Геннадий Гудков - За что меня невзлюбила «партия жуликов и воров»
Н. Болтянская: Но получается, что есть на сегодня слово журналиста Соколова против слова Бастрыкина. И понятно, что доказательства вряд ли можно найти.
Г. Гудков: Хинштейн заявил о том, что главным доказательством является биллинг телефонных переговоров и нахождение телефонов, поэтому можно установить путь этих мобильников, были ли они в одном месте, в лесу. Можно этот факт установить. А все остальное, конечно, это слово.
Н. Болтянская: Недавно был разговор, чтобы вы сдали мандат, потому что одной рукой вы используете иммунитет неприкосновенности, а другой рукой раскачиваете лодку.
Г. Гудков: Наоборот, я ее поддерживаю. Ее раскачивают другие. Я использую мандат для того, чтобы говорить правду, другую точку зрения, которая имеет право на жизнь — это да. То, что я раскачиваю лодку — наоборот, стараюсь сохранить ее в нормальном русле. В отличие от тех, кто ее действительно раскачивает.
Н. Болтянская: Но вы участвуете в акциях.
Г. Гудков: И что, это запрещено?
Н. Болтянская: Не рекомендовано.
Г. Гудков: А Конституция гласит, что мы имеем такие права — мирно собираться на шествия. И я уже говорил, что поправки в закон о митингах разрушают Конституцию РФ, точно уничтожают 31-ю статью. Но я все равно не совершаю ничего противозаконного — пока не перешел дорогу в неположенном месте.
Н. Болтянская: «Юридически вас могут лишить мандата», — Анна с Болотной площади спрашивает.
Г. Гудков: Только если осудят по уголовной статье и приговор вступит в законную силу. Или мы сами откажемся от мандатов — нам сделают такое предложение, от которого мы не сможем отказаться.
Н. Болтянская: Например?
Г. Гудков: В заложники возьмут членов семьи. Но надеюсь, что этого не произойдет.
Н. Болтянская: «Вы — долгосрочный проект КГБ?»
Г. Гудков: Конечно, — который начался еще в 1956 г., 15 августа будет ровно 56 лет этому проекту.
Н. Болтянская: Планируете следующую акцию типа вчерашней?
Г. Гудков: Мы планируем завтра провести Оргкомитет по разбору полета и начать вырабатывать механизм формирования координационного совета оппозиции России для того, чтобы митинги готовились не на коленке, не в последние дни, чтобы они были более осознанными, осмысленными, содержательными, эмоциональными — в хорошем смысле этого слова, чтобы были продуманы, в том числе, все технические детали. Митинг на коленке готовился, — разрешение получили за три дня. Кто что мог, тот и сделал. Спасибо ребятам, которые взяли на себя подготовку сцены, экранов, выстраивание колонн, флаги, транспаранты. На самом деле была огромная невидимая глазу работа проделана. Я в этот раз больше сачковал, — участвовал, но не так активно, как в прошлые разы. Поэтому хочу поблагодарить тех, кто вложил свой труд, душу в подготовку митинга, который прошел на высочайшем мирном и организационном уровне.
Н. Болтянская: Сколько можно? Начиная с декабря лозунг митингов был связан с проведением нечестных выборов, и на сегодня получается чушь собачья — акции разрешают, или долго согласовывают, или устраивают какие-то провокации, — и ничего не меняется.
Г. Гудков: Что значит — не меняется?
Н. Болтянская: А что меняется?
Г. Гудков: Страна меняется. Сегодня, несмотря на жесточайшие репрессии — слава богу, пока не стреляют, но уже начали сажать, — выходят сотни тысяч людей. Это что, мало? Еще год назад, 13 июня 2011 г. митинг в 3 тысячи человек считался невероятным успехом — всего год назад. Первый митинг «за честные выборы», который я старался сделать на межпартийной основе — правда, не все получилось, — собрал 800 человек на Болотной площади 26 ноября 2011 года.
Н. Болтянская: «Вы призываете к свержению власти — вам плевать на жертвы?»
Г. Гудков: Нет, я призываю к смене власти, а не к свержению. К свержению я пока не призываю, не доводите меня до этой точки кипения.
Н. Болтянская: А что касается жертв?
Г. Гудков: Каких? В Грузии есть жертвы? И есть много стран, где нет жертв. Даже большевистская революция не была кровавой с точки зрения жертв — не было жертв, перестрелки и горы трупов, как у нас это было 4 октября 1993 г., когда в автобусы трупы грузили и вывозили — мне об этом рассказывал Александр Гуров, думаю, в его словах не стоит сомневаться. Революции 17-го года, одна и вторая, были бескровными.
