Лев Безыменский - Операция «Миф»
— Конечно, каждый, кто видел ранее Гитлера, — продолжал Андрей Андреевич, — мог сказать, что это не он.
Все это заставило снова вернуться к находке Чуракова. Рано утром 5 мая Клименко вместе со своим заместителем капитаном Дерябиным и шофером Цибочкиным вернулся в сад. Воронку разрыли. Оба трупа были снова извлечены. Составили акт, датированный 5 мая, хотя «находка» была фактически сделана 4-го [57].
«АКТ
Мной, гв. старшим лейтенантом Панасовым Алексеем Александровичем и рядовыми Чуриковым Иваном Дмитриевичем, Олейником Евгением Степановичем и Сероухом Ильей Ефремовичем в г. Берлине в районе рейхсканцелярии Гитлера, вблизи места обнаружения трупов Геббельса и его жены, около личного [57.1] бомбоубежища Гитлера были обнаружены и изъяты два сожженных трупа, один женский, второй мужской.
Трупы сильно обгорели, и без каких-либо дополнительных данных опознать невозможно.
Трупы находились в воронке от бомбы, в 3-х метрах от входа в гитлеровское бомбоубежище и засыпаны слоем земли.
Трупы хранятся при отделе контрразведки «СМЕРШ» 79 стрелкового корпуса [57.2] ».
Кроме того, в воронке, когда ее разрыли глубже, были найдены трупы двух собак. Был составлен акт и об этом. Где он сейчас, Иван Чураков? К сожалению, мне не удалось разыскать его, и я не могу познакомить читателей с биографией человека, который сыграл решающую роль в эти дни. Несколько дней спустя, 13 мая, советскими патрулями был задержан один эсэсовец, который оказался солдатом личной охраны фюрера Гарри Менгерсхаузеном (в документах Клименко он неточно именуется Менгесхаузеном). Так как Менгерсхаузен был очевидцем последних дней бункера, ему предложили дать показания о том, как был сожжен и где закопан Гитлер. Преодолев страх, он сделал это и, придя в сад, подвел советских офицеров… к той самой воронке, которую разрыл Иван Чураков. Сохранился акт, составленный после этого [58].
«АКТ
…Мы, нижеподписавшиеся: начальник отдела контрразведки «СМЕРШ» 79 стрелкового корпуса подполковник Клименко, старший следователь отдела контрразведки «СМЕРШ» 79 стрелкового корпуса и он же переводчик старший лейтенант Катышев, начальник топографической службы 79 стрелкового корпуса гвардии майор Габелок, фотокорреспондент 79 стрелкового корпуса младший лейтенант Калашников, рядовые отдельного стрелкового взвода при отделе контрразведки «СМЕРШ» 79 стрелкового корпуса Олейник, Чураков, Наваш, Мялкин, с участием опознавателя Менгесхаузена Харри, сего числа осмотрели место погребения трупов рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера и его жены.
Опознаватель Менгесхаузен Харри заявил, что он с 10 по 30 апреля 1945 года, проходя службу в группе войск «СС» Мундтке [58.2] , участвовал в защите территории имперской канцелярии и непосредственной охране Адольфа Гитлера.
В полдень 30 апреля 1945 года Менгесхаузен нес патрульную службу непосредственно в здании новой имперской канцелярии, проходя непосредственно по коридору мимо рабочей комнаты Гитлера до Голубой столовой.
Патрулируя по указанному коридору, Менгесхаузен остановился у крайнего окна Голубой столовой, что первое от выходной двери в сад, и начал наблюдать за движением в саду имперской канцелярии.
В этот момент из запасного выхода «бункера фюрера» штурмбанфюреры Гюнше и Линге вынесли тела Адольфа Гитлера и его жены Ифы Браун, бывший личный секретарь [58.3] . Это заинтересовало Менгесхаузена, и он начал внимательно наблюдать за происходящим.
Личный адъютант Гитлера Гюнше облил тела бензином и поджег. В течение получаса тела Гитлера и его жены были сожжены и занесены в воронку от снаряда, которая была примерно в одном метре от вышепоименованного запасного выхода, и закопаны.
Всю процедуру выноса, сожжения и погребения трупов Адольфа Гитлера и его жены Менгесхаузен наблюдал сам лично на расстоянии 600 метров [58.4].
Далее Менгесхаузен заявил, что в указанной воронке 29 апреля 1945 года была зарыта личная собака Гитлера. Ее приметы: высокая овчарка с длинными ушами, спина черная, бока светлые. Со слов Пауля Фени, который специально ухаживал за собакой Гитлера, Менгесхаузен знает, что она была отравлена ядом.
