Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 9 (19 декабря 2012)
«Совки» больше всего восхваляли труд. Их низвергатели, придя к власти, стали больше всего поносить труд. Так ведь? Это называется инверсией (рассматривая одну из инверсий, Анна Кудинова вспоминает ворожбу ведьм в «Макбете»: «Зло есть добро, добро есть зло»). И что же? Мы отменяем эту инверсию? А ведь она носит основополагающий характер, это краеугольный камень того здания, которое было построено на руинах советского общества. Мы отменяем этот принцип? Мы выдергиваем этот краеугольный камень? Мы начинаем строить новое общество?
Мы преобразуем реальность или мы хотим ее магически заклясть?
Мол, возникнет новый орден — и возродится трудовой героизм. Что собой представляет такая наивность? Знаменует ли она собой лишь качества отдельных людей, благой характер намерений которых я не ставлю под сомнение? Или же она значит нечто большее?
Для начала обсудим конкретное предложение Толбоева, поддержанное Путиным.
Кого именно будут награждать званием «Герой Труда» — шахтера или олигарха? И почему шахтера надо в нынешнем обществе награждать каким-то званием, когда есть вознаграждение денежное? Я говорил на эту тему с шахтерами Кузбасса несколько лет назад. И все они очень сетовали по поводу отсутствия трудовых наград. Мол, в СССР-то все было по-другому. И как же это было хорошо!.. Я решился спросить шахтеров Кузбасса, почему они участвовали в развале СССР, если в СССР все было хорошо. И они мне ответили, что тогда ошибались, а теперь поняли свою ошибку. И очень хотят, чтобы шахты стали государственными. А за трудовые заслуги награждали сообразно масштабу этих заслуг.
Никак не могу сказать, что этот ответ шахтеров привел меня в неописуемый восторг.
Ведь если даже вы просто развелись с женой, а через какое-то время одумались, то не так просто восстановить семью. Для полноценного восстановления семьи нужно:
1) осознание всей глубины совершенной тобою ошибки;
2) признание того, что эту ошибку совершил именно ты (это называется «моя вина», «mea culpa»);
3) потрясение, вызванное осознанием масштаба ошибки и своей вины за ее совершение (греки это называли «катарсис»);
4) обретение нового качества по ту сторону этого потрясения (катарсиса);
5) колоссальные конкретные усилия по исправлению ошибки, совершаемые тобою как изменившимся человеком, имеющие малые шансы на успех и героические по степени накаленной мобилизованности.
Вот что нужно даже для полноценного восстановления семьи после достаточно разрушительного развода, сопровождавшегося взаимными обвинениями и так далее.
А ведь развал СССР и разгром советского образа жизни — это не элементарный развод супругов, не правда ли? В ответе шахтеров меня поразило полное отсутствие того, что я перечислил выше. И прежде всего — катарсиса. Понятно, когда такого катарсиса нет у чужаков… «Смеясь, он дерзко презирал / Земли чужой язык и нравы; / Не мог щадить он нашей славы; / Не мог понять в сей миг кровавый, / На что он руку поднимал!..»
Но шахтеры не чужаки. Они не презирали «земли чужой язык и нравы», ибо СССР был их родиной, а советский образ жизни был той средой, в которой они жили. После того как я защищал Стаханова на передаче «Суд времени», меня наградили шахтерским орденом. И я испытал и чувство гордости, и признательность к тем, кто меня наградил. Но настоящее чувство я испытал бы, если бы шахтеры забастовали в момент развала СССР или в момент, когда Ельцин выпустил преступный указ № 1400.
Ничто никогда не вернется, если не произойдет подлинного катарсиса. То есть осознания своей вины за произошедшую катастрофу.
Кстати, о катастрофе.
Самым ярким местом путинского послания была для меня живая оговорка — Путин сначала назвал произошедшее с СССР катастрофой (и впервые придал этой катастрофе не только геополитический статус), а потом резко поправился и заменил слово «катастрофа» словом «кризис».
А ведь действия в условиях катастрофы — это вовсе не действия в условиях кризиса.
