистической пространственной зоны это капитализм без будущего. Капитализм, потерпевший неудачу в поисках утраченного времени. Старость, в том числе и социальных систем, это, повторю вслед за Трифоновым, когда нет времени, когда, если говорить о социальных системах, наиближайшее будущее несколько десятков лет совпадает с будущим как таковым.

Данная работа не о ближайшем будущем капитализма. Это особая тема. Однако логика повествования требует указать на некоторые тенденции развития капитализма в следующем веке. Во-первых, с ним тесно связано развитие посткоммунистической России, и интересно посмотреть, что готовят эти тенденции нашей стране в грядущем веке. Во-вторых, похоже, что по-своему поздний СССР (нынешняя Россия) первым реализовал некоторые тенденции развития мира в будущем веке. Представляется, что мы, как это уже бывало в истории, проиграли (в обоих смыслах) в своем развитии целый ряд черт будущего еще до того, как это будущее наступило в мире. СССР был миром в миниатюре и на ограниченном (одна шестая) пространстве продемонстрировал миру «остальных» пяти шестых кое-что из его будущего. Поэтому нам следует внимательно приглядываться к самим себе не только исходя из разумного эгоизма, но и для того, чтобы лучше понять некоторые общемировые тенденции, которые раньше, чем в других местах, проявились в России. Ну что же, как идолопоклонники страдают от язв христианства нередко раньше самих христиан, так и коммунизм пострадал от язв капитализма раньше самого капитализма оказавшись во второй раз в XX в. слабым звеном в его цепи. Но. всматриваясь в самих себя, ни в коем случае нельзя забывать, что тенденции развития, своеобразные «воспоминания о будущем», которые демонстрировал СССР и ныне демонстрирует Россия, не только «русское дело», но и специфически упреждающее проявление определенных мировых тенденций.

В течение 400500 последних лет менявшийся мир всякий раз принимал форму треугольника. Сначала это был треугольник «Запад Восток Россия». В 1945 г. возник ялтинский мир, предельно функциональные элементы которого и фиксировались функционально: Первый мир (капитализм), Второй (коммунизм), Третий (развивающиеся читай: слаборазвитые страны). Этот триумвират был порожден капиталистическо-коммунистическим дуализмом XX в. Между 1991 и 1994 гг. оформился новый который, пожалуй, можно назвать мальтийским. Он представлен Севером, Югом и… Россией. Внешне мальтийский мир выглядит как первый «треугольник». Один элемент остался прежним Россия (но это так только внешне, по названию). Восток и Запад получили новые имена. Но эта перемена имен дорогого стоит. Север это не Запад. И не только потому, что частью Севера является Япония. Юг это не Восток. И не только потому, что в его состав входят Африка и Латинская Америка. Проблема и сложнее, и серьезнее. Дело в том, что в зоне Юга немало «северных точек», а в зоне Севера «южных точек». Социопространственная конструкция Севера и Юга принципиально отличается от таковой Запада и Востока. Запад и Восток противостояли друг другу как цивилизационные целостности, между которыми трудно было навести мосты. Редьярд Киплинг не случайно писал, что «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Правда, в своем романе «Ким» он сам же показал возможный культурно-психологический синтез. И все же в целом Киплинг был прав: возможности взаимопроникновения Запада и Востока были невелики, ограничены. Классический пример договорные порты в Китае.