Осмотром мест, указанных опознавателем Менгесхаузеном, была установлена правдивость его показаний: во время патрулирования 30 апреля 1945 года Менгесхаузен мог из окна Голубой столовой прекрасно наблюдать за происходящим у запасного выхода из «бункера фюрера». Тем более правдивы показания опознавателя Менгесхаузена, так как из названной им воронки «…» [58.5] мая 1945 года нами были извлечены обгоревшие трупы мужчины и женщины и две отравленные собаки, которые другими опознавателями опознаны, как принадлежавшие Гитлеру и его личному секретарю Ифе Браун.
Глазомерная съемка места обнаружения трупов Гитлера и его жены и фотоснимки мест, названных опознавателем Менгесхаузеном, к акту прилагаются.
О чем и составлен настоящий акт…»
Почему же в акте было пропущено указание на день «извлечения»? Это было косвенное отражение почти анекдотической ситуации, в которой оказался Клименко. Когда 5 мая он захотел вывезти найденные 4-го трупы из сада имперской канцелярии, то это оказалось не так просто. Сад охранялся отделом контрразведки 5-й ударной армии. Вечером 4-го Клименко посоветовался со своим заместителем Дерябиным. «Червячок сомнения», по словам Клименко, его одолевал: «Давай выкопаем эти два трупа». Но как? Пришлось на рассвете тела… выкрасть. Тайком пробрались в сад, выкопали трупы Гитлера, Браун и двух собак, завернули в одеяла, положили в деревянные снарядные ящики, затем отвезли уже не в Плётцензее, а в отдел контрразведки штаба 3-й ударной армии, находившегося в северном пригороде Берлина Бух.
Письмо доктора Фауста
Здесь в истории поисков наступила некоторая пауза. Командование в Берлине — заместитель Жукова генерал-полковник Иван Серов, начальник фронтового управления «СМЕРШ» Вадис могли быть довольны — они уже заполучили Геббельса, в Москве об этом знали. Потом последовала краткая история псевдоГитлера.
Но в 3-й ударной армии не успокоились. Во-первых, предстояло провести судебно-медицинское обследование найденных трупов. Кто должен был этим заняться? По штатному расписанию во фронтовом управлении имелось военно-санитарное управление, в его составе — главный судебно-медицинский эксперт и его служба. Служба не подчинялась «СМЕРШ». Но здесь действовали «высшие силы». Так как в Москву уже было доложено, что труп Геббельса найден, и это донесение пошло туда напрямик (минуя «СМЕРШ») от политических и разведывательных органов, офицеры которых присутствовали при освидетельствовании трупов во дворе тюрьмы Плётцензее, также напрямик из Москвы было дано указание члену Военного совета фронта генерал-лейтенанту Телегину (с ним, кстати, у «смершевцев» были плохие отношения) организовать медицинскую экспертизу. Телегин, как он вспоминал в беседе со мной в 1967 году, вызвал к себе начальника медслужбы и дал соответствующие указания, тот передал эту команду главному эксперту — подполковнику медслужбы Фаусту (да, именно такое имя!) Шкаравскому.
Пусть о дальнейшем расскажет сам Шкаравский, как он сделал это в письме на мое имя. Я раньше не публиковал это письмо — может быть, потому, что вскоре после его получения поехал к Шкаравскому в Киев, и разговор с ним был для меня важнее, чем письмо. Но сейчас надо документировать все, учитывая резкую критику в адрес доктора Шкаравского, которому судьба дала столь редкое имя — Фауст. Документ весь пронизан сознанием того, что ему выпало надолго произвести уникальное обследование, и он с честью справился с этим делом. Его никто не вынуждал, никто не подталкивал (отношения со «СМЕРШ» у него были напряженными), и он испытывал чисто профессиональное удовлетворение тем, что по мере сил исполнил долг врача и гражданина.
Вот его письмо, отправленное мне из Киева 10 октября 1965 года [59].
«Глубокоуважаемый тов. БЕЗЫМЕНСКИЙ!
Прежде всего, прошу извинить за весьма запоздалый ответ, более месяца я не был в Киеве.
Те данные, которые я Вам сообщаю, являются, с моей точки зрения, историческими. Ведь речь идет о позорной кончине главного вождя мирового фашизма, на совести которого лежат многие миллионы человеческих жизней. Я знаю из своей практики, что вопросом о смерти Гитлера интересуются весьма часто. Этот вопрос мне лично задавали сотни раз, иногда слегка спорили со мной, но обычно мой ответ всегда их удовлетворял. А посему, чтобы и Вы с полным доверием отнеслись к моим данным, я скажу несколько слов о себе.
Я, Фауст Иосифович Шкаравский, старый киевлянин, врач с 40-летним врачебным стажем, кандидат медицинских наук. Моя специальность — судебная медицина. Меня хорошо знает вся судебно-медицинская верхушка нашего Союза, как профессор суд. медицины Прозоровский, Черваков, Бронникова, Авдеев (мой прямой военный шеф) и все старые судебно-медицинские работники.
