Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №25 от 21.06.2011
Вот, к примеру, густопсовые «десталинизаторы» - общество на иностранном содержании «Мемориал». На основании «исследований» «Мемориала» 16 апреля 2010 года «десталинизатор» Ганапольский огласил эфир радио «Эхо Москвы» истерикой якобы о том, как Сталин убивал 12-летних детей. Позвонил радиослушатель и засвидетельствовал о «Мемориале» следующее: «Вы знаете, ну, тема очень интересная – я сам русский немец. У меня в 1937 году застрелили деда просто за то, что у него нашли Библию на немецком языке. Самое смешное в том, что я написал, через «Мемориал» это нашел, прислали приговора копию. Вы знаете, самое смешное, что фамилии тех людей, которые его расстреливали, так называемая «тройка», были заштрихованы».
Понимаете, что делают «десталинизаторы»? Они валят все на Сталина, чтобы увести от ответственности (хотя бы моральной) тех подонков-судей, кто и осуждал невиновных. И защита судей, творивших беззакония, это не случайность, это давнишняя цель «десталинизаторов», еще в 50-х поставивших перед собой цель переподчинить судей «пахану» Хрущеву, которому они в тот момент лизали зад.
Возьмем, к примеру, дело о расстреле Еврейского антифашистского комитета. Его в перестройку подробно описал журналист А. Ваксберг, и вот что следует из его описания.
В начале 50-х годов НКГБ «обнаружил», что Еврейский антифашистский комитет превратился в «шпионский центр США». Пятнадцать человек из этого комитета «подтвердили» версию НКГБ, сознавшись в том, что они американские шпионы. 34 следователя под контролем 5 прокуроров собрали доказательства шпионской деятельности и передали дело в суд (Военный трибунал)
под председательством судьи Чепцова. И Трибунал приговорил всех, кроме одного, к расстрелу.
Но когда началась кампания клеветы на Сталина под видом «борьбы с культом личности», Чепцов начал утверждать, что он уже, дескать, на первых заседаниях начал сомневаться в вине подсудимых. (Суд шел больше двух месяцев.) Раз возникли сомнения, то, в зависимости от их степени, судья должен был либо оправдать подсудимых, либо вернуть дело следователям для поиска более серьезных доказательств и устранения противоречий. Но так поступил бы порядочный судья.
А Чепцов оправдывался тем, что он, дескать, ходил по начальникам («паханам») и излагал им свои сомнения в виновности подсудимых. Он ходит к министру ГБ Игнатьеву, к его заместителям Рюмину и Гришаеву, к Шкирятову, к Маленкову. Убедившись, что расстрел подсудимых не противоречит мнению начальников, он завершает процесс и вместе с другими судьями своим приговором дает команду убить людей, которых он считает невиновными! (В деле Ходорковского судья еще круче – тому вообще приговор начальники написали, он только огласил.)
И что «десталинизаторы»? Они уничтожили морально убийцу? Не дождетесь, они валят вину на Сталина, а судей считают невинными жертвами. И А. Ваксберг Чепцова откровенно оправдывает, считая чуть ли не героем:«Даже в тех немыслимых условиях была возможность сопротивления адской машине уничтожения». Но ведь это именно Чепцов и был адской машиной уничтожения! Ведь он дал команду расстрелять. Он, а не Сталин или Берия. Чему же Чепцов «сопротивлялся»?
А дальше А. Ваксберг пишет: «Насколько, наверное, тому же Чепцову было отрадней активнейшим образом участвовать потом в реабилитации жертв произвола и в суде над палачами». Вот уж действительно «отрадно». «Борьбу с культом личности» чепцовы начали с того, что по заданию Хрущева и Маленкова сфабриковали против Берии дело и убили его. Это Ваксберг называет судом над палачами. А потом чепцовы начали снова принимать в суд дела всё тех же людей, но теперь уже не для того, чтобы их расстрелять и этим выслужиться перед «паханами», а для того, чтобы ранее убитых ими реабилитировать на радость лысому «пахану». Что касается лично Чепцова, то он в реабилитации собственно им убитых жертв не участвовал - закон это не допускает. Зато «отрадно» было прокурорам – они участвовали! Подполков-ник юстиции военный прокурор Кожура в 1952 году своей подписью гарантировал, что следователи провели следствие без всякого нарушения законности и потребовал от трибунала, чтобы тот немедленно приговорил к расстрелу «космополитов безродных». А в 1955 году этот прокурор не застрелился – нет! Как можно! Он своей подписью подтвердил, что все «космополиты безродные» из Еврейского антифашистского комитета невиновны и потребовал от трибунала, чтобы их всех реабилитировали.
