Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №25 от 21.06.2011
После освобождения Белоруссии от фашистов Д.К. Корнеев участвовал в восстановлении народного хозяйства этой республики. В 1953 году переехал в Москву, окончил педагогический институт им. Н.К. Крупской, преподавал историю в школах. В 1967 году Дмитрий Корнеевич был назначен директором новой школы №384, в которой создал прекрасный музей имени героев Брестской крепости и партизан Белоруссии, являющийся одним из лучших в Москве. Д.К. Корнеев длительное время возглавлял Совет ветеранов 4-й армии Западного фронта, встретившей немецко-фашистское нашествие 22 июня 1941 года в районе Бреста. 17 ноября 2010 года сердце пламенного патриота перестало биться.
Все меньше и меньше становится живых участников Великой войны, среди них тех, кто встретил полчища немецко-фашистских захватчиков 22 июня, осталось совсем мало. Великая благодарность им от ныне живущих.
Н.В. ШЛЯПНИКОВ, председатель Совета ветеранов 331-й Брянской Пролетарской стрелковой дивизии
Об авторе: Шляпников Николай Васильевич, гвардии полковник в отставке.
Родился 19 июля 1923 г. в городе Кузнецк Пензенской обл. в семье рабочего. 18 июня 1941 г. закончил 428 сш г. Москвы. С 11 июля по 17.октября 1941 г. работал слесарем-сборщиком на заводе №266 им. Лепсе наркомата авиационной промышленности (Москва).
24 октября 1941 г. был призван в ряды Красной Армии. После обучения в запасном полку во второй половине декабря 1941 г. был направлен в Действующую армию, принимал участие в боях на Западном фронте при освобождении Волоколамского, Шаховского районов Московской области и Кармановского района Смоленской области, а также в боях под Ржевом в составе 331 и 88 сд. Дважды тяжело ранен. После окончания 2-го Ленинградского военного пехотного училища командовал учебным пулеметным взводом в 50-й литовской запасной стрелковой дивизии. Готовил сержантов для фронта (Литва).
После окончания войны продолжил службу в Вооруженных Силах на командных и политических должностях в стрелковых, мотострелковых и ракетной дивизиях.
В 1968 году по состоянию здоровья был уволен с военной службы, работал на Московском телевизионном заводе и в др. организациях.
С 1996 г. председатель Совета ветеранов 331 сд, с 2003 г. работает в Московском Комитете ветеранов войны. С 2007 г. председатель Объединенного совета ветеранских организаций общевойсковых объединений и стрелковых соединений №2, член бюро МКВВ. Автор книги «Нас 331-я сплотила», брошюры «Мы из 331-й» и более 60 статей о боевых действиях в Великой Отечественной войне и о своих однополчанах.
Награжден 3 боевыми орденами и 26 медалями.
ВОЙНА МОЕГО ДЕТСТВА
Разрывы редких мин. Ружейная пальба.
Надсадный плач детей.
Тоскливый рев скотины.
На сотни вёрст горят созревшие хлеба, -
Ни горше, ни страшней
не видел я картины.
Виктор Кочетков, «Июль 41-го года»
70-я годовщина начала Великой Отечественной войны. Всё меньше остаётся участников тех ужасных событий. Тем, кто встретил Великую Отечественную войну 15-17-летними, уже под 90 лет, а тем, кто завершал её в этом возрасте – за 80. Есть ещё один слой участников той страшной войны, пока не востребованных пропагандой, но переживших все ужасы её – это дети военной поры, рождённые после 30-го года прошлого столетия. Я не хочу просить для них «льгот», хотя они сегодня все пенсионеры – не отобрали бы последнее, а к этому уже идёт дело. К ним отношусь и я. Обычно нас никто не спрашивает и не публикует наших воспоминаний.
А ведь детская душа впечатлительна. Я не согласен с теми психологами-философами, которые утверждают, что дети не имеют страха перед войной. Они имеют свой, ещё неосознанный страх перед всеми ужасами, в том числе и военными, впечатления от которых остаются на всю жизнь. Детское стремление играть в войну обусловлено самой природой человека - защитить себя. Здесь детская фантазия выступает формирующим началом сильной, уверенной, способной справиться с любым врагом личности, а бывает и наоборот – воспитывается будущий агрессор. Игра в войну опасная вещь всегда, но страшнее пережить войну реально.