Налицо полномасштабная катастрофа трудовой мотивации. В чем природа этой катастрофы? В народе говорят: «Кому война, а кому мать родна». Вот так же и с катастрофой, которую мы переживаем. Для кого-то это катастрофа, а для кого-то — пир во время чумы. Когда вы платите зарплату в 700 долларов профессору, то есть человеку, способному к предельно высокопрофессиональному трудовому усилию, то это катастрофа для профессора. Потому что у него в буквальном смысле этого слова крадут социальное бытие. Ему говорят, что его труд не нужен. Ему предлагают — если он не лох и не лузер — срочно валить за рубеж. И там получать в десять, а то и пятнадцать раз больше. А если он говорит, что он не уедет, потому что хочет служить Родине, то ему отвечают: «Ты не только лох и лузер. Ты хуже. Ты чокнутый! Чем быстрее вымрут такие, как ты, тем лучше».
Но ведь те, кто платит 700 долларов профессору, могли бы заплатить ему иначе. Почему же они этого не делают? Потому что они грабят людей труда. Прежде всего, людей высокоинтеллектуального труда, но и не только. И украв чужую социальную онтологию — создают свою. На эти украденные деньги создают. Так ведь? И это все видят.
Чем сразу же становится возрождение звания «Герой Труда» (то есть возрождение знака!) в условиях, когда этот знак взаимодействует с описанной мною выше реальностью?
Либо возрождение знака знаменует собой построение новой реальности, либо это возрождение должно сочетаться с той реальностью, в которой над трудом издеваются. Тогда звание «Герой Труда» становится унизительной подачкой: «Мы не можем восстановить статус труда, ибо тогда прекратится грабеж, любезный нашему сердцу! Но вы же, в отличие от нас, люди архаичные, люди знака. Получите знак и прекратите настаивать на его связи с реальностью!»
Может быть еще один случай — когда звание «Герой Труда» получит главный бездельник. Или крупный криминальный авторитет.
Итак, или издевка — или… Или катарсис, после которого только и может начаться переустройство общества. В своем послании Путин сказал о многом. О том, что не хватает духовных скреп. О том, что налицо острый дефицит сострадания и солидарности. О том, что нам нужно единство нашей истории. О том, что «креативный» столичный хомяк не имеет ничего общего с созиданием, с подлинной креативностью. О том, что солью земли и подлинно креативным классом является интеллигенция вообще и провинциальная в особенности (врачи, учителя, инженеры, ученые и так далее). Я не хочу девальвировать ценность этих слов. Но Путин не публицист и не аналитик. Он глава государства. Его послание — не талантливая статья умного и тонко мыслящего патриота. Его послание — это политический текст.
Осью политического текста является ответ на вопрос «почему».
Почему не хватает духовных скреп?
Почему в обществе нет ни сострадания, ни солидарности?
Почему отсутствует единство нашей истории? И как это единство сочетаемо с деятельностью Сванидзе, Млечина, Пивоварова?
Почему жирует «креативный хомяк», а соль земли влачит жалкое существование?
В 2012 году Путин, избранный на третий срок, не может давать ответ на эти вопросы, выводя за скобку проблемы личной ответственности за то, что происходит в стране. В противном случае все произносимое — это либо пиар (посылаем разные сигналы в разные слои общества), либо патриотическая публицистика.
Политический текст неразрывно связан с контекстами самого разного рода, включая визуальный. Путин зачитывает послание, а телевидение показывает лица слушающих. Все это видели. Это нечто. Одни слушают текст, не скрывая своей враждебности (между прочим, почему они ее теперь уже и не скрывают?). Другие реагируют в худших традициях советской сервильной номенклатуры (диафрагма поджимается, ляжки напрягаются, на лице гримаса ужаса и восторга, губы рвутся возопить «Одобрямс!», заплывшие извилины шевелятся от скверных мыслей «меня заложат или я заложу»). Все это видели. Политический текст — это не пиаровские сигналы разным группам. Это мобилизация определенного контингента на борьбу за что-то и с кем-то. На борьбу за преобразование реальности. Кого мобилизуют и мобилизуют ли — или компенсируют отсутствие реальной мобилизации обилием знаков этой мобилизации? Знаков, оторванных от реальности по принципу «Нам реальность — вам знаки».
Политический текст — это организованное в систему сообщение, состоящее из ряда сигналов. Для того чтобы сигналы не рассыпались, чтобы сообщение имело системный характер, требуется политическая ось, вокруг которой будут вращаться все посылаемые сигналы.
В каком обществе мы живем? Конечно же, не в том, где возвели на пьедестал и труд, и человека труда. Мы живем в буржуазном обществе. Свой политический текст лидер буржуазного государства по фамилии Путин не может не адресовать классу буржуазии. И дело не в том, что он посылает ему те или иные сигналы. Мол, налоговая шкала будет плоской, госкапитализма не будет, приватизация продолжится и т. д.
