Владимир Мальсагов - Русская мафия — ФСБ
После его отъезда, в «Лазанию» зашли Руслан Атлангериев с люберецким авторитетом и, услышав от директора о конфликте, направились вслед за Хожей.
На «стрелке» Хан стал с ворами «перетирать», объясняя, что все вопросы пусть предъявляют ему, и что деньги с ресторана идут на чеченский «общак».
Мы воры, деньги будут идти нам. А ты кто такой?
Я — чечен, и для меня авторитет — только мой отец.
Воры перешли к угрозам и попытались оскорбить Хана. Он сразу ударил одного из них ножом, а другой стрелял в Хана в упор, но со страху или как (поскольку Хан смотрел ему в глаза), не попал, и пуля ушла в сторону.
В этот момент подскочившие на «стрелку» Руслан с другим авторитетом ввязались в потасовку, и «люберецкий», хорошо владея приемами каратэ, с разворота ударил ногой в голову одного из воров, отправив в глубокий нокаут.
Результатом конфликта стали двое убитых «воров в законе», оставшихся лежать на Тверской, неподалеку от Красной площади и Министерства внутренних дел России, а двое их раненых «братьев» успели «соскочить» на автомобиле.
Об этой разборке «лазаниевских» с «ворами в законе» знала вся страна, и тем более — криминальная.
… А по поводу Отари Квантаришвили — говорил в своем окружении Тас, впрочем, тут может быть и просто бравада подвыпившего человека, но звучало это так, что после смерти брата Отари — Амирама — на Полянке, последний высказывался и предпринимал попытки мщения людям Хана, и кое-кто пострадал.
К тому времени Отари лез в политику, что раздражало окружение Кремля и «Вована Тамбовского» — начальника ЦУБОП на Шаболовке — Владимира Рушайло, поэтому и было принято решение устранить Отари, а поручили это человеку Хана, которого звали, кажется, Юра. И последний, после отстрела из биатлонической винтовки, с военного аэродрома был перевезен и укрыт в Грозном.
До этого были убиты многие из «боевиков-спортсменов» Отари, кто в сауне, кто еще где. Возвращаясь в Грозный, Хан дал указание «Максу» — Максиму Лазовскому и Адлану Натаеву открыть фирму, которая нужна была, как «колено» для проведения сделок с нефтью из Чечни. Фирму назвали «Ланако», она находилась недалеко от института Народного хозяйства (им. Плеханова, в просторечье «Плешка»), а присматривать за делами в ней и в других офисах был поставлен майор ФСБ Тас, зять Хана.
Фирма работала в основном по довольно известной сейчас схеме: имея лицензию от Хана, а в то время он фактически руководил «Нефтяной биржей» Чечни, последние заключали договор со специально для этого подставленной фирмой-однодневкой в Польше, Прибалтике или другой стране, и в этих сделках принимали участие за рубежом финн Яри, живущий во Франкфурте-на-Одере, перешедший в мусульманство поляк Мансур Якимчик, другие. Нефть уходила из Чечни по нефтепроводу в Новороссийск, а там танкером до порта назначения. Деньги же теряли след с исчезновением фирмы-однодневки, а всплывали на нужных счетах, уже на офшоре.
Брат Анзора Мусаева, также имевшего отношение к «Ланако» и участвовавшего в Москве в отстреле дагестанских коммерсантов, попытавшихся вклиниться в нефтяной бизнес, как-то решил провернуть операцию с чеченским мазутом, уговорив Джохара дать на эту сделку «добро», и утаить деньги. Но, по заданию Хана, брата Анзора нашли в США, и люди, имеющие полномочия спецслужб, довольно убедительно объяснили скрывающемуся, что эти миллионы необходимо непременно вернуть, что сразу и сделано было со штрафными санкциями.
Той акцией расстрела руководил Тас — само собой, по заданию Хана и Суслова, — так как дагестанские коммерсанты влезли в интересы, касающиеся напрямую властей предержащих. Это довольно известная и широко освещавшаяся в прессе кровавая операция, произошедшая в самом центре Москвы, когда было убито много народу.
Вернувшись после отстрела, Макс Лазовский, Адлан Натаев, Анзор Мусаев сдавали оружие. Но у Анзора Мусаева, хотя он добровольно вызвался на эту акцию, оружие оказалось чистым, ствол — незакопченным, без нагара, и отсутствовал специфический пороховой запах (о чем не мог знать Литвиненко). Тас, проверив оружие, сказал ему: «Что ж ты не стрелял?». Анзор начал оправдываться тем, что, мол, цель перепрыгнула через забор, оказавшись на одной линии огня с проходящими мимо людьми, и он боялся убить постороннего. Но на самом деле он действительно не стрелял, а всем трепался, будто принял непосредственное участие в этом убийстве.
