Владимир Мальсагов - Русская мафия — ФСБ
Когда же я, прослушав его ораторские упражнения, заметил, что коммунистам и в Москве будут только на руку подобные заявления, а тем паче действия, чтобы выставить все происходящее в ЧИАССР в негативном свете, развяжет руки для ввода армии, — Джохар сделал этакий разворот в своей речи, что называется — «технично съюзил в требуемую колею», и как ни в чем ни бывало продолжил: «И я об этом говорю, — не стоит! Молодежь горяча, порывается на крайние меры, но мне удается ее сдерживать, хоть и с большим усилием. Я молодежи говорю, что «партократов» необходимо судить по закону, и мы это сделаем! Вот, — тут он указал на объемную синюю папку, лежащую на заднем сидении, — тут у меня все на них собрано, все задокументировано, и завтра же я вылетаю в Гаагу, где мы их будем судить в Международном Трибунале! Завтра же!». Убедительно?
Может быть, — но только для крайне неграмотных и забитых деревенских людей. Впрочем, именно на такую аудиторию были рассчитаны все его речи и действия.
Внезапно прервав свой спич, Джохар неожиданно, безо всякого перехода, спросил: «Где отец?». «У нас, в селе», — ответил я. «Каком селе?» — переспросил он. «В нашем. А ты из какого?» — немного удивленно ответил я. Ведь село было у нас одно — Старый Ачхой, где жили многие наши родственники и его старший дядя Султан. Тут стоит заметить, что у чеченцев в обычае называть свое родовое место, даже когда (что довольно часто можно встретить) представляется человек, всю жизнь проживший вдали, в каком-либо городе, и ни разу не бывавший на родном месте предков.
Наш род, как и Дудаевых, из Ялхороя, но во время высылки почти все села в горах были уничтожены советскими войсками, как и рядом находившийся Хайбах, и люди переместились в другие села, где уже ранее проживали их близкие. Наш дед Габис еще до высылки имел домовладение в Старом Ачхое; туда же переехали и многие родственники Дудаева. Султан, на это время — старейшина их рода, жил напротив мечети. В первую войну в его доме, с автоматом, при полном вооружении и с инкрустированным топориком, отточенным с двух сторон, как тамагавк Чингачгука (на случай рукопашной), держал оборону Сулейман Дудаев, сын Сагарби.
…Джохар, хоть и старался этого не выказать, заметно сконфузился, но тут ему на помощь ловко пришел Магомед, сидевший за рулем, и тактично пояснил Джохару, что это его упущение, — он запамятовал, а знал о проходящем в Старом Ачхое «Мовлиде», где собрались все уважаемые старейшины из разных сел. Мовлид проходил в доме нашего отца, и Джохару неожиданно повезло, так как все, чья поддержка была ему необходима, собрались в одном месте на этом религиозном обряде, и у него открывалась замечательная возможность обратиться и показаться перед всеми сразу. К тому же после обряда, обсудив все услышанное, разъедутся по своим селам, где, поделившись новостями, станут невольными агитаторами, а у Д. Дудаева было в планах встретиться с отцом и уговорить его собрать старейшин, — тут же складывалось все как нельзя лучше и сразу.
«Поехали туда», — сказал он. Я же, признаюсь, поступил не очень учтиво, к тому же было неинтересно слушать его демагогию, понимая всю фальшь; принимать в этом участие с видом молчаливого «болванчика». А тут меня еще и ожидало куда более интересное мероприятие, и, зацепившись за слова Магомеда, найдя в них выход из этой ситуации, я выпалил: «Да! Вот он хорошо знает, где все. Поезжайте! Я же, не обессудьте, останусь, тут дела у меня кое-какие».
Джохар поехал в Старый Ачхой, по дороге купил барана в преподношение, и удачно обозначился перед собравшимися там старейшинами, произнеся речь, из которой последние поняли, что плохое — это плохо, а хорошее — это хорошо. Так как «клику Д. Завгаева» в республике никто не любил, кроме «надтеречных» — его земляков и его приближенных, то все поняли, что заворовавшаяся «клика обкома КПСС» во главе с Д. Завгаевым — плохие, а вот что конкретно предлагает Дудаев, было не особенно ясно, и про Гаагу далеко не все знали, тем более о возможности и методике подачи туда заявлений на судебное разбирательство.
Просто уж очень убедительно и грозно звучало «Международный Трибунал» в Гааге — для людей, перенесших множество невзгод, горя и лишений, расстрелов и высылки от Советской власти, и так желающих еще верить в какую-либо справедливость на этой земле, мечтающих увидеть наконец счастье своего народа.