Такие «правоохранители» обязаны были стать в глазах общества презренными, их должны были презирать даже их собственные дети, а «десталинизаторы» сделали из них невинных овечек. Разве судья Данилкин, назначивший новый срок Ходорковкому, виновен, разве судьи кассационной инстанции, утвердившие приговор Ходорковскому, виновны? Разве их должны презирать их же дети? Как можно так подумать?? Им же начальство приказало! Правда, не Маленков, не Игнатьев, не Рюмин…
Поэтому Ходорковскому нужно в ножки поклониться всем этим мемориало-сванидзе-млечино-федотовым и сказать: «Спасибо, родные, что я, благодаря вам, вместо правосудия получил судейское беззаконие!». Мемориало-сванидзе-млечино-федотовы такую благодарность от Ходорковского безусловно заслужили.
Это хороший совет, хотя Ходорковский вряд ли им воспользуется.
ИСТОРИЯ
ПЕРВЫМИ ВСТУПИЛИ В БОЙ
22 июня перед глазами невольно возникают картины того далекого прошлого, когда разразилась жестокая бескомпромиссная война, названная вождём советского народа Великой Отечественной. Отступление частей и соединений Красной Армии под ударами превосходящих сил фашистского вермахта. Героическое сопротивление красноармейцев и командиров разбитых и отрезанных от своих тылов дивизий и армий, выход из окружения и продолжение борьбы на новых рубежах и даже нанесение контрударов, заставляющих врага не только приостановиться, но даже кое-где попятиться. Уже тогда, в 1941-м хотелось увидеть и услышать тех, кто прошел этот кромешный ад.
Я был призван в армию лишь в октябре того грозного года. Нашим первым наставником был угрюмый, неразговорчивый ефрейтор. Ему было поручено пестовать нас, молодых красноармейцев. Мы, только что окончившие среднюю школу, были сведены в роту «А» 133-го запасного стрелкового полка 46-й запасной стрелковой бригады, держались в резерве для направления в военные училища. Взводом, в котором находился я, командовал этот ефрейтор. Откуда-то нам стало известно, что он с первого дня войны участвовал в боевых действиях, отходил вместе со своей частью под натиском превосходящих сил противника, был тяжело ранен, при выписке из госпиталя был признан медицинской комиссией ограниченно годным к военной службе в военное время. В перерывах между занятиями мы, его подчиненные, пробовали его расспросить о боевых действиях, в которых он участвовал, Но наш командир чаще всего отмалчивался, ему, видимо, было трудно вспоминать пережитое. Раз или два он обмолвился о противнике: «Силен он, много танков, и пехота вооружена автоматами, так и косит длинными очередями. А самолеты строчат из пулеметов и по отдельным солдатам, и по беженцам». Тогда, в ноябре – декабре 1941 года, разузнать подробнее о событиях, происшедших в самом начале войны, из уст непосредственных участников не удалось.
В моей памяти не сохранились и какие-либо встречи, беседы, проходившие в то далекое военное время в передышках между боями на фронте, в госпиталях, тыловых частях, с участниками приграничных сражений. И только после войны я, когда служил в 71-й гвардейской стрелковой дивизии, подружился с гвардии старшим лейтенантом Сергеем Зотовым, заместителем командира батареи 45-миллиметровых пушек. Я же был тогда заместителем командира 1-й стрелковой роты. Сергей был года на два старше меня. В один из зимних дней 1946-го года я зашел к нему в канцелярию батареи. И наш разговор как-то незаметно подошел к событиям начала войны. И здесь Сергей сказал: «А я-то начинал войну здесь, в Каунасе, был рядовым красноармейцем, проходил срочную службу. Помню, нас рано утром подняли по тревоге и пешим порядком вывели на боевые позиции ближе к тогдашней границе. В это время немецкая авиация вовсю бомбила город. Недолго мы продержались на тех позициях, обошли нас фашисты. Пришлось отходить. Неприятно вспоминать все это, но Победу все же одержали мы!» Но более подробного рассказа я тогда не услышал.
Тема начала войны постоянно беспокоила меня. После того, как я уволился из армии и приехал на постоянное место жительства в Москву, я стал разыскивать своих однополчан, правда, не сразу - надо было решать квартирные дела, подыскивать работу, которая была бы интересна для меня. Разыскал своих однополчан по 331-й и 88-й сд, в которых я воевал, лишь в 1972 году. Со временем познакомился со многими однополчанами. Особое внимание обращал на себя Алексей Андреевич Романов. Его все уважали, считались с его мнением, но он старался оставаться в тени, не стремился занять какое-либо руководящее положение в ветеранской организации. Какие-то невидимые нити сблизили нас. Из его уст я услышал о его участии в Смоленском сражении 1941 года.