В Чечню Хан вернулся с целью курировать Д. Дудаева и, по всей видимости, из Лубянки ему передали компромат для агентурного влияния на З. Яндарбиева, что дало возможность через вице-президента приблизиться к Д. Дудаеву и оказывать на последнего нужное влияние.
Это мне стало понятно из разговора по телефону Хана с Зелимханом Яндарбиевым. Как-то, проезжая по улице Первомайской в Грозном, решив увидеть Хана и кое-что обсудить, завернул за угол на параллельную улицу Коммунистическую, где в угловом маленьком доме на перекрестке с улицей Грибоедова жили его родители. Вообще родители Хана жили довольно бедно, а вернувшись из высылки в Казахстан, им приходилось ютиться в доме Хамзаева, который с сочувствием и благородством предоставил часть своего жилья по улице Пролетарской, около 22-й школы, где Хан и учился. Позже, старшая сестра, выйдя замуж, уехала с мужем-строителем по контракту в Алжир, и заработанные там деньги дали возможность купить этот домик.
Отец же Хана работал буфетчиком в Аргуне и на «Белой речке» у Джалки, где у леса, в прохладе водоемов многочисленных родников было любимое место отдыха у коммунистической номенклатуры среднего звена и сотрудников МВД ЧИАССР в «застойное время».
Хан как раз вышел кого-то провожать, и я, подъехав, поприветствовал его. Завязали разговор о том о сем, но тут нас прервала выглянувшая за калитку сестра Хана с телефонной трубкой в руке и со словами, что его просит к телефону Зелим.
Взяв трубку, он назидательно и, как мне показалось, несколько в приказном тоне стал давать кому-то инструкции, объясняя, как надо поступить и что именно сделать, растолковывая каждый пункт по нескольку раз, по ходу направляясь к себе во двор и увлекая меня за собой, а, закончив разговор, зло выругался. На мой вопрос «Кто это такой бестолковый?» ответил: «Да Зелимхан Яндарбиев — «тупорылый» до невозможного, и все ему разжевывать приходится». (Ругательства я опускаю — из уважения к мертвым).
Некто Татаров, кажется, нефтяник по специальности, вернувшись к тому времени из Тюмени и хорошо представлявший перспективы, скрывающиеся в чеченской нефти, имея, по всей видимости, грандиозные планы, решил организовать «Чеченскую нефтяную биржу». На Старопромысловском шоссе было найдено подходящее здание бывшего НИИ, сделан ремонт, установлена кое-какая оргтехника, и даже выпустили акции, кое-что из них успев продать, в результате обманув недальновидных вкладчиков.
Дальше же этого дела Татарова не пошли: что бы он ни предпринимал, оказывалось, что бьется как рыба об лед. А в его задумки входило: распоряжение квотами на экспорт чеченской нефти и выдача лицензий на это право. Сейчас-то он понимает, что «губу раскатывал» понапрасну на лакомое, а тогда пребывал в нервозном состоянии, временами впадая в полное уныние. У меня были знакомые из приближенных к нему, которые информировали меня об обстановке на бирже. Как-то Татаров в сердцах, с отчаяния, сказал близким: «Видимо, у меня ничего не получится, пока не свяжусь с «мафией»!». В скором времени после этого мне передали, что Хан заезжал на биржу, осмотрел, выбрал кабинет и назначил день презентации, в который туда сразу же приехали Д. Дудаев, З. Яндарбиев с охраной и со всем кабинетом министров. После этого дела на бирже пошли, но, конечно, не у Татарова, не у кого- либо, а у Хана.
Однажды, проезжая мимо, я зашел в здание и увидел следующую картину: на втором этаже в приемной сидела с растерянным видом ничего не понимающая секретарша, справа от нее находилась дверь с надписью: «Директор нефтяной биржи», оттуда иногда выходил Татаров, явно осознающий свою роль «зиц-председателя», осматривал, с почти затухшей надеждой, толпу ожидающих в коридоре, не обращающую на него ни малейшего внимания. И уныло заходил обратно, для придания хоть какой-то значимости своей персоне, на ходу бросив секретарше, чтобы подала ему кофе. Посетители, терпеливо ожидая, следовали в дверь слева от секретарской, туда, где не было никакой надписи.
Я прошел, не обращая внимания на удивленный взгляд женщины, и открыл дверь, ведущую не просто в кабинет, а в огромную залу. За пустым столом, с одним лишь телефоном, сидел Хан, а напротив — несколько посетителей с заискивающим видом. Увидев меня, он встал, зазывая, в то же время делая жест пришедшим удалиться. Немного переговорив, кое-что весело вспомнив, я поведал Хану о тайных чертыханиях Татарова по поводу непродвижения дел на бирже без обращения к «мафии». На что Хан со смехом ответил: «Ну вот, сейчас он и связался».