Так и получил Джохар Мусаевич поддержку среди самых уважаемых, а вслед — и значительной части народа. В 1991 году Дудаева выбрали Президентом Чеченской Республики. И до, и после выборов много занимательного происходило в Чечне, но остановлюсь лишь на необходимом для более четкого прояснения картины всего складывающегося там, и опуская самое важное — страницы войны.
Глава 17. Дудаев и Яндарбиев. Подключение Хана к политической кухне в Грозном
Сначала Россия вывела войска, оставив приличную часть техники и вооружения, большое количество из которого сразу же попало в Южную Осетию и Абхазию и, замечу, свободно переместившись по территории России в суверенную Грузию. Как это могло произойти? Значит, так было нужно Кремлю.
Позже были поспешно и незаметно отправлены почти все сотрудники КГБ, и необходимое из техники и оперативных дел вывезено, а потом команда человек из 26, что начинал формировать Ш. Басаев, захватила практически пустое здание КГБ. Перед штурмом была дана команда Яндарбиевым — захватить здание, те помещения, где находятся папки с делами и оружие — опечатать, охраняя и ничего не трогая. Когда дворец был занят, Яндарбиев лично загрузил и вывез все дела, и многие из присутствовавших там невольно удивились его поспешности и говорили, что, видимо, беспокоится, как бы его собственный компромат не попал в чужие руки.
Как бы то ни было, он вывез всё, а на требование народа опубликовать все данные и рассекретить агентов КГБ, ответил, что, мол, там столько грязи, которая может вызвать раздор и даже убийства среди народа. А сам, шантажируя, стал удачно манипулировать агентами, но уже в своих интересах.
Подоспевший вместе с ним к зданию Беслан Гантемиров кинулся к хранилищам оружия и вывез несколько «КАМАЗов» с ним, где встречались довольно редкие образцы спецоружия как системы «Стечкина» с глушителями, а также спецтехника для прослушивания и тайного наблюдения. Большое количество оружия он продал, вывезя в Южную Осетию.
В то время Гантемиров был в одной упряжке с Дудаевым и Яндарбиевым, и разлад пошел лишь тогда, когда он стал создавать собственную армию, одев ее в турецкие куртки и прибалтийскую униформу. Вооружив, стал требовать себе все больше «места у кормушки», вечно считая, что обделен, ему мало достается, — пока амбициозно не перешел в прямое противостояние, захватив здание «Дворца пионеров» и Райкома Комсомола. «Абхазский» батальон (чеченцы, принимавшие участие в боевых действиях в Абхазии), посланный Джохаром, подогнал пару танков и, выстрелив болванками по этим зданиям, быстро подавил вооруженный мятеж. Гантемиров был ранен в руку, кое-кто из его родственников погиб, а также погибли некоторые из числа его сторонников.
После этого Гантемиров перебрался в свое село Гехи, где устроил базу так называемой «оппозиции Дудаеву», и, подкрепляемый деньгами, оружием со стороны российских спецслужб, и при поддержке вертолетов без опознавательных знаков, вдруг неизвестно откуда появившихся над Грозным, проводил кровавые террористические акции. Так, «гантемировцы» обстреляли пост ГАИ на въезде в город, убив милиционеров. В другой раз — часть людей Гантемирова зашла в Старую Сунжу, другая двигалась со стороны Шатоя (в Октябрьском районе), и они захватили базу Военторга и территорию 15-го Военного городка, в то время практически не охраняемую. Они взорвали несколько административных зданий, и были жертвы.
Можно вспомнить первую провокацию ФСК, когда 26 ноября 1994 года российские танкисты из Кантемировской дивизии вошли в город на танках, помеченных белой краской, под видом оппозиции. Они были уверены, что при виде танков дудаевцы сразу сдадутся, и народ примкнет к «оппозиции», так как, со слов Гантемирова, Хаджиева, Автарханова, чеченцы только и ждали «освобождения». Однако колонна, вошедшая в город, была практически полностью уничтожена даже не какими-то боевиками, а пацанами, и оставшиеся в живых оккупанты сдались в плен.
Появление танковой колонны обычно парализующе действует на «необкатанных» еще войной людей и внушает панический страх. Но молодые ребята, преодолев этот страх и фактически учась — на противостоянии танкам — владению гранатометами, стали сжигать их «как спичечные коробки» (выражение Д. Дудаева). Первый танк был подбит на углу проспекта Победы и проспекта Орджоникидзе, наискось от Президентского дворца. Башня от взрыва боекомплекта, находившегося внутри танка, пролетела по воздуху не меньше 30–40 метров. И эта махина упала на красивые бетонные плиты дворца и, проломив их, вошла в землю метра на два. Только ствол торчал наружу; от танкиста ничего не осталось, кроме… полового члена, прилипшего изнутри на броне перевернутой башни.
