Без демократии не получится. Сборник статей, 1988–2009 - Егор Тимурович Гайдар
Военно-промышленный комплекс, аграрное лобби, объединения отраслей, требующих субсидий и таможенной защиты, вкладывают слишком много усилий, денег, времени в обеспечение своей доли средств налогоплательщиков, чтобы их можно было так просто оттеснить от государственного пирога. В начале работы свобода маневра у правительства обычно больше. Потом она сокращается под грузом ответственности за непопулярные решения, компромиссов, выбитых обещаний. Вот почему в январе — марте мы пытались в полной мере использовать отпущенное политическое время, чтобы сделать деньги работающими и дефицитными, сцепить шестеренки рыночного механизма.
Вопрос о том, в какой мере российская экономика оказалась восприимчива к финансовому регулированию, просто обречен стать предметом многолетней дискуссии специалистов. Не вступая сейчас в профессиональную полемику, выскажу лишь свою точку зрения.
Реакция, ослабленная многолетним отсутствием рыночного опыта, стойкостью стереотипов дефицитной экономики, была замедленной, а иногда аномальной. Ценовой скачок января существенно превзошел уровень, который можно было прогнозировать из финансовых соображений. Даже в условиях нарастающей ограниченности спроса мощное влияние на развитие событий оказывала инфляция затрат. Предприятия, обеспечивая экспансию взаимных кредитов, поддерживали темпы роста цен, существенно превышающие прогнозные.
И все же в принципиальных моментах народное хозяйство отреагировало адекватно. Резкий скачок цен в январе с февраля сменился последовательным падением месячных темпов их роста. Раньше всего со спросовыми ограничениями столкнулись предприятия, выпускающие потребительскую продукцию. Затем по цепочке проблемы с реализацией пошли вниз, охватывая базовые отрасли. К лету даже для гордых металлургов — распорядителей дефицитнейшего ресурса, еще зимой всерьез грозившего заменить собой деньги в производственном обороте, — проблема реализации становится доминирующей. Круг распределяемых ресурсов быстро и без видимых усилий сжимается, а весь широчайший спектр требований к правительству постепенно сменяется одним, зато предельно настойчивым: дай денег!
Жалобы и сетования на всеобщий дефицит мягко, как бы сами собой переходят в стоны по поводу затоваривания. На смену ресурсоограниченной, командной, бартерной экономике приходит все еще крайне неэффективное, опутанное традициями иждивенчества, все еще огосударствленное и монополизированное, но уже денежное в своих основах хозяйство.
Нет больше проблем ни со строительными мощностями, ни с материальными мощностями, ни с техникой. Чтобы реализовать любые экономические проекты, не хватает сущей безделицы, того, о чем раньше и говорить-то всерьез не приходилось, — рублей. Подавляющее большинство директоров промышленных предприятий, будучи квалифицированными, неглупыми людьми, не могут не понимать, что, если поддаться этому давлению, щедрой рукой закачать миллиарды рублей в народное хозяйство в меру аппетитов всех и каждого предприятия, сразу снова не окажется ни мощностей, ни материалов, ни техники. Но это в общем, а каждый требует для себя, для своего предприятия, коллектива, отрасли, задыхающихся от безденежья. И тут опять частное приходит в противоречие с общим. Дать деньги каждому — значит убить деньги всех.
Экономический кризис имеет свою логику развития. Чтобы затормозить инфляцию, укрепить рубль, приходится свертывать военные заказы, централизованные капитальные вложения. Падает спрос на потребляемые в оборонных и инвестиционных отраслях ресурсы. Они медленно, постепенно перераспределяются на другие нужды.
Спросовые ограничители в такой огромной и инерционной экономике, как российская, действуют с известным временным лагом. Они стали все сильнее сказываться на динамике производства летом, когда многие оборонные предприятия, выработав за первые месяцы годовой заказ, отправили рабочих в вынужденные отпуска. Оказались забитыми склады производителей машиностроительной продукции.
Руководители предприятий, выпускающих потребительские товары, хором жалуются на нарастающие проблемы со сбытом. Запасы в торговле и промышленности возросли в несколько раз. Проблемы сбыта для тех, кто не может их решить, оборачиваются свертыванием производства и занятости.
Безработица пока растет медленно. Но не стоит обольщаться: ее потенциал накапливается, и с осени усугубление проблем занятости неизбежно. Сам характер забот, доминирующих в общественном сознании, явно меняется. В списке жизненных приоритетов россиян место товарного дефицита, невозможности достать продукты постепенно занимает неуверенность в сохранении своего рабочего места. Для руководителей предприятий главной заботой становится неуверенность в реализации продукции, а значит, в сохранении производства.
В декабре 1991 года после долгих и мучительных споров в Министерстве торговли о том, какую долю дефицитнейшей продукции разрешать оставить на свободную реализацию, ко мне пришел директор большого завода. На его взгляд, чтобы выжить, заводу нужно было лишь одно — гарантия права самому ею распоряжаться. Получив твердое обещание решить этот вопрос в ходе начинающейся реформы, горячо поблагодарил, а уходя, посмотрел на меня с жалостью, как на обиженного богом и явно не представляющего себе, как на самом деле устроен этот мир. К марту его завод с трудом справлялся с недостатком спроса.
Заработавший рубль резко повысил степень управляемости экономики. Подавляющее большинство локальных проблем оказываются решаемыми. Выяснилось: чтобы завезти овощи в Москву или строительные материалы в Тюмень, не нужно проводить массовые накачки, вызывать на ковер провинившихся директоров и местных руководителей, биться в административном экстазе — достаточно оперативно выделить финансовые ресурсы.
Катастрофы не будет
Постепенно Россия обретает набор инструментов, позволяющих ей проводить осмысленную экономическую политику.
Самым сложным было установление контроля над денежным обращением. Потребовалось по меньшей мере полгода, чтобы ввести в банковскую систему изменения, позволяющие предотвратить хаотический выброс эмитированных в других республиках безналичных рублей на российский рынок. Сейчас такой механизм наконец вчерне сформирован, он открывает широкие возможности маневра — от создания эффективного и тесного банковского союза с теми, кто этого пожелает, до цивилизованного развода денежных систем.
Стабилизация рубля, при том что контроль за денежным обращением остается в руках центральных органов, укрепила позицию Федерации в отношениях с регионами. Именно рубль стал главным тараном, пробившим бреши во внутрироссийских межобластных таможенных барьерах, грозивших полностью парализовать товаропотоки. Центробежные силы, которые осенью прошлого года, казалось, вот-вот разорвут Россию на части, постепенно стали сменяться центростремительными. Постепенное преодоление вызванного крахом союзных структур кризиса легитимности, овладение новыми рычагами экономического управления, формирование и организационное укрепление республиканских силовых структур — от таможни до армии — позволило России выйти из тупика политического бессилия, шаг за шагом занять позицию влиятельного арбитра в делах ближнего зарубежья. На смену осенним неудачам приходят успехи в стабилизации положения в Южной Осетии, Приднестровье.
Сейчас не боюсь катастрофы. При сохраняющихся серьезнейших экономических и социальных проблемах страна управляема, рынок заработал, голод не предвидится. Начавшийся процесс структурной перестройки будет болезненным, но через него все равно придется пройти. Механизм приватизации запущен — задействованы мощные интересы, теперь трудно повернуть назад. Центр тяжести в выборе путей развития смещается со вчерашнего вопроса о том, идти ли в рынок (думаю, даже наши серьезные оппоненты не заинтересованы в том, чтобы безудержной кредитной эмиссией