Те страшные четыре года сломали бесчисленное количество человеческих судеб, в том числе и детских. Война носила особый характер – она великая, потому что затронула жизнь всего Союза, народы которого проявили огромный героизм и встали на защиту Родины и всего человечества. К сожалению, многие молодые люди плохо знают историю своей Родины и не умеют извлечь из неё уроков, в этом и наша вина, потому что мы мало рассказываем о том времени. Человек без памяти становится неблагодарным существом, не умеющим ценить то, что было достигнуто с таким трудом, в том числе и детскими страданиями.
Дети не получали достаточного питания для растущего организма. Какие там молочные продукты! Хлеб пекли сами, а грубую муку получали на ручных мельницах собственного производства, если удавалось раздобыть зерна. В оккупации город спасала деревня.
Моя мама в возрасте 27-28 лет испытала тяготы, каких и врагу не пожелаешь, но именно враг вверг нас в них. На её руках были мы с братом (мне 6, брату 3 года на начало войны), отец инвалид, получивший тяжёлое ранение под Ленинградом, которого она к моменту оккупации Острогожска привезла из Вологды, скрывающийся в деревне, старики - за всех она была в ответе. Оккупация, хотя и недолгая, шесть месяцев, была тяжелейшим испытанием для взрослых и детей. Как маме удавалось вертеться, знает один Бог и мы, переживавшие очень её отсутствие по многим дням, когда она добывала зерно и картошку по деревням за последние вещи.
Один раз немцы окружили рынок, основное место нашего пропитания. Ждали машины-душегубки из Харькова, для которых готовили материал – невинных людей. Там была и мама. Их продержали двое суток без воды и еды, но слава советским партизанам и лётчикам – состав с этими страшными машинами-убийцами партизаны на перегоне Харьков – станция Алексеевка пустили под откос, а лётчики разбомбили его в пух и прах. Акция уничтожения жителей Острогожска была сорвана. А каково было нам, детям, которым бабушка и дедушка не могли объяснить – где мама? Вот так и ходили в оккупации наши родители по лезвию бритвы – ведь для оккупантов жизнь аборигенов ничто, тем более для фашистов, для которых все мы были недочеловеки. Мы, дети, не понимали происходящего, но чувствовали, что происходит что-то страшное.
Поэтому когда в наши дни я услышал от одного молодого человека, что машины-душегубки, концлагеря и прочие ужасы – это миф, меня всего затрясло от негодования.
Геноцид славянских народов осуществлялся многими методами, в том числе и голодом. С оккупированных территорий всё вывозилось в Германию. В оккупации от голода вымерли 4,1 миллиона человек. Голод больше всего сказывался на детях. Помню, когда впервые наелись, но это было связано с большим риском.
Напротив нашего дома наискосок через дорогу находилась усадьба МТС, в помещениях которой немцы устроили свои продовольственные склады. Туда не подпускали никого, даже вездесущих пацанов.
Зимой 1943 года, когда группировка немецко-венгерско-румынских войск попала в окружение (Острогожско-Россошанская наступательная операция 13-17 января 1943 года), началось паническое бегство оккупантов из Острогожска. Немцы не оставили склады, а, подорвав их, подожгли. Люди, измученные голодом, бросались в огонь, чтобы достать съестное. Устремилась в огонь и моя мама. Я стоял у самого огня, а она выбрасывала мне куски сала, сыр, макароны и снова бросалась в горящие развалины. Я пытался это богатство отнести домой, но по дороге всё отбирал боров-сосед, который при немцах держал лавочку, был их прислужником. Эта подлость отложилась в памяти на всю жизнь. Уже в 60-е годы прошлого столетия, приезжая в отпуск, я всегда при встрече выражал ему своё презрение. К сожалению, такие, как он, безбедно жили при немцах, не получили по заслугам и после нашей Победы… Изворотливость – их профессия. Почему это так, я понял, прожив большую нелёгкую жизнь. Опыт даёт истинное понимание жизни, но не жизненные блага. Добро и правда побеждают только в сказках, в реальности зачастую наоборот.
Последствия войны с её постоянным недоеданием сказывались и после Победы. Это особенно ощущал детский растущий организм. Поесть вдоволь хлеба было постоянным желанием. Мало кто помнит сегодня голод 1946 года. Мы, 10-12-летние, считали за лакомство лепёшки из жёлудёвой муки. Жёлуди собирали в лесу, дуба достаточно в Воронежской области, и сами мололи их на муку. До сих пор помню лиловый цвет этих лепёшек… Впервые я наелся конфет, и то не шоколадных, в 1950 году, когда уже работал в бригаде грузчиков, возившей товары из Воронежа в Острогожское отделение ТОРГа (торговое государственное предприятие). Мы, дети войны, рано созрели для труда. Учёба для нас была роскошью, но к ней мы стремились, не взирая ни на какую усталость.