Н. Болтянская: Ну да, жертвы были потом.
Г. Гудков: Потом Аннушка разлила масло — по Булгакову.
Н. Болтянская: Не дай бог, произошла бы вчера история с членовредительством. Как вы себя сам чувствуете? Вы свою ответственность за подбитый у кого-то глаз ощущаете?
Г. Гудков: Безусловно.
Н. Болтянская: И что дальше?
Г. Гудков: Нести дальше. Либо мы сейчас мирными протестами попытаемся поменять курс истории, спасти страну от катастрофы, либо отсрочим это дело на какое-то время и уже потом точно будем воевать друг с другом, держать друг друга на планке прицела, швырять гранаты, палить из орудий — как уже дважды была попытка в 1991 и 1993 гг. Хотите такого варианта? Давайте определимся, что лучше — идти мирным путем, мирными акциями, либо готовиться к гражданской войне, которая неизбежно будет в результате краха государства и краха этой системы управления.
Н. Болтянская: Многие, кто по вашему призыву выходят на акции, в большей степени рискуют оказаться жертвой полицейской дубинки, чем вы.
Г. Гудков: Дубинки — да. Но я теряю больше, чем удар дубинкой по голове.
Н. Болтянская: Докажите.
Г. Гудков: Докажите? Я отказался от карьеры, от состояния, которое мне предлагали, мой дохлый бизнес разрушают до основания, а мы его создавали 20 лет, — занимали деньги на печать, регистрацию, ксерокопирование документов в 1992 году. Я теряю перспективу. У меня сын подставляется по полной программе, члены моей семьи оказываются под атакой — я ничего не теряю? Со мной работает наружка, прослушка, и прочее, меня пытаются компрометировать, хорошо, что еще не говорят, что я пью кровь невинно убиенных младенцев по утрам.
А другие еще хуже — на других заводят уголовные дела — тот же Навальный, Удальцов, вызывают в Следственные комитеты, Собчак держат в неглиже по несколько часов, на позорище власти. Все находятся в зоне риска. Организаторы, лидеры оппозиции находятся в большей зоне риска. Тот же Володя Рыжков — у него какое-то странное заболевание. Врачи говорят, что такие формы должны лечиться за две недели, а у него уже полгода не проходит, и ничего сделать врачи пока не могут. А может, это спецпрепарат?
Н. Болтянская: Кто, где, куда, каким образом?
Г. Гудков: Ну, у нас и полоний тоже используется иногда. А может, спецпрепарат, может, спецяд, может, еще что-то? А может, и нет, Может, глюки.
Н. Болтянская: Но любой человек, получивший дубинкой, может не встать после этого.
Г. Гудков: А организатор может получить тюрьму, расправу, полоний в чашку чая — все, что угодно.
Н. Болтянская: Вы видели сегодняшнее заявление Ильи Пономарева по поводу дождя, в котором аномально высокое содержание йодистого серебра — он намекает на своих друзей-химиков, и говорит, что дождик вчера могли приманить.
Г. Гудков: Да ладно. Теоретически это возможно, но думаю, что никто бы подобного делать не стал. Там еще стояли и ребятки из МВД, которые кроме фуражек никакой защиты не имели. Не дай бог, выплывет — ОМОН такие штуки власти не простит.
Н. Болтянская: «Вы ввергаете Россию в митинговую вакханалию».
Г. Гудков: Не мы. Не надо ставить телегу впереди лошади. Лошадь — это узурпация власти, ее монополизация, — так было при царе, Сталине и Брежневе. И именно монополизация власти, застой, деградация политической элиты доводит страну до кризиса. Народ выходит на улицы потому, что безобразная система управления, а не наоборот, сначала выходит народ на улицы. Страну всегда разрушает власть.
Я всегда говорил, что деградация политической элиты в КПСС не могла не довести страну до трагедии. Вот она и довела. Сегодня идет деградация политической правящей элиты при Путине. И это уже привело к массовым выступлениям. Можно подумать, что люди вышли просто так, от фонаря, а не потому, что власть сфальсифицировала выборы, Чуров награжден за эти махинации, — он сидеть должен, а он в Кремле сидит на всех приемах. Ходит с орденами и медалями. Потому что власть поощряет тех, кто совершает преступления, что, терпеть это? Я не буду. Либо мы договариваемся до политической реформы, либо как получится.
