Человек после общества. Антология французского анархо-индивидуализма начала XX века - Ан Ринер
Не важно нравится ли нам это или нет, но здесь мы приходим к пониманию того, что анархизм неспособен примирить между собой два противоположные понятия: общество и индивидуальную свободу. Понятие же «свободное общество», о котором мечтает анархизм, является уже противоречивым в силу того, что состоит из противоположных друг другу терминов. Это не понятие, а лишь «деревянное железо» – палка без конца. Размышляя об анархистах, Ницше писал: «Их программный лозунг “свободное общество” читают уже на всех столбах и стенах. Свободное общество? Да! Да! Но знаете ли вы, господа, из чего его строят? Из деревянного железа! Из прославленного деревянного железа! И даже еще не деревянного...»52. Индивидуализм откровеннее и честнее, чем анархизм. Индивидуализм ставит государство, общество и ассоциацию в один ряд. Выстроив же их в один ряд, он, как только подвернется возможность, тут же выбросит всех этих угнетателей личности за борт. Как писал Виньи: «Всякая ассоциация грешит все теми же недостатками, что и всякий монастырь».
В какой степени индивидуализму свойственна антисоциальность, в такой же ему свойственна и имморалистичность, хотя даже это не является правдой в полной мере. Например, для Виньи пессимистический индивидуализм вполне себе может сочетаться с возвышенным, строгим и чисто моральным стоицизмом. Но при этом даже у Виньи мы находим определенные нотки имморализма: склонность к деидеализации общества, отделение и противопоставление друг другу таких явлений, как общество и мораль, а также видение общества как источника трусости, тупости и лицемерия. «“Сен-Мар”, “Стелло” и “Неволя и величие солдата” (что было прекрасно замечено) — в самом деле, что-то вроде песни своеобразной эпической поэмы о разочаровании; но я разрушу и растопчу лишь иллюзии, относящиеся до дел общественных и мнимых; на этих обломках, из этой пыли я подыму и возвеличу святую красоту воодушевления, любви, чести...»52. Индивидуализм Виньи вполне себе имеет место, несмотря на то что для таких индивидуалистов, как, например, Штирнер или Стендаль, индивидуализм является имморализмом — без каких-либо моральных принципов и сдерживающих императивов. Анархизм же пропитан чем-то вроде «вульгарного морализма». Анархистская мораль, хотя и является тем, что отрицает обязательства и санкции равно остается моралью. Можно даже сказать, в сущности, эта мораль христианская, за исключением лишь определенных апокалиптических и пессимистических аспектов христианства. Анархист полагает, что добродетели, необходимые для достижения социальной гармонии, будут естествен процветать сами по себе. Будучи противником всякого принуждения, анархизм доходит даже до тоге что гарантирует ленивому право на потребление чего-либо из общих ресурсов тогда, когда ему заблагорассудится. При этом анархист яро убежден в том, что в будущем обществе ленивых людей будет мало или же не будет вовсе.
~
Оптимистический, идеалистический, заряженный гуманизмом и морализмом анархизм является социальным догматизмом. Он является «делом» именно в том смысле этого слова, которое ему придал Штирнер. «Дело» — это одно, а простое индивидуальное миросозерцание — другое. Дело подразумевает коллективную приверженность идее, вера в которую взаимно разделяется людьми. Подобное чуждо индивидуализму, так как по своей сути он является антидогматичным и слегка склонным к прозелитизму учением. Это учение с радостью сделало бы изречение Штирнера своим главным девизом: «Ничто — вот на чем я построил свое дело». Настоящий индивидуалист не беспокоится о том, чтобы примирить свой собственный взгляд на жизнь с обществом. Какая была бы польза от этого? Omne individuum ineffabile (с лат. «Всякая личность невыразима»). Будучи убежденным в существовании огромного разнообразия различных темпераментов и в бесполезности общих правил, индивидуалист с радостью повторил бы за Дэвидом Торо: «Я ни в коем случае не хочу, чтобы кто-либо следовал моему примеру; во-первых, пока он этому научится, я, может быть, подыщу себе что-нибудь другое, а во-вторых, мне хотелось бы, чтобы на свете было как можно больше различных людей и чтобы каждый старался найти свой собственный путь и идти по нему, а не по пути отца, матери или соседа»53.
Индивидуалист знает, что существуют те, кто невосприимчив к индивидуализму, и что было бы нелепо хотеть и пытаться убедить их стать индивидуалистами. В глазах мыслителя, пребывающего в гармонии со своим одиночеством и независимостью и являющегося созерцателем, чистым адептом духовной жизни, каким был, например, Виньи, социальная жизнь и ее беспокойства кажутся чем-то искусственным, фальшивым и лишенным каких-либо искренних и глубоких чувств. И наоборот: те, кто из-за их собственного темперамента чувствуют острую нужду в социальной жизни и активности, те, кто вбрасывают себя в самую гущу событий, те, кто проявляют крайнюю заинтересованность в политических и социальных делах, те, кто верят в достоинство определенных организаций и групп, те, кто всегда своими устами безостановочно повторяют слова «Идея», «Дело» и те, кто верят в то, что завтрашний день принесет что-то новое и прекрасное — все эти люди обречены не понимать и презирать проницательных мыслителей, вынужденных преклоняться перед тем, что Виньи назвал «бороной толпы». Духовная внутренняя жизнь и социальная активность являются взаимоисключающими вещами, которым не дано быть вместе. Для того чтобы ясно увидеть эту противоположность, следует, с одной стороны, прочитать такие произведения, как «Афоризмы житейской мудрости» Шопенгауэра, эту библию созерцательного, неповинующегося и трагичного индивидуализма, дневник Амьеля или «Дневник поэта» Виньи, а с другой — Малона, Реклю или Кропоткина. И лишь постигнув эти две противоречащие друг другу философии и сопоставив их, мы сможем ясно увидеть ту пропасть, что разделяет эти два типа души.
Если бы кто-нибудь спросил о том, каковы наиболее выдающиеся черты догматизма анархизма, можно было бы ответить, что первой и наиболее значительной из таких черт является интеллектуализм или сциентизм. Какими бы ни были различия между ортодоксальным марксизмом и традиционным анархизмом, мы можем рассматривать их под тем углом, под которым это делал Эдуард Берт, утверждающий, что эти два учения являются «двумя расходящимися, но дополняющими друг друга сторонами одной и той же социальной психологии — крайне интеллектуалистской и рационалистической социальной психологии, которая преобладала в мире во второй половине прошлого века»54. Что хорошо характеризует анархизм, так это его вера в науку. Анархисты в целом являются великими почитателями и страстными приверженцами науки. Эта вера выражается также в убеждении, что благодаря науке можно построить разумное общество. Развивая свою мысль, Берт пишет: «Никто не предан Науке более страстно и никто не верит в ее достоинства или же в саму веру в ее достоинства сильнее, чем анархо-индивидуалисты. Они всегда противопоставляли Науку
